Он поднимает трубку и набирает номер.
— Леонид Юрьевич, ну ты где? Я жду-жду… Ах, Постов сказал. Этот может. Давай, приходи. У меня тут дружок твой.
— Э-э-э… — мотаю я головой, когда он вешает трубку
— Чего?
— Я тут с вами в неловкую ситуацию попал…
— Со мной? — поднимает он брови.
— Ну да, вам вот признался, а Злобину нет. Думаю, он на меня обидится.
Андропов усмехается, чуть качнув головой.
— Думает он. Нашёл о чём думать. Тут дела такие. Обидится. Не мальчишка обижаться. Вон до какой должности дослужился в свои… тебе сколько, кстати? Пятьдесят?
— Пятьдесят один.
— Ну, чуть младше его. Если б он думал о чужих обидах, то до сих пор в подполковниках бы ходил, в лучшем случае.
Уел, игуанодон.
Входит Злобин.
— Разрешите?
— Заходи, присаживайся, — говорит он и поднимает трубку. — Андрей Викторович, ещё чашечку принесите, пожалуйста.
Де Ниро, практически не улыбаясь, проходит к столу и садится напротив меня.
— Знаешь кто это? — кивает в мою сторону Андропов.
— Брагин Егор Андреевич.
— А ещё?
— Ещё? Других имён я не знаю. Мы его проверяли по всем статьям, так сказать.
— А ещё он Добров Егор Дмитриевич. Тысяча девятьсот семьдесят третьего года рождения.
— Он не выглядит, как восьмилетний ребёнок, — хмурится Злобин, пытаясь понять, в чём подвох.
— Не выглядит. Потому что он дожил до пятидесяти одного года и предположительно погиб под колёсами маршрутного такси в две тысячи двадцать втором году. Правильно я излагаю?
— Правильно, — сухо подтверждаю я и разворачиваю конфету.
«Кара-Кум». А чай-то подостыл уже… И слишком уж крепкий на мой вкус. Откусываю и прижимаю кусочек конфеты языком к нёбу. Она поддаётся, тает и коричневая начинка из какао, миндаля и тёртых вафель расползается, обволакивая рот вкусом и ароматом шоколада и ванили.
Всё суета. Всё суета. Всё суета. И всё уже много раз было на Земле. Наверное, и путешественники во времени уже бывали. Может, в КГБ целый список подобных перелётчиков, попадальщиков и попаданцев… Может быть это вообще тайный проект самого КГБ и сейчас меня…
— Ну, давай, расскажи Леониду Юрьевичу, — сбивает меня с мысли Андропов. — А то я перевру что-нибудь.
— В прошлый раз, когда я встречался с Юрием Владимировичем, — киваю я, — меня подвергли допросу с применением полиграфа. И психиатр осмотрел, правда один, так что можно ожидать ещё и консилиума в обозримом будущем. А вам я не говорил, чтобы избежать вот такого, как сейчас, взгляда, полного разочарования и сожаления.
Андропов кивает, подтверждая мои слова и подталкивает к Злобину картонную папку, по всей видимости с результатами исследований.
Я беру ещё конфету.
— Много сладостей вредно, — замечает хозяин кабинета.
— Вторая всего…
— Ну, давай, рассказывай.
Я рассказываю. Де Ниро, даже улыбаться забывает. Это прикол, Брагин? Опять твои фокусы? Что за бред? Ты это при Андропове рассказываешь?
Нет, этого он не говорит, но транслирует посредством блеска своих глаз, мимики и языка тела. А может, я просто не понимаю ни мимики, ни телесных знаков. Не знаю.
Андропов поглядывает на часы.
— Сегодня, можно сказать, у нас вводная беседа, — хмурится он. — Мне уже кое-что было рассказано, повторяться не будем. Думаю, Егор тебе повторит наедине то, что мне уже известно.
— Да, повторю, конечно, — подтверждаю я. — Но к сегодняшней встрече я кое-что новое подготовил. Хочу обратить ваше внимание, я не историк, я просто человек, живший в определённую эпоху. Поэтому точных дат и глубокого анализа от меня ждать не следует. К перемещению я заранее не готовился, поэтому могу сообщить лишь общую хронологию, некоторые ключевые моменты и факты, которые известны лично мне.
Я достаю из внутреннего кармана несколько исписанных листов бумаги, приготовленных заранее.
— Я тут записал кое-что, смотрите. Чикатило Андрей Романович. Серийный убийца, насильник, педофил. Известны так же эпизоды каннибализма. С особой жестокостью с целью получения сексуального удовлетворения убил пятьдесят пять человек. Женщин, подростков и детей. Первая жертва в семьдесят восьмом году, девятилетняя девочка. Сейчас по этому делу осужден другой человек, находится в местах лишения. Следующее убийство он совершит осенью этого года. А потом, начиная со следующего, его понесёт так что ад содрогнётся. Я тут всё, что вспомнил по этому делу написал.
Андропов со Злобиным переглядываются.
— Дальше… Михасевич Геннадий Модестович. Белорусская ССР. Маньяк. Всё, что помню, написал. Теперь другое. Я не знаю, как вы объясните, откуда у вас информация и будете ли… В общем, Дмитрий Поляков, генерал ГРУ. Двадцать лет был агентом ЦРУ, сдал двадцать нелегалов и миллион прочих сотрудников, расстрелян в конце восьмидесятых. Гордиевский…
— Откуда ты это можешь знать⁈ — недовольно и холодно спрашивает Андропов. — Допустим, ты из будущего, но эта информация не может быть общедоступной.
— Да почему? Публичная информация. В девяностых об этом много писали и говорили. Какие-то детали наверняка остались не рассекреченными, но суть дела известна каждому, кто хоть как-то интересуется. Следующий гражданин. Олег Гордиевский, это ваш…
— Твою мать… — чуть слышно произносит Злобин.
— Полковник первого главка. Заочно приговорён к расстрелу.
Андропов откидывается на спинку, и я вижу, что это уже никакой не Андропов, а чистой воды игуанодон. Образно говоря. Глаза становятся ледяными, челюсти сжимаются, кулаки тоже.
— А председатель КГБ Бакатин в девяносто первом по согласованию с президентом Горбачёвым передаст американцам схему прослушки в их посольстве, причём, как официальное лицо, в качестве жеста доброй воли. Но, глядишь, до этого и не дойдёт, вашими усилиями. А вот эти товарищи уже сейчас нас всех продают. Короче, Гордиевский. Нанесёт колоссальный вред. Со следующего года будет работать советником посольства в Лондоне. Но с англичанами он уже снюхался. Идейный, не доволен советской властью. Его вывезут в багажнике посольского автомобиля. Тут всё написано.
Потом идут Спитак, Чернобыль, теплоход «Александр Суворов», давка в Лужниках, южнокорейский «Боинг», включая версии, и сильное Исмаиллинское землетрясение в Азербайджанской ССР в конце текущего года.
У моих собеседников глаза на лбу. Два часа, отведённые на аудиенцию закончились, а разговор — нет.
— Так, — говорит Андропов. — Мне нужно идти. А вы оставайтесь. Через два часа я вернусь и продолжим.
— Мы пообедаем пока, — говорит Злобин.
— Пообедайте. Далеко не уходите без меня.
Мы все выходим из бункера. Я двигаю за Злобиным. По коридорам мы идём молча. Заходим в его кабинет. Проходим на середину и останавливаемся. Он поворачивается ко мне и молча смотрит. Приклеенная улыбка безжизненно замирает на его лице.
— Ну, — наконец произносит он.
А что «ну»? Вот так, сами видите.
— Он припёр меня с этим чемоданом, — пожимаю я плечами. — Мне просто ничего другого не оставалось, вот я и выдал единственный козырь.
— Да? — буравит он меня взглядом.
— Леонид Юрьевич… ну… не обижайтесь, пожалуйста. Я просто не хотел лишиться вашей дружбы…
— Дружбы, да? — переспрашивает он, часто кивая.
— Я боялся, что если откроюсь, вы подумаете, что я кретин сумасшедший и поставите крест на мне.
— Боялся? Серьёзно? Тебе полста лет, по твоим словам, а ты боялся, что я подумаю, будто ты кретин сумасшедший. Всё верно?
— Ну, да… — вздыхаю я.
— А ты, значит, на самом деле, не кретин сумасшедший? То есть, ты сумасшедший, но не кретин? Или как? Не сумасшедший, но кретин?
— Надеюсь, ни то и ни другое.
— Надеешься, — понимающе кивает он. — А я вот думаю, зря ты надеешься. Потому что ты гораздо хуже, чем кретин сумасшедший. Ты какого хера про предателей информацию вывалил?
— В смысле? — удивляюсь я.
— В смысле? Не понимаешь, в каком смысле? С такой информацией он тебя не отпустит. Ты не втыкаешься, или как ты там говоришь? Не втыкаешь, что ли? Ладно маньяки и землетрясения, но вот это!
Я ещё про Калугина, о котором поговаривают, будто он креатура Андропова, ничего не сказал. Как раз из соображений безопасности.
— Зря ты, Егор, не посоветовавшись со мной в это дело ввязался. Зря. Мне, конечно, в это всё очень трудно поверить, но… Не потому что тебе не верю, а потому что слишком всё это чудно и противоестественно. Но не суть, поверю когда-нибудь, возможно. Суть в том, что бежать тебе надо. И чем скорее, тем лучше.
— Куда бежать-то? У нас дел столько начато!
— Плевать! Какие дела! Тут жизнь спасать надо, а ты о делах печёшься. Дела с собой не заберёшь.
— Леонид Юрьевич, неужели вы думаете…
— Пошли-ка мы с тобой в нашу пельменную сходим, — перебивает меня он. — Пообедаем. Давно мы там не были, правда ведь?
— Ну, давайте, — соглашаюсь я. — Поедим. Я вчера там был, между нами говоря. С Наташкой.
— Давай мне пропуск.
— А у меня нету, он у Постова остался.
— Бл*дь, — качает он головой. — Ладно, пойдём так, попробую тебя вытащить. Через боковой выход попробуем проскочить.
Но выйти не удаётся. Дежурный холодно кивает и сообщает, что без пропуска не выпустит.
— Ну, пойдёмте в столовую тогда, — улыбаюсь я, хотя, на самом дела, мне эта история не нравится.
Мне не нравится, а на Злобине вообще лица нет. Идём в сторону столовой.
— Слушай, — останавливается он не доходя до столовой. — Давай мы тебя, как Гордиенко, в багажнике вывезем. Это идея.
— Леонид Юрьевич, да вы что…
— Что? А ты сам подумай. Пошли, я ключи возьму, и мы с тобой это дельце провернём.
— А вам самому не прилетит за это дело?
— Пошли-пошли, после поболтаем, не теряй времени.
Мы возвращаемся к его кабинету и…
— Леонид Юрьевич, — раздаётся голос Постова. — Вы пообедали?
— Нет…
— Юрий Владимирович распорядился Брагина в наш профилакторий отвезти. Там и обедать вкуснее будет. Пойдёмте прямо сейчас.