ерстней с изображением черной головы, пронзенной стрелой… Два перстня Паоло изготовил лично: золотой – для самого победителя, и серебряный – для кого-то из его близких. Остальные произвели из меди подмастерья итальянца, но они все равно были гораздо изящнее изделий Коха.
Золота Курт, в отличие от большинства людей, не любил, может оттого, что не привык к нему, и предпочитал такие металлы, как булат и дамасская сталь. А серебряный надел на палец, покрутил, рассматривая, и остался доволен. На серебристом фоне контрастно выделялась искусно выполненная из чернёного серебра оскаленная голова зверя, пронзённая светлой, серебряной же стрелой, даже оперение можно разобрать. Детали проработаны настолько точно, что сразу понятно: это не собака и не шакал, а опасный разъяренный волчара, зубастая пасть которого не сулит ничего хорошего! Золотой перстень тоже выглядел произведением искусства, и он решил подарить его Кларе.
Спрятав в кошелек золотой перстень и ссыпав в карман медные, Курт направился к Кларе. После смерти Вагнера жизнь продолжалась без изменений. Так же проезжали по узким улочкам заезжие всадники, шли по мостовой пешие странники, спешили по своим делам местные жители, несколько человек на повышенных тонах разбирались возле «Единорога», завидев его, они успокоились и вошли в таверну.
Впрочем, кое-что изменилось. Возле дома Иосифа Вагнера стояла крытая повозка, запряженная гнедым тяжеловозом норикером, дородный торговец строго наблюдал, как в нее грузили упакованные для перевозки мебель, картины, статуи и зеркала. Из окна на улицу смотрела Клара, увидев напарника, она помахала ему рукой. Погрузка закончилась, повозка уехала, звонкий цокот копыт норикера по мостовой постепенно растворился в общем шуме. Курт проводил ее долгим взглядом и зашел в дом.
Клара встретила его улыбкой. На ней был богатый стеганый халат с меховой опушкой, на шее золотая цепочка с крестиком, волосы аккуратно уложены. Курт осмотрелся. Предметов обстановки поубавилось. От письменного стола и платяного шкафа из красного дерева остались только светлые прямоугольники на полу, на стенах темнели квадраты от увезенных картин, исчезло большое зеркало, мраморные статуи Аполлона и Венеры. Хозяйка перехватила его взгляд.
– Много лишнего, мне столько не надо, – пояснила она. – А то он столько натаскал, что повернуться негде! Там еще второй и третий этаж битком набиты!
– «Он» – это безвременно почивший любимый муж? – с издевкой спросил Курт. – Наверное, «он» не оставил тебе средств к существованию, и ты вынуждена распродавать имущество, чтобы хватило на еду? Хотя выглядишь ты богато!
Но женщина не смутилась.
– Я приехала в Маутендорф только с узелком и корзиной – это было все мое имущество… Ах да – еще кинжал… А ведь мне скоро тридцать! Пора поменять кинжал на что-то более подходящее для зрелой женщины!
– Ты меня разжалобила, – Курт достал из кошелька кольцо. – Дай руку!
– Хочешь обручиться со мной? – засмеялась она.
– Почти.
Перстень ловко сел на средний палец.
– Теперь тебя будут узнавать связники, а ты их. Да и вообще все братья смогут сразу определять друг друга!
– Это мне неинтересно! – разочарованно сказала Клара, оценивающе рассматривая подарок. – Хотя штучка красивая, я, пожалуй, ее оставлю, но только на память. Я уже наигралась в эти игры… Когда Нойманн думает заканчивать очередную партию?
– Медведь сегодня вернулся, привез сообщение, – Курт сунул руку за пазуху, вынул сложенный в несколько раз лист тонкой бумаги с размашистой подписью и черной печатью, протянул напарнице. – Прочти.
«Ввиду возможного вступления империи в войну разоблачение и суд над изменниками откладываются. Продолжайте наблюдение и информирование императора. Нойманн.»
Выругавшись, женщина скомкала письмо и бросила в камин. Жадное пламя быстро сожрало секретный документ.
– И что ты думаешь делать? – раздраженно спросила она.
Курт пожал плечами.
– Буду исполнять приказ. Что еще тут можно делать?
– Но я уже сыта по горло этими приказами! – закричала Клара. – Сколько можно ждать?! Я хочу начать новую жизнь! Уже не с узелком, а со всем этим!
Она обвела рукой вокруг.
– Я честно получила свое богатство! И теперь хочу им воспользоваться! Мы с тобой много лет работали бок о бок, хорошо знаем друг друга и не раз выбирались из опасных переделок, потому что действовали вместе! Так почему бы нам не пожениться и не начать новую жизнь вдвоем?!
Курт молчал, исподлобья разглядывая свою напарницу.
– Что смотришь? Если бы я тебе не нравилась, ты бы не лазил столько лет ко мне в постель! Значит, я тебе подхожу как женщина!
– Как женщина подходишь, – кивнул он.
– Так в чем дело?!
– В том, что я не хочу получить удар кинжалом в сердце и оказаться в заболоченном рву! – скривил губы Курт. – И быть отравленным ядовитыми грибами тоже не хочу!
– Что еще за новость?! Какие грибы?!
– Змеиный поддубник…
Она осеклась, отвернулась и подошла к окну, за которым шла обычная, открытая для всех жизнь замка Маутендорф.
– Вот так, Рысь! – Курт поворошил кочергой в камине, превращая в черную пыль обугленный листик секретного письма. – Всем этим уловкам ты научилась в Тайной страже и богатство получила благодаря службе, которую сейчас возненавидела и хочешь бросить! Поэтому как человек, как жена ты мне и не подходишь! А как баба – да! Не запирайся на ночь, я загляну попозже… Надеюсь, сегодня этого стражника у тебя не будет? Хотя, думаю, ты и с нами двумя справишься… А, Клара?
Издёвка не пробила шелковый халат и не вонзилась в узкую спину – отскочила, как стрела на излете от кольчуги.
– Тебе какое дело? – лениво ответила она. – Получай, что получаешь – и радуйся!
– Да никакого… Не пойму только: как можно спать с тем, против кого мы ведем дознание?! Зная, что его скоро казнят как соучастника измены?
– У меня с тобой любовь, а с ним работа! – не отворачиваясь от окна, сказала Клара. – Он не копается в моей биографии, я получаю от него информацию, – вот и все! Чувства тут ни при чем!
– Ладно, до вечера!
На пути в деревню Курта неожиданно облаяла из зарослей терновника собака. Не успев ничего сообразить, он выхватил меч и снес половину куста, после чего увидел бездомную ощенившуюся суку и выводок щенят. Если бы не они, мать бы затаилась и пропустила случайного прохожего, который ничем ей не угрожал. А так пришлось обозначить свою территорию: «Не подходи, тут я хозяйка!» Другой на его месте разрубил бы ее пополам, но Курт только сплюнул и прошёл мимо.
В таверне было пусто, Медведь одиноко сидел у окна, ел ливерную колбасу с хлебом и пил пиво, поджидая своего наставника. Курт сел напротив.
– Ну, давай подробно, как съездил?
– Нормально, – он взъерошил и без того торчащие во все стороны волосы. – Этот, главный, кому письмо вез, накормил, заплатил хорошо. Доволен был. Только непонятно у них там все: то ли будет война, то ли не будет! Но мое дело маленькое: выполнил поручение и поехал обратно…
– Ладно. Я у тебя хочу наших людей собрать – ты не против?
Медведь только пожал плечами.
– Собирай, не жалко!
– Только ты вначале поймай черного волка покрупней, посади в сарае на цепь и не корми…
Герберт Краузе хмыкнул.
– Легко сказать «поймай»! Это же не блоха… Черных вообще мало – злые, осторожные… Тебе же он, небось, целым нужен? Капканом калечить нельзя?
– Целым! – кивнул Курт. – На то ты и лесник…
Медведь повторил свой универсальный жест. Он вообще не любил пустых разговоров. А пожатие плечами можно истолковать по-разному. Курт истолковал как согласие. Удовлетворенно кивнув, он встал, сунул в карман кусок хлеба и остаток колбасы.
– Не возражаешь?
– Бери, раз оголодал, – хмыкнул лесник.
– Кузнец у себя?
– Стучит на всю деревню, не ошибешься…
И действительно, ещё издали Курт услышал звонкие удары молота. Под летним навесом кузнец в длинном фартуке из грубой кожи держал длинными щипцами на наковальне раскалённый добела кусок железа, а его помощник, совсем юный молотобоец, наносил по заготовке размеренные удары, превращая её в плоскую полосу. От красной пасти горна исходил жар, и заходить под навес Курт не стал – остановился в сторонке, не отвлекая работающих. Через некоторое время кузнец снял заготовку с наковальни и сунул в наполненную водой бочку. Металл зашипел и моментально почернел.
– Эй! – окликнул Курт.
Кузнец обернулся, отдал щипцы с заготовкой помощнику и подошёл к гостю.
– Случилось что-то? – спросил он, почесывая окладистую бороду. Могучим телосложением и манерами он напоминал Медведя. И прозвище его совпадало с профессией, как и у многих тайных агентов.
– Пока ничего. Собраться надо – через неделю у Герберта. Позови Мельника, Длинного, Косого…
– Всех наших? Толстяка, Клюва, Стрелка звать?
– Клюва не надо. Я хочу боевых парней собрать – тех, кто на поле брани сражался. Да и насчет Толстяка не уверен.
– Он говорил, что бился с османами…
– Ладно, проверим…
Попрощавшись с Кузнецом, Курт отправился обратно. Проходя мимо срубленного куста, под которым пряталась собака, он остановился, нагнулся. Рыжая псина лежала на земле, вытянув лапы вперёд, и настороженно смотрела на человека. Щенки, отталкивая друг друга, возились у нее под боком. В глазах животного читался страх и заискивание.
Курт положил перед ней хлеб и колбасу, успокаивающе потрепал по загривку.
– Жри, а то передохнет весь твой помет!
Глава 5. Обряд с черным волком
К дому княжеского лесничего Герберта Краузе, по прозвищу Медведь, Курт добирался в одиночку. Вначале верхом, а забравшись в самую чащу, спешился, ведя коня на поводу и, по привычке, стараясь не шуметь. Он знал, что в это же время ещё десяток мужчин пробираются разными тропами к тому же месту. Правда, они тоже соблюдали осторожность: ни конское ржанье, ни человеческие голоса, ни звяканье снаряжения, ни топот копыт не нарушали лесную тишину. Не взлетали всполошенные птицы, не убегали вспугнутые человеком звери.