прос, как кто-то невидимый тотчас шептал ему на ухо ответ. Мужчин там не было. Женщины сами продолжали свой род. Мужчины исчезли пятьдесят тысяч лет назад. А где эти женщины сейчас? Неподалеку от зеленого леска, рядом с винным ручьем, за шестью белыми камнями, у истока большой реки. Там, на отмелях, — женщины, которые могут стать прекрасными женами и вырастить чудесных детей.
Форестер открыл глаза. Остальные астронавты сидели возле него.
— Я видел сон.
Все они видели сны.
— …Неподалеку от зеленого леска…
— …рядом с винным ручьем…
— …за шестью белыми камнями, — сказал Кестлер.
— …и у истока большой реки, — закончил Дрисколл.
С минуту все молчали. И смотрели на серебристую ракету, блестевшую в свете звезд.
— Ну, так как, капитан, мы пойдем или полетим?
Форестер не ответил.
— Капитан, — сказал Дрисколл, — останемся здесь навсегда. Не будем возвращаться на Землю. Люди никогда не прилетят сюда выяснять, что с нами случилось. Они будут думать, что все мы уничтожены. Ну, что вы скажете на это?
Лицо Форестера покрылось капельками пота. Он провел языком по пересохшим губам. Руки вздрагивали у него на коленях. Экипаж ждал.
— Это было бы чудесно, — наконец выговорил капитан.
— Еще бы!
— Но… — Форестер вздохнул. — Но мы обязаны выполнить задание. Люди вложили в наш корабль деньги И ради этих людей мы обязаны вернуться.
Форестер поднялся. Астронавты продолжали сидеть, не слушая его.
— Чертовски приятная ночь! — заметил Кестлер.
Они смотрели на отлогие холмы, на деревья, на реку, бегущую к иным горизонтам.
— Пошли на корабль, — с трудом выдавил из себя Форестер.
— Капитан…
— На корабль! — повторил он.
Ракета поднялась в небо. Глядя вниз, Форестер отчетливо видел каждую долину, каждое озеро.
— Надо было остаться, — промолвил Кестлер.
— Да, я знаю.
— Еще не поздно повернуть назад.
— Боюсь, что поздно. — Форестер отрегулировал телескоп. — Посмотрите.
Кестлер посмотрел.
Лицо планеты изменилось. Тигры, динозавры, мамонты появились внизу. Вулканы извергали лаву, циклоны и ураганы проносились над холмами, стихии бушевали.
— Да, это настоящая женщина, — сказал Форестер. — Миллионы лет она ждала гостей, готовилась, наводила красоту. Она надела для нас свой лучший наряд. Когда Чаттертон начал дурно обращаться с ней, она предостерегла его, а потом, когда он сделал попытку изуродовать ее, попросту уничтожила его. Как всякой женщине, ей хотелось, чтобы ее любили ради нее самой, а не ради ее богатств. Она предложила нам все, что могла, а мы — мы покинули ее. Она женщина, и оскорбленная женщина. Правда, она позволила нам уйти, но мы уже никогда не сможем вернуться. Она встретит нас вот этим…
И кивком головы он показал на тигров, циклоны и кипящие воды.
— Капитан… — начал Кестлер.
— Да?
— Сейчас уже поздно рассказывать об этом, но… перед самым взлетом я дежурил у воздушного шлюза. И позволил Дрисколлу уйти с корабля. Ему хотелось уйти. Я не смог отказать ему. Я взял это на свою ответственность. И сейчас он там, на планете.
Оба посмотрели в иллюминатор.
После долгого молчания Форестер сказал:
— Я рад. Я рад, что хоть у одного из нас хватило здравого смысла остаться.
— Но ведь он, должно быть, уже мертв!
— Нет, эта демонстрация там, внизу, устроена для нас. А может, это просто обман зрения. Среди всех этих тигров и львов, среди ураганов наш Дрисколл цел и невредим, ибо он сейчас единственный зритель. Ох, уж теперь она так избалует его, что… Да, он-то заживет там недурно, а вот мы с вами будем мотаться взад и вперед по Вселенной, разыскивая планету, которая была бы такой же чудесной, но так никогда и не найдем. Нет, мы не полетим назад спасать Дрисколла. А впрочем, она все равно не позволит нам сделать это. Полный вперед, Кестлер, полный вперед!
Ракета понеслась вперед, резко увеличив скорость.
И за миг до того, как планета скрылась в сияющей дымке тумана, Форестеру вдруг показалось, что он ясно видит Дрисколла. Вот, спокойно насвистывая, юноша выходит из зеленого леска, и весь этот очаровательный мир овевает его своей прохладой. Для него одного течет винный ручей, приготовляют рыбу горячие ключи, созревают в полночь плоды на деревьях, а леса и озера ждут не дождутся его прихода. И он уходит вдаль по бесконечным зеленым лужайкам, мимо шести белых камней, что стоят позади рощи, к отмелям широкой прозрачной реки.
Город
Город ждал двадцать тысяч лет.
Планета двигалась по своему космическому пути, полевые цветы распускались и облетали, а город ждал. Реки планеты выходили из берегов, мелели и пересыхали, а город ждал. Ветры, некогда молодые и буйные, захирели, остепенились; облака в небесах, исстрадавшиеся, разодранные в клочья, истерзанные, обрели покой и плыли в праздной белизне. А город ждал.
Город ждал, всеми своими окнами и черными обсидиановыми стенами, и небоскребами, и башнями без флагов, и нехоженными, незамусоренными улицами, и незахватанными дверными ручками. Город ждал, а тем временем планета описывала в космосе дугу, следуя своей орбите вокруг сине-белого солнца. И времена года сменяли друг друга, и сменяли друг друга мороз и палящий зной, а потом опять наступали холода и опять зеленели поля и желтели летние лужайки.
Это произошло в летний полдень, в середине двадцатитысячного года — город дождался.
В небе появилась ракета.
Ракета пролетела высоко-высоко, развернулась, подлетела ближе и приземлилась на глинистом пустыре в пятидесяти ярдах от обсидиановой стены.
Послышались шаги ног, обутых в ботинки, ступающих по худосочной траве, и голоса людей из ракеты, обращенные к людям снаружи.
— Готовы?
— Все в порядке, ребята. Будьте начеку! Идем в город. Енсен, вы и Хачисон пойдете впереди, в охранении. Смотрите в оба.
Город отворил потайные ноздри в своих черных стенах и прочную вентиляционную шахту, запрятанную глубоко в теле города. Мощные потоки воздуха хлынули вниз по трубам сквозь густые фильтры, задерживающие пыль, к тончайшим, нежнейшим спиралькам и паутинкам, излучающим серебристое свечение. Снова и снова нагнетается и всасывается воздух, снова и снова вместе с теплым ветром город вдыхает запахи с пустыря.
«Пахнет огнем, упавшим метеоритом, раскаленным металлом. Из другого мира прибыл космический корабль. Пахнет медью, жженой пылью, серой и ракетной гарью».
Информация, отпечатанная на перфоленте, пошла, передаваемая желтыми зубчатыми колесиками, от одной машины к другой.
Щелк-щелк-щелк-щелк.
Затикал подобно метроному вычислитель. Пять, шесть, семь, восемь, девять. Девять человек! Застрекотало печатающее устройство и мгновенно отстучало это известие на ленте, которая скользнула вниз и исчезла.
Щелк-щелк-щелк-щелк.
Город ждал, когда же послышатся мягкие шаги их каучуковых подошв.
Великанские ноздри города снова расправились.
Запах масла. Шагавшие люди распространяли по городу слабые запахи. Они попадали в гигантский Нос и там будили воспоминания о молоке, о сыре, о мороженом, о сливочном масле, об испарениях молочной индустрии.
Щелк-щелк.
— Ребята, будьте наготове!
— Джонс, не делай глупостей, достань свой пистолет!
— Город мертвый, чего бояться.
— Как знать.
От лающей речи ожили Уши. Столько веков они прислушивались к жалобным вздохам ветра, слышали, как опадает с деревьев листва, как из-под снега по весне потихоньку пробивается трава. И вот Уши, освежив смазку, принялись натягивать барабанные перепонки, туго-натуго, чтобы суметь расслышать тончайшие оттенки биения сердец пришельцев, неуловимые, как трепыхание мотылька. Уши напрягли слух, Нос накачивал полные камеры запахов.
От страха люди вспотели. Под мышками у них намокли островки пота, взмокли ладони, сжимавшие оружие.
Город потягивал своим Носом этот запах, пробуя, словно знаток, дегустирующий старинное вино.
Щелк-щелк-щелк-щелк.
Параллельно друг другу с катушек скользнули ленты с данными. Пот: хлориды — столько-то процентов; сульфаты — столько-то; азот мочевины, азот аммиачный… Выводы: креатинин, сахар, молочная кислота, т а к — т а к — так!
Звякнули и выскочили окончательные результаты.
Нос зашипел, выдавливая из себя отработанный воздух. Уши продолжали вслушиваться.
— Капитан, по-моему, нужно возвращаться к ракете.
— Приказы отдаю я, мистер Смит!
— Да, сэр.
— Эй, там, впереди! Видите что-нибудь?
— Ничего, сэр. Похоже, этот город опустел очень давно!
— Что теперь скажете, Смит? Опасаться нечего.
— Не нравится мне тут. Не знаю, почему. Вам знакомо это чувство, когда вы приходите куда-нибудь и вам начинает мерещиться, что вы тут уже бывали? Слишком уж этот город кажется знакомым.
— Бросьте! Эта планетная система находится в миллиардах миль от Земли. Мы никак не могли побывать здесь раньше. Наша ракета единственная из всех, которая может летать со световой скоростью.
— И все же я никак не могу отделаться от этой мысли. Надо уносить отсюда ноги.
Звук шагов оборвался. В неподвижном воздухе слышно было только дыхание Смита.
Ухо уловило его и приступило к действиям. Закрутились роторы и валы, сквозь клапаны и трубки заструились, мерцая, жидкости по канальцам. Сперва формула, затем — готовый продукт стали появляться один за другим. Через какие-то минуты по сигналу Носа и Ушей из широких пор в стенах на пришельцев стал изливаться пахучий пар.
— Запах. Слышите запах? А-ах! Зеленая травка. Вы когда-нибудь вдыхали запах приятнее? Клянусь, я готов стоять тут хоть до скончания века, лишь бы дышать этим воздухом!
Над стоящими людьми витал невидимый хлорофилл.
— А-ах!
Шаги возобновились.
— Ну, Смит, в этом-то что плохого? Вперед, вперед!
На миллиардную долю секунды Ухо и Нос позволили себе расслабиться.
Контригра удалась. Пешки продвигались дальше.