В толчее постояльцев, спускавшихся к ужину, дед, если у него и возникло намерение продолжить странный разговор, возможность эту упустил. Задержись ужин хоть на минуту, ни бабушка, ни картошка этого бы не перенесли.
За столом весело болтали постояльцы. Один только мистер Коберман сидел молчаливый и угрюмый. Но вот дедушка откашлялся, и за столом воцарилась тишина. Он поговорил пару минут о политике, а затем сменил тему, и разговор зашел о странных смертельных случаях, что произошли недавно в городе.
— Этого достаточно, чтобы заставить старого редактора газеты держать ушки на макушке, — сказал дедушка, обводя всех взглядом. — Вот взять хотя бы молоденькую мисс Ларсон, что жила по ту сторону оврага. Три дня назад ее нашли мертвой, и непонятно от чего. Только все ее тело было разрисовано какими-то диковинными татуировками. А выражение на лице застыло такое, что и сам Данте содрогнулся бы. А та молодая женщина, как ее звали? Уайтли? Она так и не вернулась домой.
— Такие вещи происходят сплошь и рядом, — сказал мистер Бритц, механик из гаража, пережевывая что-то. — Вы заглядывали когда-нибудь в Бюро по розыску без вести пропавших? У них там вот такой список исчезнувших людей. — И показал какой. — Кто скажет, что с ними со всеми стряслось?
— Кому еще добавки? — спросила бабушка.
Дуглас смотрел и думал о том, что у цыпленка теперь два вида потрохов: те, что сотворил Бог, и те, что добавил человек.
Как насчет третьего вида?
А?
Почему бы и нет?
Разговор теперь шел о загадочной смерти того-то и того-то; да, а на прошлой неделе, помните, от сердечного приступа умерла Марион Барсумян, но, может, это не имеет отношения к тем смертям? Или имеет? Да вы с ума все посходили! Хватит об этом. Зачем вести такие разговоры за обеденным столом! Ну, вот и хорошо.
— Ума не приложу, — сказал мистер Бритц. — Может, у нас в городе завелся вампир?
Мистер Коберман перестал жевать.
— И это в тысяча девятьсот двадцать седьмом-то году? — воскликнула бабушка. — Вампир? Да бросьте!
— А что тут такого? — продолжал мистер Бритц. — Их приканчивают серебряными пулями. Или вообще любым серебряным предметом. Вампиры серебро на дух не переносят. Я как-то в книжке одной вычитал.
Дуглас смотрел на мистера Кобермана, который ел деревянным ножом и вилкой, а в кармане держал одни только новенькие медные пенсы.
— Так не годится, сразу наклеивать ярлыки, — сказал дедушка. — Откуда нам знать, что такое гоблины или вампиры, или тролли. Это может быть все, что угодно. Их по полочкам не разложишь, и никто тебе не скажет, чего от них ждать, а чего нет. Это было бы наивно. Они — те же люди. Люди, которые способны выкидывать разные штуки. Да. Я, пожалуй, так бы их определил: это люди, которые выкидывают разные штуки.
— Прошу прощения, — сказал мистер Коберман, встал из-за стола и отправился на свою ночную работу.
Звезды, луна, ветер, тиканье часов, отсчитывающих ударами время до рассвета, восход солнца, вот и наступило новое утро, новый день, вот и мистер Коберман вышагивает по тротуару, возвращаясь с ночной смены. Дуглас держится от него на почтительном расстоянии, он как маленькая машинка, которая жужжит и внимательно наблюдает своими глазами-микроскопами.
В полдень бабушка отправилась в бакалейную лавку за продуктами. И, как уже повелось, когда бабушки не бывало дома, Дуглас поорал целых три минуты перед дверью мистера Кобермана. И как обычно, ни звука в ответ. Стояла зловещая тишина.
Дуглас сбежал вниз по лестнице, взял ключ, серебряную вилку и три осколка разноцветного стекла, которые он сохранил от разбитого окна. Вставил ключ в замочную скважину и тихонечко толкнул дверь.
Шторы были опущены, в комнате стоял полумрак. Мистер Коберман лежал поверх покрывала в ночной сорочке и мерно дышал: вдох, выдох. Он не шевелился. Лицо его было неподвижно.
— Эй, мистер Коберман!
Размеренное дыхание эхом отлетало от бесцветных стен.
— Мистер Коберман, эй!
Дуглас подошел ближе, ухнул об пол шар от гольфа. Закричал. Опять никакого ответа.
— Мистер Коберман!
Дуглас склонился над мистером Коберманом и прямо у него перед носом принялся играть на зубцах серебряной вилки.
Тут мистер Коберман тяжко застонал, задергался в судорогах.
Отозвался-таки! Отлично! Замечательно!
Дуглас достал из кармана осколок синего стекла. Посмотрел сквозь него и очутился в синей комнате, в мире синевы, который был совсем непохож на знакомый ему мир. Так же, как был непохож и красный мир. Синяя мебель, синяя кровать, синие стены и потолок, синяя столовая утварь из дерева на крышке секретера и мрачное синее лицо мистера Кобермана, синие руки, синяя грудная клетка ровно дышит, то поднимается, то опускается. А…
В широко раскрытых глазах мистера Кобермана зияла хищная тьма.
Дуглас отпрянул. Оторвал от глаз синее стеклышко.
Глаза у мистера Кобермана закрыты.
Посмотришь сквозь синее стекло — глаза открыты. Уберешь стекло — закрыты. Посмотришь опять сквозь стекло — снова открыты. Уберешь — закрыты. Вот это да! Дуглас экспериментировал с дрожью в коленках. Через синее стеклышко Дугласу казалось, что из-под опущенных век мистер Коберман пожирает его своими кровожадными глазищами. Без синего же стекла веки мистера Кобермана были плотно смежены.
А вот туловище мистера Кобермана…
Его ночная сорочка растворилась. Тут все дело было в синем стекле. Или, может, в самой одежде, или в том, что она была надета н а мистера Кобермана. Дуглас вскрикнул.
Сквозь стенки желудка мистера Кобермана было видно, что там у него внутри!
Внутри он был весь сплошной. Или почти весь, потому что, приглядевшись, можно было разобрать очертания каких-то странных фигур.
Ошеломленный, Дуглас простоял в раздумье минут пять, на ум пришли синие, красные, желтые миры, которые существовали бок о бок, подобно разноцветным стеклам, окаймлявшим большое белое прозрачное стекло на лестничной площадке. Цветные стекла, бок о бок, разные миры. Так вот почему он разбил окно.
— Мистер Коберман, просыпайтесь!
Молчание.
— Мистер Коберман, где вы работаете по ночам? Мистер Коберман, где вы работаете?
Потянуло легким ветерком, затрепетала синяя занавеска.
— В красном мире? Может, в зеленом или в желтом, а, мистер Коберман?
Все было подернуто синей стеклянной тишиной.
— Я сейчас, — сказал Дуглас.
Он спустился на кухню, вытянул большой скрипучий ящик стола и достал самый большой и самый острый нож.
Сжимая его в руке, Дуглас прокрался в прихожую, снова поднялся на второй этаж, тихонечко открыл дверь в комнату мистера Кобермана, вошел и прикрыл ее за собой.
Бабушка была занята тем, что пробовала пальцем корочку пирога, когда Дуглас вошел на кухню и положил на стол нечто.
— Бабуль, это что?
Она посмотрела поверх очков.
— Не знаю.
Нечто было квадратное, вроде коробки, и упругое. Ярко-оранжевого цвета. Из него торчали четыре трубки квадратного сечения. От него шел странный запах.
— Ты когда-нибудь видела такую штуковину, ба?
— Нет.
— Так я и думал.
Дуглас оставил предмет на столе и вышел из кухни. Через пять минут он вернулся и принес еще что-то.
— Ну, а вот это?
И положил на стол ярко-розового цвета цепь с лиловым треугольником на конце.
— Не мешай, — отмахнулась бабушка, — цепь как цепь.
Когда он пришел в третий раз, у него были заняты обе руки. Кольцо, квадратик, треугольник, пирамида, прямоугольник и много-много еще всякой всячины. И все гибкое, эластичное, словно из студня.
— Это еще не все, — сообщил Дуглас, складывая предметы на стол. — Там, где я взял эти, их еще полным-полно.
— Ну, хорошо, хорошо, — сказала бабушка, давая понять, что ей не до него.
— А ты была неправа, бабушка.
— Насчет чего?
— А насчет того, что все люди изнутри одинаковые.
— Порешь тут всякую чепуху.
— Где моя копилка?
— На камине, там, где ты ее оставил.
— Спасибо, — сказал Дуглас и потопал в гостиную за копилкой.
В пять из редакции вернулся дедушка.
— Деда, давай поднимемся наверх.
— Давай. А что там такое?
— Хочу тебе кое-что показать, не очень приятное, но будет интересно.
Дед усмехнулся и последовал за внуком в комнату мистера Кобермана.
— Бабушке говорить не надо, ей не понравится, — предупредил Дуглас.
И распахнул дверь.
— Смотри.
У деда отвисла челюсть.
Последующие несколько часов Дуглас запомнил на всю жизнь. Над обнаженным телом мистера Кобермана склонился судебный врач с ассистентами. Внизу бабушка все спрашивала кого-то:
— Что же там происходит, наверху?
Дедушка качал головой и говорил уже который раз:
— Я увезу Дугласа в долгое путешествие, лишь бы он позабыл эту отвратительную историю. Какая мерзость!
— Почему мерзость? Что в этом мерзкого? Мне совсем не страшно, — недоумевал Дуглас.
Судебный врач поежился и сообщил:
— Коберман мертв.
С ассистента градом лил пот.
— Вы видели все эти штуковины в кастрюлях с водой и завернутые в бумагу?
— Да, видел. Это ужас, ужас!
Патологоанатом снова склонился над телом мистера Кобермана.
— Ребята, обо всем этом лучше помалкивать. Это не убийство. Мальчишка совершил благодеяние. Одному богу известно, чем бы это могло обернуться, если бы не он.
— Что же такое этот Коберман? Вампир? Монстр?
— Может быть. Не знаю. Нечто… нечеловекоподобное.
Доктор скользнул пальцами по шву.
Дуглас гордился своей работой. Ему пришлось здорово потрудиться. Он внимательно наблюдал за бабушкой и запоминал. Иголка с ниткой и все такое. Короче, Дуглас обработал Кобермана под стать тем несчастным цыплятам, которых потрошила бабушка. Чистая была работа.
— Я слышал, мальчик говорил, что Коберман был жив и после того, как из него было выпотрошено все э т о. — Доктор кивнул в сторону треугольничков и пирамидок, плававших в кастрюлях. — Был жив, подумать только!