– Ф-фух…
Жанетта устало выдохнула, открыла глаза. И казалось, что весь мир лежит на ее плечах. Я подался назад.
– Куда?
Ее стопа шлепнула мой зад, придвигая ближе.
– Вы что, первый мечник, уже выдохлись?
Она повозилась на постели, устраиваясь боком. Стало теснее. В глазах потемнело. Я замер, чтобы не…
Жанетта снова сжалась и подалась вперед. Я выдохнул, точно от удара под ребра, и задыхался, уткнувшись носом в ее подмышку, сжимая простыни руками. Глупая судорога. Нехватка воздуха, избыток всего.
– Ох.
Все семя принадлежало ей без остатка, не оставалось на простыни, не пропадало в ладони. Самое дорогое, что я приносил в постель. Поверженный, я рухнул возле ее правой руки. Кажется, придавил.
Голос Жанетты звучал низко и хрипло в темноте под веками:
– Ну вот, перелом.
Рука выскользнула из-под моей спины. Я приоткрыл один глаз. Жанетта расслабила ладонь и сгиб локтя, прихватила вторую руку за палец и потянула, точно тряпичную куклу, к потолку.
– Придется вам подписывать мои бумаги, первый мечник.
– О, дьявол, – выдохнул я, ничего не соображая.
Я лежал, зная, что не нужно никуда бежать. Что за стенами на дозоре стоит вся охрана поместья, и только флаг моей новой семьи высится над воротами, и так оно будет всегда. Я втянул влагу носом. Роскошь чувств. Кто бы знал, что я заполучу все, о чем мечтал.
– Всегда хотела спросить, – Жанетта обняла подушки рядом, и одно перышко прилипло к ее щеке. – Что такое этот твой дьявол?
Я осторожно снял перо двумя пальцами и подержал его над головой. Серый пух слипся влажным комом.
– Это враг пантеона в Содружестве.
Жанетта с силой дунула на перо, и оно приземлилось между нами, утонув в смятой простыни.
– Враг всех богов, получается, – добавил я то, что еще помнил об острове.
Она беззвучно посмеялась и произнесла:
– Всего один, как удобно! Завидую вашим богам.
– Не нашим. Я отрекся, – тихо напомнил я, – вроде как.
– Так и доложу нашему настоятелю, – Жанетта закинула на меня ногу и грубо провела коленом по обмякшему члену. – Только если вы, первый мечник, не поленитесь, и…
Колено прижалось еще сильнее. Удивительно, сколь ненасытны бывают женщины.
– Еще немного времени, – попросил я.
Жанетта надула губы, изображая злость. Ей быстро надоела эта игра. Перевернувшись на кровати, она кончиками пальцев подвинула блестящий графин к краю столика. Торжественно подняла его и сделала два небольших глотка. Несколько бордовых капель упало на выкрашенный шелк.
Я провел пальцами по тканевой глади. Сначала холодной, затем – теплеющей. В отряде капрала Гвона частенько шутили над шелком и одновременно жадно дрались за куда более дешевую шерсть. И вот он я, лежу в целом озере шелков. Пачкаю своим телом, потом, семенем. Я приложил пальцы к уголкам глаз и беззвучно посмеялся.
– Дакли сказал, что у нас получилось, – вдруг призналась Жанетта.
Я с неверием посмотрел на нее. Она потянула мою ладонь к себе и положила на живот. Я вспомнил, как она стягивала нагрудник, как выгибалась подо мной и насколько не бережно мы измяли постель. Ни черта я не заметил.
– Да? – глупо переспросил я. – Это… это прекрасно.
– Пока это лишь слова. Видно будет. – Жанетта снова отпила из графина. – Но это не значит, что вам дозволено отлынивать.
– Я и не думал…
Колено снова оказалось у моей промежности. Я неловко поерзал.
– Раз уж ты в другом настроении, – строго прохрипела Жанетта, – расскажи, как кончилось дело в казарме. Есть новости?
– Эним приедет через неделю, а следом – кронпринц.
– Зачем?
Я усмехнулся, посмотрев ей в глаза, и ей сразу все стало ясно.
– Узнаем. – Кажется, Жанетта осталась довольна. – И ради этого они заставляют нас выбираться из постели… А что с мастерской?
Я выгнулся в спине и подполз выше, к подушкам. Положил руку под голову – боги, как же от меня несло…
– Не вняли. – Жанетта усмехнулась, точно и не ожидала иного. – Пришлось выгнать их на мороз. Мы поставили людей для охраны. – Я потянулся к графину, но Жанетта взболтала его, придержав у себя.
– Так и прошло: тихо и спокойно?
Складка между бровей. Моя недоверчивая удивительная жена.
– Если тебя интересуют детали, главный мастер плюнул мне в ноги.
– Шутишь! – она выпучила глаза. – Его стоило вздернуть…
Я быстро схватился за графин, пока жена отвлеклась, и уточнил:
– Он не очень меткий.
Жанетта разжала пальцы. Покачала головой, пока я пил.
– Добрая ты душа. Видно же, что врешь. У тебя все на лице написано! – Она призадумалась, еще больше нахмурившись. – И как мне отпускать тебя к этим мегерам на банкеты?
Я посмотрел на графин: сквозь стекло, в бордовом цвете вина, виднелись ее бедра. Еще влажные там, выше, у темных волос.
– На острове говорили, что я неплохо лгу.
– Это они неплохо лгали, – она улеглась, положив руку на живот.
– Быть может, только с тобой я откровенен? Много ли пользы лгать своей жене? – Я вернул графин на столик, будто случайно коснувшись ее аккуратной груди.
Жанетта притянула меня ближе, но не прильнула к губам. Теплое дыхание и запах вина:
– Что с пасекой?
Я моргнул.
– Нашли воров. – Я помедлил, вспоминая молодые чумазые лица. Точно такие же встречались нам на дорогах под Волоком. Дубы и петли, ничего не меняется. – Выгнали с семьями…
Она закатила глаза и оттолкнула меня.
– Я знаю! Святые угодники, как я надеялась, что Деханд тот еще выдумщик…
Дубы и петли.
– А я полагал, что покончил с повешениями, когда нашел свой дом.
Мы помолчали. Жанетта смягчилась, придвинулась ближе, прочертила пальцами линию от моего подбородка до основания шеи. Ее губы коснулись моего уха.
– И я не стану настаивать. – Рука опустилась ниже, к животу. – Вскоре ты сам увидишь: придет лето, и эти крысы появятся вновь. Если их не вешать, другие возьмут за пример…
Я прикрыл глаза, тяжело вдохнув.
– Таковы правила. Те, кто не готов работать, муж мой, погибнут либо с голода, либо в петле.
Ее длинные узловатые пальцы обхватили мой член у основания. Мягко сжали, потянули.
– Но только не мы, – она улыбнулась, прищурившись. – Пока они работают там, в наших мастерских, на наших полях… нам дозволено все.
Вверх-вниз. Жар в паху, нехватка воздуха, нагретый шелк под спиной, влага. Приятный стыд.
Жанетта приподнялась, явно намереваясь на мне прокатиться.
– Нам точно следует продолжать? – осторожно спросил я.
Полосы на ее коже смотрелись не хуже мазков на полотне настоящего мастера.
– М-м? – она огладила свое бедро ладонью. – Ты – мой муж, а я – твоя жена. Чем еще нам положено заниматься?
Я улыбнулся. Хотел отвести взгляд – не получилось.
– Я не об этом.
Жанетта нахмурилась. Если подумать, эта строгая полоса между ее бровями исчезала лишь на короткий миг, в постели. Во сне. Или после того, как я был хорош на шелковых простынях. Она провела ладонью по своему животу, замерла.
– Дакли говорил, что нам не стоило спать с моим мужем после зачатия. – Жанетта вздохнула и поднялась, потянувшись за накидкой, забытой в прошлый раз у изголовья. – Мы последовали его совету.
Я опередил ее и осторожно накинул ткань на тонкие плечи.
– Благодарю, – шутливо склонила она голову. – Как видишь, не получилось: осталась и без наследника, и без мужа.
Она встала резче, чем следует вставать беременной женщине. Я не знал, что ответить.
– Мне жаль.
Ее прищур говорил об одном: не поверила.
– Пусть еще хоть кто мне скажет, когда, с кем и как мне положено спать, – недобрый блеск в глазах.
Иногда я забывал, сколь опасной может быть крохотная женщина с большой обнаженной грудью…
– Раз уж ты беспокоишься о моем здоровье и свободен большую часть вечера, – фыркнула Жанетта, подпоясываясь, – одевайся.
Я приподнялся на локтях, чтобы видеть ее лицо.
– …Есть еще одно место, куда тебе стоит заглянуть.
Нет, все-таки я пришел слишком рано.
Рут прыснул, и пена пошла через его ноздри.
– Тьфу! Сучья лапа, – прогнусавил он, вытираясь рукавом. – И что ты ей сказал?
Я покачал пустую кружку двумя пальцами. Над столами кружили мухи – явно не то место, где стоит ошиваться мужу графини. Возможно, именно потому мы говорим здесь свободно.
– Ты ведь сказал ей, ну, хоть что-то? – Рут оглянулся в сторону двери.
Именно там обычно и появлялся Деханд с лицом-задницей, когда замечал, что у меня есть и другая жизнь помимо разъездов по семейному делу.
– Сказал? – прилип Рут.
Я уклончиво кивнул.
– Ну и славно. Эй, милая, это снова я! – новенькая подавальщица притворялась глухой, когда дело не касалось заказа. – Мы тут напьемся с твоего дозволения? Подвезли ли сливянку? Вот умница, подавай…
Таскаться по питейным, чтобы отплатить должок моему другу. Улыбаться знати, что за глаза называет тебя дерьмом, мерзавцем или последней шлюхой. Пожимать потные руки, отвешивать равную меру лести: чтобы не оскорбить одних и не сильно выделить других. Не забывать старых знакомых и привечать новых, если те пригодятся моей жене.
Я думал, что легче всего управляюсь с клинками. Ошибался. В этом море лжи, в этой забытой роскоши я чувствовал себя… тепло? Тепло без выпивки, без костра. И даже без объятий, не только в постели с Жанеттой. В этом холодном, вроде бы чуждом краю.
– Эй, приятель, ты тут еще? – Рут помахал перед моим носом. – Мы только начали. Так что ты ей там сказанул, ну-ка? Представляю ее лицо…
Рут изобразил графиню: оскорбленную, презревшую все живое, надменнее самого короля. Он-то не мог знать, как смотрит на меня Жанетта, едва мы остаемся одни. Мое вино стояло нетронутым. В неспокойной глади отразилась едва заметная улыбка.
– Не так важны слова, в самом деле. Я должен был сидеть у клерка в этот час, подписывая бумаги. Но вот я здесь. – Я подвинул едва початый кувшин в центр стола. – Угощаю тебя паршивым пойлом.