— Что там может быть, товарищ капитан? Ведь война закончилась… — спросил Копелян.
— Ну, во-первых, кое-кому может казаться, что не закончилась. Что все можно будет начать по новой… Но мне сдается, все проще. Недобитые фашисты спасают свою шкуру. Кто как может. Но ведь согласитесь — если скрываться, то богатым быть лучше, чем бедным. И там, в этом Черном лесу, может быть все, что угодно. Награбленные ценности, к примеру. Или какие-то очень ценные документы. Но что гадать на кофейной гуще!
Они вернулись на болото и осмотрели убитых. Про одного можно было лишь понять, что это — немолодой человек. Вернее — был немолодым человеком. Осколки гранаты его практически изрешетили. Скорее всего, это и был тот самый заместитель начальника станции. А вот второй. Это был рослый парень лет двадцати пяти.
Еляков его обыскал. В одном кармане обнаружился «Вальтер», в другом — запасная обойма и какие-то документы. Их капитан положил в карман.
— Потом разберемся. Все равно наверняка — липа. А вот что я хочу поглядеть.
Капитан расстегнул на трупе рубашку и обнажил плечо. Мельников примерно представлял, что он ищет — и увидел именно это. Подмышкой виднелась татуировка — две синие молнии и шестизначный номер.
— Что это? — спросил Копелян.
— Никогда не видел? СС. У них у всех наколки — ихние поганые руны и личный номер. Так сказать, партбилет на теле. Эти эсэсовцы любили всякую чертовщину и людоедскую романтику. Вот и клеймили себя. И видишь, как клеймили? Даже если руку, допустим, оторвет — татуировка все равно останется.
— Прямо как уголовники. А впрочем, воры и бандиты перед ними — просто ангелы, — покачал головой армянин. — Только, товарищ капитан… Видал я дохлых эсэсовцев. И пленных видал. У них такого не было.
— Ты видел солдат Войск СС. Это другое. Те — как бы их сторожевые псы. А это элита. Орден. Вроде Тевтонского. Ты ж в историки готовился, про псов рыцарей должен знать.
— Еще бы мне не знать. Я главную штаб-квартиру этих рыцарей[29] брал!
— Тем более. Пойдем к дрезине. Если, конечно, наш немецкий камрад не удрал.
— А с этими что?
— Не барское это дело — с мертвыми фрицами возиться. Кто-нибудь уберет.
Феликс не уехал — он сидел, тревожно вглядываясь в сторону, откуда слышались выстрелы.
— На сегодня повоевали. Поехали в Ортельсбург.
На въезде в город их встретило около двух взводов солдат. Тут же находился и шофер с машиной, а также старший лейтенант, чем-то сильно напоминающий Елякова.
— Мне о вас уже сообщили, товарищ капитан. Что там случилось?
— Повоевали немного. Да, пошлите команду, трупы надо прибрать. А что у вас тут за бардак? Появляются какие-то люди, угоняют дрезину…
— Они появились в депо, предъявили документы. Эта дрезина — она была у немцев. Они наши порядки понимают плохо. Не разобрались…
— Вот, Сергей, видишь, почему они именно мототриссу схватили? Машину так просто им угнать бы не удалось. Что же, отправимся в депо, разговаривать.
Ортельсбург был куда более крупным городом, чем те, откуда они только что приехали. Его можно было бы сравнить с нашим райцентром. На главных улицах имелись дома в четыре-пять этажей. Это была уже не глухая провинция. Впрочем, и до культурных центров отсюда было не близко. Война тут побывала серьезнее. Но тоже не особенно. Как-то так получалось, что группа Елякова все находилась на бывшем стыке двух фронтов. Справа наступал третий Белорусский, слева — второй. А здесь воевали не очень. Тем не менее многие дома носили следы снарядов, а от некоторых зданий остались одни руины. Их разбирали немецкие пленные под охраной наших солдат. Конвоиры откровенно скучали. Куда немцам бежать? Никто их укрывать не станет. На улице попадались воронки, в каком-то скверике стояла подбитая немецкая зенитная самоходка.
Как водится, более всего пострадал вокзал. Транспортные узлы всегда упорнее всего обороняют. На запасных путях виделись какие-то сгоревшие цистерны и груды обломков, по которым вообще трудно было определить, что же это было. Судя по всему, во время боев на вокзал нанесли визит вежливости наши бомбардировщики — потому как запасные пути были изрядно перепаханы бомбами.
Возле депо стоял пехотный старший лейтенант, а рядом с ним испуганный солдатик.
— Вот он стоял на посту возле вокзала.
— Товарищ капитан, мне никто не приказывал охранять эту немецкую технику, — испуганно оправдывался он.
— Вас никто и не обвиняет. Вы видели офицера, который уехал на этой дрезине?
— Так точно. Он был с каким-то немцем. А офицер — высокий худой майор. Он подошел ко мне, показал документы, спросил, как найти начальника вокзала.
— Как он выглядел?
— Погоны пехотные. Довольно молодой. Лицо у него такое… Узкое, неприятное. И главное… Неподвижное. Говорит, а на лице никакого выражения. Прямо как маска. Губы тонкие. Если бы я увидел — сразу бы узнал…
— А как он говорил? Я имею в виду, по-русски правильно говорил?
— Так точно. Нормально говорил. Только вот… По-интеллигентски. Как диктор на радио. И еще… Заикался немного. У нас так один после контузии разговаривал.
Начальник вокзала, немец, выглядел совсем испуганным.
— Эти двое предъявили документы. Спутник майора показал удостоверение члена комитета «Свободная Германия». Они сказали, что им нужно осмотреть какой-то объект, оставшийся с войны. С ними отправился ваш солдат…
— Интересно, где теперь этот солдат? — спросил Мельников.
— Где, где? Лежит где-нибудь в кустах с пулей в голове. Я смотрю, эти ребята не шутки шутят, — зло бросил Еляков. И обратился к начальнику станции: — А у вас не сложилось впечатления, что офицер — не русский, а ваш соотечественник?
Немец несколько обалдело уставился на капитана.
— Герр гауптман, я бы никогда не подумал. Но теперь, когда вы сказали… Вы знаете, у меня мелькнула мысль: он очень похож на немецкого офицера. Что-то в нем было даже юнкерское. Но, герр гауптман, я ведь не слишком хорошо знаю, какие у вас бывают офицеры. И не мое это дело…
— Все ясно, пойдемте, ребята. Опять двадцать пять. Как только они видят форму и погоны, они все становятся по стойке «смирно» и больше ни о чем не думают.
— А юнкер — это как у нас до революции? Это которые за белых воевали? — спросил Мельников.
— Юнкер — это прусский помещик, — пояснил Копелян. — Ихний дворянин.
— Вот уж странно. Кого в СС почти не было, по крайней мере, среди младших и средних офицеров, — так это дворян. Там, наоборот, больше разная шпана, набранная из-под всех германских заборов, — покачал головой Еляков.
— А заикание — это ведь серьезная примета… — предположил Зверобой.
— Ага. Это скорее всего маскировка, чтобы скрыть дефекты произношения, если они есть. Нет, на разведку это не тянет. Там все-таки у немцев были более подготовленные люди. А это отдает какой-то самодеятельностью. Но самодеятельностью талантливой. Но давайте лучше посмотрим документы нашего «свободного германца».
Еляков внимательно осмотрел документ с разных сторон.
— Так. Если липа, то очень грамотная липа. Но ведь что интересно — пропуск выписан в Алленштайне всего несколько дней назад. Так что, я думаю, документик-то подлинный. Хотя бы потому, что надо четко знать, как и что писать. А тут все грамотно.
— То есть получается, он и в самом деле член этого комитета? — спросил Мельников.
— Вряд ли. «Свободная Германия» — это организация антифашистки настроенных немецких военнопленных. А уж у нас, разумеется, их проверяли на всю катушку. Все гораздо проще. В канцелярии в Алленштайне сидит кто-то, кто имеет доступ к бланкам документов. И этот кто-то щедро снабжает ими наших друзей. Вряд ли, конечно, это русский. Но там ведь наверняка работают и немцы. Или те же поляки. Так что нам теперь стоит наведаться в этот славный город и разобраться — откуда идет утечка.
— Товарищ капитан, но ведь тогда все их игры — это уже не самодеятельность. Это получается — подпольная организация.
— А ты что думал? СС была очень серьезной структурой. Если бы было по-другому, разве они сумели бы устроить то, что устроили? И нам придется долго еще ее выкорчевывать. И к тому же скажу вам одну тайну, которая, правда, уже тайной не является. В конце войны Геббельс вовсю призывал немецкий народ к партизанской войне. Он надеялся, что в Германии повторится то, что было в СССР.
— Про это я слыхал, мне в Зенебурге об этом рассказывали. Но немцы на это не способны, — покачал головой Мельников.
— Он прав, товарищ капитан. Вон во времена Наполеона. В России были партизаны. В Испании их было еще больше, чем у нас. А в Германии — можно сказать, и не было. Никто против Наполеона не воевал, — подтвердил Копелян.
— А кто спорит? О немецких партизанах я и в самом деле тут не слыхал. Только о всяких бродягах, вроде тех, которых вы успокоили. Но ведь базовые структуры немцы подготовить могли? Создать подпольную сеть — могли? Вполне! А теперь кто-то эти структуры использует… И тут опять мы вспоминаем нашего специалиста по партизанской войне… Что получается? Некто якшается с литовскими националистами. Причем он не просто якшается, но фактически ими командует. Этот некто знает русский. Имеет доступ к фашистскому подполью. При этом он либо очень рисковый парень, либо ему очень что-то нужно. Он ведь играет ва-банк. Ведь стоит хоть кому из наших что-то заподозрить — и все. Это у вас в глубинке все живут как на курорте. А в Аленнштайне «Смерш» работает… А они уж если вцепятся, то просто так не выпустят. Нет, в самом деле, какой интересный человек. Так и хочется познакомиться…
Глава 5.ДЬЯВОЛ ВСЕГДА ОБМАНЕТ
6 июля, Алленштайн
Чем ближе к Кенигсбергу — тем больше руин. А может, чем больше города, тем более были видны следы железного веника войны, который обратным ходом прошелся и по этой земле. В Алленштайне явно шли бои — и бои серьезные. Тут уж разрушенных домов, воронок и прочих следов жестоких сражений было хоть завались. Немцы в этом городе пытались всерьез удержаться — и наши их вышибали не по-детски. На одном углу ребята увидели даже редкое зрелище — сгоревшую советскую самоходку СУ-100. Редкое — потому что свою подбитую технику наши старались сразу же вытащить. Но тут вытаскивать уже было нечего — груда покореженного металла. Чуть дальше виднелся и виновник гибели бронированной машины — вдавленные в землю ошметки немецкой зенитки «Флак», проклятья наших танков. Видно, фашистские артиллеристы подкараулили, когда самоходка высунется из-за дома — и вдарили… Но следующая машина все-таки смешала пушку с землей.