— Поспешила, да?
— Так, — становится она жёсткой и совершенно железной. — Я не поспешила, я выполнила твои инструкции.
— Да, ты права, — соглашаюсь я. — Это я поспешил. Но что-нибудь придумаем, время у нас немного есть. Пару дней по крайней мере.
А поспешил я, потому что не хотел терять время. Пара недель экономии…
Ты мне привезла, что я просил?
— Да, у меня в номере.
— Принеси, пожалуйста, а то мне эта штука ещё сегодня может понадобиться.
— Сейчас?
— Если тебя не затруднит. Леонид Юрьевич, вы не против? Я просто на минутку. Заберу и оставлю вас в покое.
— Пожалуйста, — соглашается Злобин.
Ева уходит, и мы остаёмся одни.
— Кажется, — говорю я, — пришло время для торнадо.
— Чего-чего? — вопросительно улыбается он.
Эта улыбка, да ещё с игровыми столами на фоне создаёт полную иллюзию погружения в фильм «Казино» с настоящим Де Ниро в главной роли. А вместо Джо Пеши мы с лёгким сердцем можем привлечь дона Вито Уголька.
— Ну, как же, Леонид Юрьевич, операция под кодовым названием «Торнадо», помните?
— Ах, вот ты о чём. Помню… Но мы её не готовили, это же был теоретический вопрос.
— Нет-нет, какая уж тут теория. Вопрос лежит, вне всякого сомнения, в практической плоскости. И мне кажется, вы его уже прорабатывали. Давайте подключим товарища Чурбанова. Вы только представьте, как здорово будет.
— Заговор заместителей?
— Движение к светлому будущему.
— Блин, Егор, — качает головой Злобин, — видишь, я уже твоим языком начал говорить. Блин! Я ещё не готов, если честно, запускать «Торнадо». Морально не готов. Не могу же я не поставить в известность шефа. Ты сам подумай, как такое возможно? И потом, я пока не понимаю, к чему это может привести. Полное изменение криминального ландшафта запустит процессы, которые мы не в состоянии спрогнозировать. Существующая система в той или иной степени помогает нам управлять и частью общества, выключенной из здоровой социальной жизни.
— Да, судя по туману, что вы напускаете, — усмехаюсь я, — уверенности у вас действительно маловато. Ну и зря. Сейчас самое время. Кстати, наш друг Поварёнок опять появился на горизонте. Вы не говорили, что он окончательно выкрутился.
Возвращается Ева и наш разговор прекращается.
— Давай об это вечером поговорим, — предлагает Злобин.
— Вот, — протягивает мне Ева обтянутую кожей коробку с гордой надписью «Ролекс». — Пожалуйста.
— Ну-ка, дай хоть глянуть, — хмыкает Злобин. — На что ты продукцию отечественной часовой промышленности променять решил.
Открываю крышку.
— Обалдеть, — восклицаю я и прикрываю рукой лицо, словно боюсь ослепнуть от этой красоты.
Вот ведь, времена чёрных рэпперов ещё не настали, а часы уже довольно популярны. Мне, правда, никогда не нравился их кричаще-безвкусный вид и сияние золота.
— Это не для меня, — поясняю я Злобину. — Для одного верного делу Ленина партийца. Надеюсь, он оценит эту неземную красоту.
— Несколько вычурно, не находишь? — хмурится он.
— Агрессивная прямолинейность, достойная арабских шейхов, — усмехается Ева. — Нет, эта модель, разумеется, относительно дешёвая, без бриллиантов и прочих несуразностей…
— Ева, — усмехаюсь я, — помню совсем недавно ты не считала бриллианты несуразными.
— Ну, я же дама, бизнес леди, а не партийный функционер, — парирует она. — К тому же, согласись, бурбонская лилия выглядит гораздо элегантнее этого куска золота с тикающим механизмом.
Я, разумеется, соглашаюсь, тут же забираю часы и встаю из-за столика.
— Леонид Юрьевич, время «Торнадо» пришло, — говорю я и прощаюсь.
Еду я на Старую площадь. В машину звонит Наташка.
— Меня на работу вызывают, — говорит она. — Так что я поеду сейчас. Сказали, ненадолго, надеюсь, до твоего приезда буду.
— В воскресенье? Обнаглели, эксплуатируют бедных студентов.
— И не говори. Шефу нужно срочно отчёт подготовить, будем данные ему выписывать. Но я не одна, так что, говорят, работы на пару часов.
— Ладно, понял. Я тебе позвоню, как освобожусь.
Подъезжаем. У входа встречаюсь с Платонычем. Взял его на всякий случай. Будет держать Горбача, пока я его душить стану. Хех…
— Михаил Сергеевич, здравствуйте.
— Проходите, товарищи.
Мы проходим.
— Здравствуй, Егор.
— Вы простите, я не один, со старшим товарищем.
Горби внимательно и серьёзно смотрит на Большака, как бы давая понять, вы, мол, не смотрите, что я такой мягкий и пушистый на вид. И пусть вас не смущает, что я смягчаю букву «г». На самом-то деле я совсем не плюшевый мишка. Я кремень, я ястреб и, заодно, будущий вождь народов. Перестройка, гласность, балалайка…
— Большак Юрий Платонович, — представляю я дядю Юру. — Он у нас всей химией владеет. В рамках минвнешторга.
— Очень приятно, Горбачёв, — нерадостно говорит Горби и, протягивая руку, строго на меня зыркает.
Не нравится, что я к нему без предварительного согласования подвожу людей.
— Дядя Юра, — улыбаюсь я, — мне как отец родной. Почти всему, что я умею, он меня научил.
— А отец?
— Отец всё моё детство на передовой был. Ангола, Вьетнам… — я задумываюсь, не назвать ли среди прочих направлений и Испанию, но решаю, что не стоит.
— Офицер, стало быть?
— Да, офицер.
— Ну, что же… — разводит руками Михал Сергеич. — А это у вас что такое?
— А это то, что я вам обещал.
— Ты разве мне обещал что-то?
— Да-да, это небольшой подарок. Элитный французский коньяк. Я надеюсь, вы, как человек, знающий толк в качественных напитках, сможете его оценить. И, возможно, сможете пойти на компромиссы, когда речь пойдёт о беспощадной борьбе с пьянством.
Горбач загадочно, почти как Джоконда, улыбается, будто говорит, знаю я, что этот «французский» коньяк рождается в Узбекистане, а разливается по бутылкам среди лучших виноградников Сибири.
— Спасибо за коньяк, у нас как раз скоро делегация из Франции ожидается. Вот мы их и удивим их же родным коньяком.
— Думаю, такого, они отродясь не пробовали, — киваю я.
— Почему? Удивляется Горбачёв.
— Потому, — пожимаю я плечами, — что это редкость большая. Как мне сказали, по крайней мере.
— Ну, хорошо. За коньяк повторяю искренние слова благодарности.
— И мы хотим вам сказать что-то подобное, но пока не можем.
— Я, кажется, уже догадываюсь. Но ничего не могу поделать. Потребности сельского хозяйства нашей страны, должны быть покрыты нашими собственными удобрениями. На сегодняшний день это первоочередная задача, да. В ближайшее время мы на пленуме обсудим эту проблему.
— Михаил Сергеевич, — улыбаюсь я, — а валюта для экономики нашей страны, по-вашему не важна?
— Нужна, но это не прямая зависимость. А с удобрениями сложилась сейчас такая ситуация, что возник дефицит и мы его покрываем из экспортных возможностей. Такое решение уже практически принято.
— Смотрите, Михаил Сергеевич…
— Нет, Егор, даже не уговаривай. Да и почему ты вообще об этом печёшься? Разве твой «Факел» занимается подобными вещами.
— Нет, конечно, — усмехаюсь я. — Этим не я, а во Юрий Платонович занимается, а он мне почти как отец.
— Михаил Сергеевич, — вступает Большак. — Проблема в том, что придётся отдавать удобрения на внутренний рынок по убыточной цене.
— Это ещё почему?
— Так законтрактованные нами объёмы подразумевают экспортную упаковку. Мочевина у нас идёт в биг-бэгах, селитра…
— Погодите, какая проблема? Производитель отгрузит насыпью и всё.
— Ну, это нужно будет с МПС опять-таки согласовывать. Нужен другой подвижной состав и…
— Слушайте, это уже в такие вы меня детали пытаетесь погрузить за шесть бутылок французского коньяка…
— Коньяк остаётся с вами при любом раскладе, — улыбаюсь я. — Но смотрите, вот какое у нас предложение. Вы позволяете «Союзхимэкспорту» отгружать согласно согласованным контрактам, а Юрий Платонович компенсирует вам эти несколько маршрутов в ближайшее время.
— Каким же это образом?
— С нашего областного химкомбината мы отгрузим, куда вы с министром сельского хозяйства скажете.
— А как же вы отгрузите? — улыбается Горбачёв. — Тут нужно будет согласовывать с министерством минеральных удобрений, а у них всё расписано, я же узнавал.
— Ну, о чём вы говорите, Михал Сергеич, с Петрищевым предварительная договорённость уже имеется.
— Вот вы даёте, — качает головой Горби и хитро улыбается.
— Если потребуется, — продолжаю я, — мы сможем не только от Петрищева согласование получить, но и Леонида Ильича попросим выступить в качестве железного гаранта…
— Нет, зачем же, — пожимает плечами Горбач, понимая, что вместо каких-либо обещаний и денег, только что получил угрозу и потенциальные неприятности — генерального секретаря дёргать по таким пустякам… Это уж, знаете, на диверсию будет похоже.
Он лукаво на нас поглядывает своими печальными очами и улыбается.
— Но только, чтобы было всё согласовано, чтобы друг друга не подводить, договорились? — спрашивает он.
Ну, какой вопрос! Ещё как договорились! Мы ещё немного просто разговариваем, а потом прощаемся. В принципе поговорили хорошо, но меня немного грызёт то, что эта договорённость может лопнуть по любой, даже надуманной причине.
Поскольку мы с Большаком по результатам переговоров оказываемся в выигрыше и, можно сказать, в шоколаде, а вот он рискует оказаться с коробкой с фальшивым коньяком.
После Горби мы идём к Гурко. Я предварительно с ним не созванивался, но поскольку у нас с дядей Юрой сегодня образовался выход в свет, решаю в этом свете немного подольше задержаться. Он оказывается на месте. Удивительно, воскресенье, а все на работе.
— Марк Борисович, здравствуйте. Хочу вам представить Юрия Платоновича Большака, нашего с вами земляка и…
— Так мы с Юрием Платоновичем уже многие годы знакомы, — удивлённо прерывает меня он. — Не близко, но тем не менее.
— Я не думал, что вы помните, — улыбается Платоныч.