— Давай, мы всё же будем в рамках держаться.
— Да, хорошо, простите. Идея заключается в том, чтобы, как вы и предлагали отдать «Факел» под начало главного политуправления вооружённых сил. Сделать отдельный штаб, куда включить представителей ДОСААФ и ЦК ВЛКСМ.
— Напиши записку, я рассмотрю. Но дело в том, что твои друзья, с которыми ты сегодня общался перед политбюро, будут против, это ясно.
— Я написал уже, с собой только не имею. Передам вам в ближайшее время.
— Лично отдашь. Завтра мы продолжаем наши консультации…
— Могу вечером с Леонидом Ильичом…
Он так зыркает на меня, что я осекаюсь не договорив.
— Если отдать в ГлавПУР твой «Факел», формально они так же смогут влиять на Епишева. Что изменится?
— Все же знают, что Епишев сделает, всё что вы скажете.
— Ерунда.
— Поставьте того генерала из погранвойск курировать штаб. Но командиром нужно поставить Скачкова. Он кадровый офицер и на сегодняшний день лучше него никого нет.
— А ты? Просто так отдашь своё детище?
— Я бы на ближайшие пару лет хотел стать комсоргом этого хозяйства. Можно было бы засчитать это в качестве срочной службы.
— Завтра в десять утра жду у себя, — говорит он и встаёт, качая головой. — Записку принеси, комсорг…
— Понял, — киваю я. — Только… Я опасаюсь, как бы операция с Кухарчуком не затянулась.
Для Андропова операция будет законченной, когда чемодан окажется в его собственных руках и плевать ему потом на Трыню, да и на Кухарчука, по большому счёту.
— Сообщишь через Злобина. Не бойся, чемодан вещь хорошая, но не настолько, чтобы я предпочёл его твоим сведениям. Достанем мы твоего заложника.
Смотри-ка, прозорливый какой.
— И давай, без самодеятельности. И перед Постовым извиниться бы не помешало…
Мы выходим из зала и я подхожу к Кири-Кири.
— Кирилл Кириллович. Приношу вам глубокие извинения за свои действия. Поступок был вызван резко изменившейся ситуацией, но это, конечно, меня не извиняет. Больше не повторится.
Если ты повода не подашь. Он выслушивает с непроницаемым лицом и едва заметно кивает. И Андропов кивает. И я киваю, чего уж, покиваем на троих. Хорошо, что руку жать не заставляет, детский сад, честное слово.
Я забегаю к Гурко.
— Дядя Юра, погнали! Марк Борисович, простите, что мы сегодня вам на шею сели.
— Иди-ка сюда, — подзывает он меня к своему столу. — Подойди-подойди.
Я подхожу. Он выглядит довольным, сияет, можно сказать, как рубль железный.
— Капитонов сказал, что в следующий раз будет внимательнее прислушиваться к моим предложениям. При шефе сказал. На, вот тебе, премия.
Он подаёт мне бумажный свёрток. Я принимаю.
— А что это?
Бумага немного влажная, внутри что-то мягкое и… будто много чего-то мелкого. Блин… Сосиски что ли?
— Сосиски из нашей кулинарии. Ты таких в жизни не пробовал. Телячьи.
Ого, барин со своего стола жалует.
— Спасибо большое, — усмехаюсь я. — Правда. Я ведь не ел ещё ничего сегодня.
Не вру, конечно, но и набрасываться на добычу не тороплюсь. Пока Трыню не вырву из рук этого гнома, ни крошки не съем…
Я отпускаю Сергея Сергеивича и прыгаю в свою тачку. Большак едедт со мной. Из машины звоню Злобину и подробно объясняю ситуацию.
— Андропов дал добро, чтобы контора занялась. Леонид Юрьевич, давайте уделаем хорька.
— Решил, значит, отдать досье… — задумчиво произносит он.
Блин, ну только сейчас не надо вот этого…
— Ну, вы же сами говорили, что там ничего супер-полезного нет. И, опять же, чемодан в ваши руки попадёт и вы сами можете решить, что оставлять внутри, а что… снаружи…
— Опять со мной не посоветовался, — констатирует он, и я представляю его улыбку и разочарованный взгляд…
— Леонид Юрьевич… ситуация слишком быстро развивалась. Тут же, сами видите, вопрос жизни и смерти… Требуется экстренное реагирование и…
— Погоди минутку, — говорит он холодно. — Я перезвоню.
В трубке раздаются короткие гудки…
20. Это не учебная тревога…
— Ну, что? — тревожно спрашивает Платоныч.
— Сказал перезвонит, — качаю я головой.
Ответил зеркально, так сказать, я ему тоже сказал, что перезвоню, правда вот через два часа только перезваниваю. Блин, ну не может же он только потому, что я в спешке ничего не объяснил капризничать и выламываться.
Алик летит, торопится, жмёт по газам, делает, как велено. Я сижу на переднем сиденьи, а Платоныч с Виктором располагаются сзади. Москва, столица… Мелькают здания, машины, прохожие. Мрачной серостью отпугивают чужеземца твои монументальные строения, да только нет тебя краше для русского сердца при виде твоих древних стен…
Раздаётся звонок.
— Брагин! — срываю я трубку.
— Шеф звонил, — поясняет Злобин. — Похоже, ты прощён. Ну и хитрый ты, Егор, пацан. Как тебе удаётся только?
— Дяденька, скорее, а не пацан… — отвечаю я.
— Ладно, дядя. Короче, он дал добро. Сказал, чтобы мы готовили и проводили операцию. По Поварёнку, понял, да?
— Понял, — киваю я. — А удалось уже выяснить что-нибудь?
— Номер действительно бухгалтерии АЗЛК, но никакой Кухарчук в отделе снабжения не числится. К бухгалтерше этой уже выехали опера. Но из этого источника я бы ничего не ждал.
— Мы сейчас с Юрием Платоновичем в вашу сторону мчимся. Можем к вам?
— Давайте. Я пока тут распоряжения отдам кое-какие. Пропуск будет ждать. На тебя и Большака.
— Инструкции даны в одностороннем порядке, так? — спрашивает спец в сером костюме. — Без возможности обсуждать условия. Стало быть, он понимает, что вы бы хотели остаться и при своём сокровище, назовём это так, и получить живого и невредимого заложника. Поэтому сразу ставит в условия, когда вы не имеете возможности вести переговоры.
Мы все киваем. Сидим в кабинете у Де Ниро, проводим совещание. Кроме меня и Большака, присутствуют двое солидных… оперов, наверное, крутейших специалистов, как заверил Злобин. Ну, и он сам, естественно, тоже здесь.
— Объект может предполагать, что вы способны вложить в ячейку не то, что ему нужно, — продолжает опер, — и будете его выслеживать. Однако, он не знает, что к делу подключилась «контора», правильно?
Оба Злобинских спеца выглядят, как близнецы. Крепкие плечи, безупречно сидящие костюмы, короткие военные стрижки, волевые подбородки и добрые серые глаза. Один чуть выше, другой чуть ниже. Тот, что повыше — Иван, тот что пониже — Евгений. Ивану лет сорок, Жене лет тридцать пять. Особых примет нет. Оба в штатском, звания неизвестны. Двое из ларца, короче.
— Кодовое имя объекта Поварёнок, — сообщает Де Ниро.
— Сраный Джеймс Бонд, — вздыхает Большак. — Ошибка, бл*дь, резидента…
— Я полагаю, что у него могут быть источники в КГБ, — говорю я. — И работает он явно не в одиночку. Кто-то должен был совершить похищение. Для этого бухгалтершу с завода или кассиршу из гастронома не привлечёшь, верно? Опять же, кто-то должен забрать чемодан из ячейки. Вряд ли он сам пойдёт. Вон, Марина матёрая какая была…
— Тогда у него был ресурс, — возражает Де Ниро. — Можно было иметь сподручных за счёт «конторы».
— Теоретически, его агенты могут и не знать, что у нас он уже не работает, — хмурится Иван.
— А если и доходили какие-то слухи, — добавляет Евгений, — он всегда может сказать, что это легенда и он просто перешёл на работу под прикрытием.
— Да и сам он только с виду дурачок, — киваю я. — Думаю, он и опером проработал не один год, прежде чем стал замначальника следственного отдела, да?
Все замолкают, размышляя.
— Итак, Карпенко, — хлопает ладонью по столу Де Ниро, — время идёт, переходи уже к предложениям от общих рассуждений.
— Так точно, — кивает Иван, тот что постарше. — Вот план зала ожидания. Это ряды кресел, это автоматическая камера хранения. Вот наша ячейка, она в среднем ряду по высоте. Хорошо просматривается отсюда, отсюда, отсюда… Практически, со всего зала. Только минус в том, что при всей величине зала и количестве народа, здесь очень трудно остаться незамеченными. Как им, так и нам…
Говоря всё это, он чертит карандашом стрелки и обводит кружочками важные точки на розовом, вышедшем из «Эры» или из подобного копира, плане. На синьке, короче.
— А если… — начинаю я. — Прошу прощения, конечно, но, может, нам операцию силами МВД провести? Под вашим руководством, естественно. Можно поговорить с Чурбановым. Тогда в «конторе» о ней никто не будет знать и утечек, скорее всего не будет. Поварёнок успокоится и…
— Нет, эта идея мне не нравится, — решительно отметает её Злобин и тычет пальцем в план. — А это что такое? Почему тут кресел нет?
— Леонид Юрьевич…
— Нет, ты хочешь, чтобы чемодан к ментам ушёл? — злится он. — Мы всё сделаем в режиме повышенной секретности. Поварёнок ничего не узнает, так что про Чурбанова забудь, пожалуйста.
— А это что-то типа балкона или, как это называется, — продолжает Иван, — галерея, что ли, шут его знает. Это возвышение. Оттуда весь зал, как на ладони, но там в принципе нет ни одного человека, это совершенно пустое место, несущее исключительно декоративную функцию. То есть, если туда подняться, то срисуют моментально.
— Товарищи, — говорю я. — Прошу обратить внимание, что главная цель не схватить того, кто возьмёт чемодан, а найти и освободить заложника. Чемодан тоже искать не надо, он и так у нас.
Платоныч молча кивает несколько раз.
— А на этой галерее, — добавляю я, — можно поставить бригаду маляров-штукатуров, которые будут по рации координировать все действия.
— Да, вот это толковое предложение, — соглашается Злобин. — Карпенко, маляров послать немедленно.
— А это не будет странно, — хмурится тот, — что внезапно посреди дня появилась бригада?
— Они могут готовить фронт работ на завтра, — пожимаю я плечами. — В принципе, ничего странного.
Карпенко согласно кивает. И второй из ларца тоже кивает.
— Надо расставить наблюдателей, — продолжаю я сыпать идеями, — вот здесь, здесь, здесь и…