Снова зарядил поганый дождь.
– Стой! – крикнул Рут. Или мне так казалось.
Весь мир уменьшился до спины Варда во взмокшем сером плаще. Она мелькала впереди, пытаясь укрыться от взгляда за углами домов, за телами прохожих. Грязь жадно чавкала под сапогами, но я не боялся растянуться и упасть. Я бежал, не опуская керчетту, готовый в любой миг пропороть любого, кто попробует защитить ублюдка, сломавшего мне жизнь.
Саманья говорил, что мечи не спасают в узких переулках, против превосходящей численности врага и там, где нет преимуществ. Я ворвался в подворотни Оксола, желая лишь одного: пустить кровь этой скотине, чего бы мне это ни стоило.
За мной тоже шла погоня:
– Да стойте же, ради всего…
Вард бежал напролом, сбивая прохожих, ломая ящики и разбрасывая все, что стояло на пути, словно раненый бык. Чуял, что не уйдет живым. Хватался за жизнь.
«Ты не уйдешь, мразь» – думал я, петляя между брошенными корзинами.
– Пфу! – фыркнул он и свернул в переулок.
Там могли быть его друзья. Обстрел с верхних этажей, бешеные псы и дьявол знает какая еще напасть. Но я свернул следом, не помедлив.
Пока жив Вард – мне самому не жить.
– Стхо… йте! – хрипело за спиной, все дальше и дальше.
За первым углом Варда не было. Я заскочил за второй и тут же увернулся, прижавшись к стене, – Вард бросил камень мне в голову. Он мог выгадать пару мгновений, чтобы всадить в меня кинжал, но не воспользовался случаем и снова побежал прочь.
– Ты не спрячешься, мразь! – крикнул я, позабыв про дыхание.
Сердце бухало в ушах, ноги горели от усталости. Ерунда. Там, в землях Волока, я шел вперед, когда в глазах темнело, а во рту почти не было слюны – так редко получалось утолить жажду. И каждая капля во фляге дарила еще сотню шагов.
После дождя на улицах Оксола влаги было с лихвой.
– Ты за все… мне ответишь, – прорычал я, поскользнувшись в грязи. Нога провалилась в лужу по самую щиколотку.
– Ф-фух, – странно выдыхал Вард.
И поскользнулся дважды, и хватался рукой за стену – мы оба угодили почти по колено в мягкую глину, текшую с городского холма к низинам. Не лужа – целое болото.
Мой враг молча хрипел, будто давно не бегал. Хрипел так, словно приготовился отдавать богам душу до встречи со мной. Это злило еще больше.
– Мы одни, – прорычал я и ухватился левой за стену, стараясь, с одной стороны, догнать мерзавца, с другой – не растянуться в грязи. – Трусливая ты шавка!
Здоровенный, ростом выше всех, кого я когда-либо знал, Вард будто задыхался, отступая по стене. Он шагнул на твердую землю – резиденция высилась за домом, у которого он оказался, – и встал в тени, громко вбирая воздух. Лысая склоненная голова блестела от влаги. Его широкие плечи поднимались и опускались.
Я пошел быстрее, вновь поскользнувшись. Плащ, намокший, отяжелевший от грязи, тянул назад. Семь шагов.
Вард распрямился и будто по-отечески улыбнулся, поведя безоружной левой рукой:
– Я умираю, молодой… х-х… господин…
Четыре шага. Я занес керчетту для удара.
– …вам нельзя меня убивать, если хотите остаться… х-х…
Клинок нацелился в светло-голубой глаз. Узкое пространство оставило мне лишь колющие удары. Вард чуть поднял ладонь.
– …живы…
Ублюдок собрался остановить меня словом. Сколько раз я сам просил оставить меня в покое? Слова! Я чуть не рассмеялся, делая выпад. Глаза Варда широко распахнулись. Острие не дошло даже до горла и впилось в подставленную ладонь. Вард зарычал и сжал клинок, сделав шаг навстречу. Еще одна пядь, и ублюдок смог ухватить бы меня за запястье своими погаными длинными руками. Я отступил в грязь, чудом не поскользнувшись, и распорол ему пальцы обратным движением.
– Гра!
Мой плащ скользнул по стене и зацепился за торчащую щепь.
«Дьявол!»
Я потерял равновесие и чуть не упал на задницу. Плащ порвался, потянул меня вниз. Вард не довершил дело – бросился прочь, все с тем же странным хрипом.
– А ну, стой! – крик прозвучал почти жалостно: кто же остановится в переулке, ожидая человека с мечом?
Снова разрыв в пятнадцать шагов. Я кое-как выбрался из грязи. Мокрые портки, сырые сапоги, вымазанные обшлаги. Все испорчено.
– Тварь!.. – прорычал я, откинув приставучий плащ назад.
Первая кровь – кровь Варда! – притягательно блестела на моем клинке, звала, оставленная на стенах, окропившая сухие участки земли за домами. Запах сушеной рыбы, железа и соли.
– Они вернутся за вами, – обещал он, а бежал все еще слишком резво, – вернутся, кх-х…
«Молодой господин» – добавлял он в иных обстоятельствах, а сейчас закашлялся. И оставлял багровые следы.
Чавк-чавк. Отвратительно хлюпала моя обувь, а часть грязи все-таки просочилась под швы. Узкий проулок сменился широким двором за мыльней. Вскрикнули девицы у дверных створок. Музыканты у входа закончили играть, и визгливый звук флейты оборвался последним. Вард терял кровь и шатался, больше не оборачиваясь, и что-то говорил мне про тех, кто обязательно придет мстить.
– Одумайтесь, – то ли просил, то ли угрожал он.
Я хотел одного: еще больше его крови на своем клинке, стенах Оксола, в грязи проулков и на своих сапогах.
– Пресвятая богиня! – кричали люди на балконах и закрывали ставни.
Другие бежали прочь, убираясь с дороги.
– Убивают!
– Грабят! Стража, стра…
– Святые боги, что деется! На помощь!
Я скалился, глубоко дышал и шаг за шагом сокращал дистанцию.
– Стойте же, мать вашу! – все еще кричали нам в спину. И чьи-то сапоги тоже мерно чавкали, попадая в ритм скорых шагов.
Мыльня сменилась игорным домом, затем – курильней. Слуха коснулись полуденные утехи в борделе – и стихли за новым поворотом. Над арками изредка висели фигурки милосердной Матери солнц. Бестолковые идолы, которые еще никому не помогли в этом краю.
– Что вы себе позволяете? – начал гвардеец, ошалело посмотрев на меня, и поднял руку. Я не отвечал.
Пять шагов. Еще немного. Вард слабел. Багровое пятно ширилось по всему рукаву, перепачкало темный штопаный плащ, и брызги помельче красовались, как кожная сыпь, вдоль штанов. Таким я и нагнал его за двором кузни, сам уже похрипывая от усталости, ярости или одним богам ведомо чего. Вернулся сладковатый запах курильни, горелой ткани, мыла – мы сделали еще один круг?
– Стой!.. – прорычал я.
Три шага. Вард повернулся, и я только успел заметить, как распахнулись ледяные рыбьи глаза при виде керчетты, летящей навстречу. Чирк! Лезвие разрезало его щеку, обнажив бело-розовую кость. Я не успел сообразить, почему острие не попало в глазницу. Не успел и отшатнуться. А потом крепкий удар оттолкнул меня, почти свалив с ног. Я быстро отступил назад и споткнулся.
Больше всего я мечтал сократить расстояние до Варда – и тут же поплатился за это. Человек-валун бил, крепко стоя на земле. На левой его руке был намотан плащ, точно тряпичный бордовый баклер.
Первый удар пришелся вскользь, в плечо, и не зацепил мою одежду. Но вторая – казалось, обескровленная – пятерня увела мой клинок в сторону, и я не смог прорезать намотанный на нее плащ. Дзынь! Керчетта жалобно вскрикнула, столкнувшись с каменной стеной, брызнули искры. А я отступал, обтирая дома, цепляя заборы одеждой.
Мы завертелись, как бестолковые псы в драчке – рычали, пытались ухватить друг друга, подранить и были слишком далеко друг от друга, и клинок мой тщетно искал цель – слишком короткий для схватки с верзилой, чьи руки в любой миг, пусть и получив порез или укол, тут же обхватят меня и довершат дело, и слишком длинный – ибо размахивать мечом в узких стенах становилось все сложней.
– Хр-р… – хрипел Вард, и не то кровь, не то слюна текла по его подбородку.
В небольшом переулке ублюдок казался еще больше – заслонял солнце, перекрывал выход к кузне, и притом все время избегал клинка. Вард готовил удар, и холод в потрохах заставлял меня жаться к стенам. Увечное лицо показывалось из-за бордового тряпья, и я подавался вперед, мечтая снять с него кожу.
– Хр-х…
Вард резко раскрылся, подготовив правую руку для захвата, и я замер, так и не сделав выпад. Попятился, коснувшись лопатками стены.
– Выходит, вы не готовы… х-х… еще умереть? – оскалился Вард. И глаза его казались безумными: лоскут кожи свисал со щеки и подзапекшаяся кровь смывалась новой, свежей, обляпывая оставшиеся зубы и рисуя темные ручьи до самой шеи.
Он хрипел, точно бешеный пес, и я отступил еще на два шага влево.
– Уходите прочь, – рявкнул он, лязгнув зубами. – Вам-х-х… стоит встретить добрую… старость!
Позади послышались шаги, и в этот миг все сложилось. Я выйду из этого переулка один, или мне не увидеть следующего дня. Вард, этот бешеный ублюдок, никогда не даст мне жизни. Он пересек четверть Воснии, не отстал от меня и за два года, забирая все, до чего смог дотянуться. И он заберет мою жизнь и свободу, если я не оставлю его на этой земле.
– И я встречу ее, – выплюнул я, навернув круг в переулке.
Вард ушел в глухую оборону. Неловко переставлял ноги, а явно потяжелевшая рука все медленнее отводила удары. Я наступал, зная: я заставлю его упасть на колени, ползать на брюхе, извиваться на спине. И познакомлю его кишки с грязью Оксола.
– Гх… – силился он что-то сказать, и я подловил его.
Керчетта срезала лоскут кожи у его левого бедра. Вард не кричал, только скалился, скалился, бешеный пес с дохлыми рыбьими глазами…
– Если вам так… х-х… не нравилось с нами, милорд, – брехал он, скалясь все безумнее, – почему же…
Загребущая его рука выскочила слева и чуть не вцепилась в мое плечо, я распахнул глаза и отступил к стене, тут же отбежав правее. Вард повернул туловище в мою сторону:
– …вы не ушли раньше?
Хрип. Выпад. Шорох изрезанного промокшего плаща.
– Три года, х-ха?
Я пропустил удар, и Вард толкнул меня в стену. В глазах сплясали звезды. На языке появился привкус железа.
Пять шагов, соседняя стена.
– Пять лет, – выдохнул я и снова ударил, отклонившись в сторону.