— Кончать с ними надо, уважаемые старшие товарищи.
— Ну, так давай, — разводит руками Цвет. — Я тебе про это дело и толкую. У тебя вон сколько народу. Армия.
— И оружия хватает, — поддакивает Ферик, хорошо представляющий ёмкость моих арсеналов.
— Нужно нанести хорошо скоординированный удар нашими совместными усилиями.
— А куда наносить? — спрашиваю я. — Информацию подготовили? Какая у них численность, где находятся, много ли оружия? Агенты ваши есть у них? Моих агентов там нет. Поэтому этого ничего я не знаю. А вы привыкли, что всё это я должен делать?
— Э, ты чего наезжаешь⁈ — злится Цвет. — Кое-что известно, но не всё. Надо подбить бабки.
— Надо, — пожимаю я плечами. — То-то и оно, что надо… В общем, я вот что вам скажу. Надо это всё руками силовиков делать.
— Каких ещё силовиков? — хмурится Цвет.
— Ментов, спецназа.
— Так они под себя всех и подомнут конкретно!
— Да и хер с ними. Пусть подминают.
— Что-то не пойму тебя, Егор, — хмурится Ферик.
— Да, надо всю эту субкультуру воровскую, весь этот АУЕ конченый, вырубать под корень.
— Погоди-ка…
— Да чего годить, вы на себя-то гляньте. Вы ведь не такие, как все эти старорежимные законники. Нужно в будущее смотреть. Вот мы с вами и смотрим. Придёт время, надо будет переходить в легальный бизнес и со всей этой шушерой…
— Ты чё несёшь! — взрывается Цвет. — Ментов что ли в наши дела запускать?
— Тебе что важнее, авторитет воровской заработать или деньги?
— Одно без другого не получится! — отрезает он эмоциональнее, чем стоило бы.
Страсти накаляются, эмоции начинают перевешивать аргументы и мы постепенно превращаемся в обычных спорщиков, желающих говорить и не желающих слушать.
Появляется Большак.
— Ничего вы разгорячились, — качает он головой. — На первом этаже слышно, как вы тут аргументируете.
Мы затыкаемся.
— Как прошло? — спрашиваю я, отводя его в сторонку.
— Нормально. Отметили. Еву чуть на куски не разорвали. Пожирали глазами.
— И с кем она в итоге пошла догуливать? — усмехаюсь я. — С нефтяниками или химиками?
— Вот ты какой прозорливый. С нефтяниками. А этот твой хлыщ Зевакин, так он просто слюной истёк. Но ему изначально ничего не светило, статус не тот.
— Надо Еву предупредить строго настрого, чтобы с ним ни-ни.
— Полиция нравов, — смеётся Большак. — Она на него поглядывала, вообще-то.
— Бля…
— Да, шучу я. В общем, договорились расширять сотрудничество. Сейчас у нас тут контракт маленький, стартовый, но мы все хотим превратить его в бурный поток.
— Мы понятно, а чиновники твои почему хотят?
— Потому что ожидают благодарность, выраженную в дензнаках.
— Серьёзно?
— Абсолютно. Мы этого не учли, а вот нужно будет на будущее…
— Егор, — подходит ко мне Лида. — Там тебя Наталья к телефону.
Я подхожу.
— Всё, — сердито заявляет Наташка. — Я поехала.
— Уже закончила? Раньше, чем планировала?
— Да! — отвечает она будто даже с негодованием. — В гробу я это видала. И вообще нахрена мне такая работа! В общем, я поехала домой, меня ребята отвезут. Так что…
— Погоди-погоди, не торопись, — перебиваю я. — Я сейчас подъеду.
— Да, зачем, тут всё равно…
— Дождись, говорю! Я скоро!
Не нравится мне её настроение. Что за ерунда такая. Я прощаюсь с соратниками и убегаю. К «Союзнефтеэкспорту» подъезжаю быстро. Снаружи ждут Наташкины охранники. Дверь оказывается открытой, и я забегаю внутрь, в вестибюль. Сразу замечаю её.
Она стоит с двумя девушками постарше и у меня складывается впечатление, что они её утешают. Вид у Наташки грозный, но только…
— Наташ, — хмурясь спрашиваю я. — Ты что, плакала?
— Я⁈
Она отворачивается и проводит ладонями по лицу.
— Нет! С чего бы? Просто устала. Ладно девочки, до свидания…
— Погоди-ка…
Я беру её за плечи и поворачиваю к себе. Точно плакала.
— Что случилось? — спрашиваю я не у неё, а у её коллег.
— Ничего! — мотает головой Наташка.
— Девочки! — пристально смотрю я на подруг. — Что случилось?
— Да, Зевакин! — в сердцах произносит одна из них.
— Что-что?
— Да ничего, пойдём уже домой! Лена, ну что ты говоришь!
— Лена, рассказывай! — приказываю я.
— Да… ворвался… Он выпивший был, с банкета какого-то… Налетел на Наталью, наорал, что ничего не сделано, а мы ведь ни на секунду не присели…
— Налетел и? — не даю я ей отвлечься.
— Отправил в архив за контрактами там…
— Лена! — с отчаянием восклицает Наташка, и из глаз её выкатываются две слезинки.
— Ну и… — с негодованием восклицает Лена. — Я захожу через три минуты в этот архив, а он напал на Наталью сзади.
Она широко расставляет руки и резко прижимает к себе, показывая, что делал Зевакин. И мнёт её, вырваться не даёт.
— Я, говорит, всё равно, своё получу, и ты ещё за вчерашнее ответишь. Кобель он! Вечно к молоденьким девочкам клеится, но чтобы так прям руки распускал, такого не было ещё. И прям юбку задирает.
Твою дивизию! Наташка, не выдерживая этого рассказа, выскакивает на улицу. Я киваю, и Виктор выбегает за ней.
— Не знаете, куда он поехал? — спрашиваю я спокойно.
С виду спокойно. Внутри рвутся фугасы и глубинные бомбы, сердце разбивается о грудь, превращаясь в кровавое месиво, я дышать не могу, не то что…
— Знаем. Он созванивался с друзьями. В бар «Интуриста» пошёл. Я-то как закричу, мол, что же вы делаете, а Наталья вырвалась, схватила трубку и ноль-два начала набирать, вот он и… ну, ушёл, в общем. Наговорил ещё всего… Но мы его таким ещё не видели…
— Думаю, и не увидите, — киваю я. — Пойдёмте, девочки. Вас ребята по домам развезут. Спасибо, что Наталье помогли…
Я выскакиваю вслед за Наташкой. Ребят прошу отвезти девчат, а её запихиваю в свою машину. Забираюсь следом и захлопываю дверь.
— Домой? — спрашивает Алик.
— Нет, — всё ещё спокойно отвечаю я. — Поедем в «Интурист». Наташа ещё не ужинала.
— Домой, домой, — шепчет Наташка. — Пожалуйста, домой…
— Поехали в «Интурист», Алик, — повторяю я. — Всё будет хорошо, милая, всё будет хорошо.
Но всем одновременно хорошо быть не может. И не будет. Это я обещаю…
12. Легкая жизнь и безнаказанность
Месть — это блюдо, которое подают холодным. Да-да, всё верно. Но вот какое дело, я — не граф Монте-Кристо. В некоторых случаях я не имею желания или возможности, а иногда даже и намерения ждать хотя бы минуту.
Сейчас случай именно такой. Пожарный. В груди полыхает. Столько любопытных мыслей проносится в моей голове. Я вспоминаю даже виденные когда-то китайские иллюстрации, показывающие жестокосердие палачей и изощрённость пыток.
Но не стану же я, честное слово, подвешивать этого козлину в клетке, где он будет согнут в три погибели. Если кормить его исключительно отварной говядиной, он скончается в страшных муках примерно через месяц.
И хоть я отвергаю все эти ужасные жестокости, типа казни через тысячу порезов, прорастающий бамбук, грызунов в клетках без дна, установленных на теле или молоко с мёдом, впервые, думая о них, я не испытываю такого уж сильного отвращения.
Всё дело в личности осуждённого. Например, молодой Игорь Алексеевич Зевакин мне очень несимпатичен. Ну, прямо очень.
— Егор, — тихонько просит Наташка. — Поехали домой, пожалуйста.
Я её понимаю. Вся эта ситуация очень неприятна не только из-за того, что собственно произошло. Я вижу, ей очень стыдно и неловко оказаться в этой каше. Будто грязь, липкой жижей приклеилась и к ней самой.
Разговоры, пересуды, сочувственные взгляды… Да, это бесит. Очень бесит. Так что огонь, и без того едва сдерживаемый в моей внутренней топке, рвётся наружу. И сдерживать его уже практически невозможно.
— Не волнуйся, милая, — мягко говорю я и беру её за руку.
Я подношу её руку к губам и нежно целую.
— Всё будет хорошо.
Она кивает, и маленький бриллиантик, слетает с её лица, делаясь видимым в свете уличного фонаря. Ничего, кое-кто должен заплатить за все эти выплаканные сокровища.
Я притягиваю Наташку к себе и обнимаю.
— Всё хорошо, всё хорошо…
Мы подъезжаем к огромной призме гостиницы, возвышающейся как памятник всем цементным производствам мира. Она по-своему даже красива. Мы бросаем тачку, выходим вчетвером и попадаем под защиту монументального козырька.
Проходим внутрь. Швейцар, что-то втолковывающий коридорному в сером мундирчике, заметив нас, бросается к двери. Он отточенным движением выставляет руки, давая понять, что просто так сюда входить нельзя. Никак нельзя. Как говорилось в одном кинофильме, а мне хоть француз, без пропуска не впущу.
— Май дие френд Степан, — лучезарно улыбаюсь я. — Со найс ту си ю эгейн.
Нет, я не пытаюсь сойти за иностранца и произношу букву эр, как трактор. Просто прикалываюсь. Вытаскиваю заранее подготовленную сотню советских рублей и ловким движением помещаю в нагрудный карман этого стража практически заграничной территории. Оба его глаза, блеснув, делаются маслянисто-удовлетворёнными. И почему его называют Циклопом?
Он быстро оглядывает нас с головы до ног и, удовлетворившись безупречной элегантностью, отступает. Я князь этой ночи и от меня исходит животная сила, а может просто тщательно скрываемый гнев. Он чувствует, почтительно склоняется, признаёт моё право и молчаливо присягает на верность.
Мы делаем несколько шагов в сторону лифтов, но я останавливаюсь и, мгновенье подумав, возвращаюсь к Циклопу. Молча, ничего не говоря, достаю ещё две бумажки и, подмигнув, отправляю их вслед за первой. Дружески хлопнув его по плечу, я возвращаюсь к своим спутникам.
По фойе с довольно низким потолком бродят длинноногие тени томных и невероятно юных ланей. Пахнет ожиданием неизведанного, импортным шмотом и деньгами. Посетительницы и посетители чётко улавливают этот запах стремясь в это место даже из далёких уголков нашей необъятной. Меня тоже влечёт сюда предвкушение. Правда, ищу я не то, что ищут они.