— Я не знаю, — хмурится она, и я вижу, что она уже догадывается, куда я клоню.
— Теперь, считай, что знаешь. Тебя.
— Вы слышали? — заглядывает Лена Иванова. — Ой, простите, я не помешала?
— Нет, — говорю я. — Разве ты можешь помешать? Присоединяйся.
— Брагин, — хмурится Новицкая. — Ты что-то раскомандовался, тебе не кажется? И что за фантазии такие?
— Не фантазии это. Я только что с Мишиным говорил.
— О чём? — с любопытством спрашивает Иванова.
— Чего мы должны были слышать? — уточняю я, игнорируя её вопрос.
— Так Пастухов уходит.
— А кто на его место? — спрашиваю я.
— Мишин.
— Вот видишь, Лена у нас незаменимый кадр. Ещё ничего не случилось, а она уже знает. У неё интуиция и прямая связь с космосом. Лен, а вместо Мишина кто?
— Как кто? Ирина Викторовна, конечно.
— О! Отличная новость. Ир, а на своё место нашего Толика рекомендуй. Он человек ответственный и с большим потенциалом, поняла? Ну, всё, я поскакал.
Я слезаю со стола.
— Как это поскакал⁈ — возмущается Новицкая. — Прибежал на пять минут, лапши на уши навешал и поскакал. Читал басню «Стрекоза и муравей»?
— Ир, некогда. Толик в курсе всех процессов, и он отлично справляется. А незаменимых, сама знаешь…
Она качает головой, а я выскакиваю за дверь. Мне и в самом деле уже пора. Скоро двенадцать, надо звонить Кухарю.
— Партбилет! — требует квадратный чекист на входе в ЦК партии.
Он уже спрашивал сегодня. Наверняка же запомнил.
— У меня комсомольский, — протягиваю я красную книжицу с фоточкой, где мне ещё четырнадцать.
По большому счёту, это и не я вовсе.
— К кому?
Ко всем, твою дивизию. Ко всем!
— У меня пропуск, я выходил ненадолго. К Гурко, вообще-то.
Он идёт, смотрит журнал, что-то сверяет и, наконец, пропускает меня внутрь. Я бегу переступая через ступени. Заскакиваю к Гурко.
— Марк Борисович, — можно позвонить?
— Ты чего взмыленный? Где был-то? Большак уж извёлся весь.
Дядя Юра разводит руками с тревожно-недоумённым видом, мол, ты где был, действительно?
— Можете связываться с Пастуховым, кстати, — киваю я в сторону Гурко. — Я только что с ним говорил. Он согласен.
— Ну-ка, ну-ка, поподробнее, — хмурится он.
— Минуточку, сейчас звонок сделаю.
Не дожидаясь разрешения, я снимаю трубку и набираю номер, полученный от Кухарчука. Платоныч подходит к столу, и мне становится понятно, каких сил ему стоит держать лицо и не показывать, что там у него делается внутри.
— Дядя Юра, всё хорошо будет.
— Алло… — раздаётся женский голос.
Чего?..
— Здравствуйте, — чуть замешкавшись, говорю я и бросаю хмурый взгляд на Гурко. — Мне нужен Пётр Николаевич.
У Гурко уши, блин, как у слона становятся, боится хоть звук пропустить.
— А, вы наверное Егор? Вы его родственник, да? Пётр Николаевич просил вам передать, чтобы сегодня в восемнадцать часов вы оставили свои вещи в камере хранения на Киевском вокзале. Он был вынужден уехать в командировку, так что не сможет с вами встретиться. Но потом вернётся и вещи заберёт, вы не беспокойтесь. Ячейка номер сто восемьдесят один. Шифр… минуточку… вот. Шифр… один, восемь, ноль, ноль. Вы запишите, пожалуйста…
— А он телефон не оставил, куда ему позвонить?
— Ну, я же говорю, он уехал. Как же вы ему позвоните? В поезд что ли?
— А куда? Уехал…
— Как куда? В Брянск, конечно… На моторный завод.
— Простите, а куда вот я сейчас позвонил? — пытаюсь я собрать всё воедино.
— Ну вы даёте, Егор! Вы что, не знаете, что ваш дядя на АЗЛК работает?
— На АЗЛК?
Капец какой-то. Вот хорёк хитро-выделанный. Мудило-Завалдайский! Да простит меня Козьма Петрович Прутков…
— Так вы его коллега? — уточняю я.
— Ну, — слегка смущается она, — я в бухгалтерии работаю, а он-то снабженец, В общем, вы записали номер ячейки и шифр?
— Да.
— Там для вас письмо будет от дяди. Всего вам доброго, молодой человек.
И не дожидаясь ответа, она кладёт трубку.
Твою дивизию! Вот же я лошара! Вместо того, чтобы по норам ныкаться, надо было сразу звонить Злобину, падать на хвост этому козлу, вычислять, что это за номер. Блин! Что-то я уж больно легко к этому хорьку отнёсся! Сука!
— Что? — с тревогой спрашивает Платоныч.
— Сейчас…
Я тут же набираю номер Де Ниро. Лишь бы он был на месте…
— Злобин…
— Леонид Юрьевич…
— А, пропажа! Ну привет. Куда подевался-то?
— Здрасте. Потом всё объясню. Запишите номер. Пробейте, пожалуйста. Там говорят, что Поварёнок у них числится снабженцем.
— Что-то случилось?
— Да, есть кое-что. Я перезвоню ладно?
Нажимаю на рычаг и снова звоню. У Гурко звонит внутренний телефон на столе.
— Слушаю, — раздаётся в трубке.
— Алик, — приезжайте с Витей на Старую площадь и ждите, где обычно.
Гурко подаёт сигналы, чтобы я заканчивал и бежал наверх, заседание закончилось.
— Понял, — чеканит Алик. — Через пятнадцать минут будем.
Я кладу трубку и выскакиваю за дверь.
— Егор! — бросает мне вслед Платоныч.
— Дядя Юра, подожди немного, всё расскажу. Марк Борисович, а с вами товарищ Капитонов с удовольствием встретится, я думаю.
Я бегу к залу заседаний. Народ расходится понемногу. У входа в зал вижу Постова.
— Здравствуйте, Кирилл Кириллович, — киваю я.
Он зло сверкает глазами.
— Это ты меня приложил или Злобин? — цедит сквозь зубы.
— Извините, но это удар судьбы. Я думаю, таким образом вселенная вам посылает сигнал, болезненный, но единственно возможный. Более чёткого ответа у меня нет, простите.
Он сжимает челюсти и ничего не отвечает, проглатывает мою дерзость. Из зала выходит Андропов. Заметив меня, чуть кивает и направляется в мою сторону.
— Юрий Владимирович, — окликает его седой дед, выглядывая из дверей. — Вы не останетесь? Михал Андреич хотел обсудить один вопрос…
— Начинайте без меня, — бросает председатель.
Подходит и изучающе смотрит.
— Не сбежал, значит, — констатирует он и кивает Постову.
Тот показывает в сторону:
— Сюда, пожалуйста.
Он заводит нас в небольшое помещение, предназначенное, надо полагать, для совещаний в узком кругу. Бюст Ленина, портреты корифеев, стол, стулья. Всё очень красиво и торжественно. Постов остаётся за дверью, а мы проходим и садимся друг напротив друга.
— Ну, — хмурится Андропов, — и как это понимать?
Да тут и понимать-то нечего, даже жалко тратить время на объяснение очевидных вещей.
— Речь о моей безопасности, — пожимаю я плечами. — Не хотелось бы превратиться в ящик с секретами, который вы хотите хранить в подземелье под семью печатями.
— То есть, сначала ты об этом не думал, а потом вдруг резко осознал такую вероятность?
— И раньше думал, но вы не давали повода для опасений.
— И какой же я дал повод, что ты решил Постову голову проломить? Кстати, ты или Злобин?
— Так Постов вдруг внезапно о «профилактории» заговорил, при том, что вы сами об этом и словом не обмолвились. А он, помимо всего прочего, мог ещё и свою собственную игру вести. Держался нервозно, будто торопился всё сделать до вашего возвращения.
— Мог, но не вёл. У меня были назначены медицинские процедуры, поэтому я и попросил его привезти вас в профилакторий.
Ну-ну, сейчас сказать можно что угодно. Я развожу руками, мол, ну что теперь копья ломать, дело-то сделано.
— И ты, значит, скорее переметнулся к Суслову с Черненко? Суслов, кстати, в прекрасном настроении был на политбюро.
Это временно, я думаю…
— Ну, зачем же переметнулся? Не переметнулся, а подстраховался. Сообщил, что располагаю крайне важными данными. Так что если я вдруг исчезну, им на стол попадут докладные записки с некоторыми сведениями, делающими мою фигуру для них очень ценной. Там же будет сказано, где меня искать.
Даже если и не найдут, выметут вас, Юрий Владимирович на раз-два, даже ойкнуть не успеете, это они могут. Столько на вас собак навесят, что не отобьётесь. И то что было припомнят, и то чего не было подтвердят надёжными свидетельствами. Им только повод дай. Об этом нет смысла говорить вслух, это он лучше моего знает, видел своих товарищей в деле.
— Не доверяешь, значит, — кивает Андропов с холодным лицом ящера.
— Вам лично доверяю, — пожимаю я плечами. — Если бы не доверял, не пришёл бы.
То, что они меня сами схватили по возвращении из Питера, я деликатно опускаю.
— Но в организации вашей много людей разных служит и всем доверять в равной степени никак нельзя. Вот, например, был у вас кадр такой, Кухарчук…
— А он причём? — хмурится председатель.
— Он успокоиться не может, хочет чемодан с папками получить. И я, признаюсь, пообещал Суслову чемодан отдать.
— Зачем? — грозно спрашивает Андропов.
— А он похитил близкого мне человека.
— Что-что?
Я рассказываю, не сообщая, впрочем, места передачи. Андропов погружается в раздумье.
— Если вы поможете мне освободить заложника, — нарушаю я повисшую паузу, — то чемодан останется у вас. Причём, формально я выполню обещание, данное Суслову.
Хрен с ним с чемоданом, игра переходит на новый уровень и теперь мне этот чемодан не особенно-то и нужен. Каждая страница из каждой папки тщательно сфотографирована, а сами папки я могу и отдать.
— Можете подключить Злобина к проблеме? — спрашиваю я.
— Хорошо, — кивает он, немного подумав. — Пора уже заканчивать эти игрища. Я ему скажу, свяжись с ним. А теперь о нас…
— Я прошу прощения… Это тоже о нас, но немного со стороны.
Он молчит, строго смотрит.
— «Факел», — говорю я. — Вы же хотели его вывести из-под Суслова.
— Ну, в свете того, что ты поведал о его ближайших перспективах, это не так и важно.
Ну, в смысле, что в начале следующего года он сам займёт место Суслова в ЦК…
— Ну, как сказать, после вас секретарём по идеологии станет Черненко, тоже тот ещё гусь.