— Ей очень плохо, она сейчас в реанимации, — наконец выдавил из себя Пролович, решив, что такое мрачное сообщение покажется Лиде вполне правдоподобным.
— Так я и думала, а главврач мне соврал, что у нее был обыкновенный стресс и завтра ее могут выписать домой. Ее спасут?
— Будем надеяться, — уклончиво сказал Сергей и понял, что Лида ему поверила.
Это сообщение Санеева встретила достаточно спокойно, но лишь потому, что проплакала всю ночь и на слезы у нее уже не было сил.
— Как ты себя чувствуешь? — мягко спросил Пролович.
После того, как Сергей увидел Лиду живой и невредимой, и к тому же во вполне обнадеживающем состоянии психики, к нему вновь начала возвращаться былая уверенность в своих силах, впервые за много лет покинувшая его утром после звонка Варьянова.
— Во всяком случае — не настолько плохо, чтобы здесь находиться. Забери меня отсюда, я хочу поехать к маме.
— Видишь ли, тебе нужно немного отдохнуть и Боченко… Он ведь отвечает за тебя и выпишет не раньше, чем через неделю… Да и квартиру опечатали, это важно для следствия. Можно, конечно, было бы пожить пока у меня, но Боченко… Он очень строгий и сейчас ни за что тебя не выпишет…
— Я могу пока пожить у тебя, у тебя ведь две раздельные комнаты.
— Но…
— Мне обязательно нужно увидеть маму. Ты ведь сказал, что она в реанимации? Я знаю, что ты сказал правду. А вдруг она умрет и я не смогу ее увидеть?! Ты должен забрать меня отсюда! Должен! Слышишь?! Варьянов очень хорошо знает Боченко, попроси Варьянова! Я должна увидеть маму! — Лида говорила с таким жаром, что Пролович даже испугался, как бы эта неожиданная горячность не принесла ей вреда.
— Я постараюсь сделать это как можно скорее, — наконец сдался Пролович, решив, что Лиде у него и в самом деле будет гораздо лучше, чем в сумасшедшем доме.
— Хочешь, я расскажу тебе, что случилось ночью? Или ты уже все знаешь?
Пролович лишь пожал плечами. С одной стороны он не хотел нарушать своего обещания, данного Боченко, с другой же ему хотелось узнать обо всем именно от Лиды, которая была непосредственным свидетелем того, что произошло прошедшей ночью.
— Вчера днем я видела психа, который когда-то заглядывал в окно нашего кабинет. Потом… Потом он, видимо, пошел за мной до самого моего дома, я даже видела его в подъезде. Правда, мой сосед Женя и его друг проверили весь двор, но ничего так и не нашли. А вечером… А вечером пришла незнакомая женщина и сказала, что принесла телеграмму. Мама открыла дверь и в комнату вошла мертвая женщина. Понимаешь — мертвая?!
«Все же у нее сильный стресс, если не сказать больше», — вздрогнул Пролович, услышав реплику о мертвеце.
— Я вижу, что ты мне не веришь?! — возмутилась Лида и ее еще минуту назад бледное лицо покрылась заметной розовой краской.
— Нет, почему же, я тебе верю, — не слишком убедительно пробормотал Пролович.
— Я знаю — и ты, и главврач, и следователь — вы все считаете меня сумасшедшей. А вместе с тем в городе есть какое-то страшное и необъяснимое зло. Я чувствую, что между этой мертвой женщиной и тем психом есть какая-то связь. И это злая связь! Мне страшно, Сергей! Поверь мне! Забери меня отсюда!
— Успокойся, пожалуйста, — Сергей взял Лиду к себе на колени, обнял за плечи и несколько раз провел ладонью о ее красивым волнистым локонам.
Немного успокоившись, Лида продолжила свой рассказ. Теперь Пролович уже явственно видел, что она не в себе и с горечью вслушивался в ее безумные, как ему казалось, слова.
— Когда я выглянула на лестницу, там никого не было. Я принялась стучать в дверь к соседу. Женя проверил подъезд, затем вызвал скорую и… Врач забрал маму, позвонил в милицию и… в Витьбу. И вот я оказалась здесь. Еле упросила, чтобы хоть Варьянову сообщили, даже тебе не разрешили позвонить.
— Лида, я конечно, понимаю, что тебе сейчас тяжело, но, может быть, к вам в квартиру ворвалась не женщина, а тот самый маньяк?
— Нет, это была женщина. Это была МЕРТВАЯ ЖЕНЩИНА, я слышала невыносимый запах разлагающегося трупа.
— А может быть… А может этот маньяк переоделся в женскую одежду?
— Я об этом не подумала. Нет, знаешь, я бы его запросто узнала. Это был не он. Ты мне веришь?
Лида смотрела на Проловича таким ясным и вместе с тем пронизывающим взглядом, что он не решился лгать:
— Дело в том… Понимаешь, Лида… Ну сама посуди, как можно думать, если человек рассказывает о том, что какая-то мертвая женщина проникла в квартиру и затем уби… напала на жильцов?
— Ты хотел сказать какое-то слово на «у»?
— Ударила.
— Конечно, со стороны это звучит просто дико, но поверь, Сергей, весь ужас в том, что это правда. Мне страшно! Забери меня отсюда!
Дверь распахнулась и на пороге появился Боченко. Лида вскрикнула от неожиданности и вскочила со стула, но затем, увидев, что это всего лишь главврач, смутилась:
— Извините, пожалуйста. Вы вошли как-то незаметно…
— Ничего страшного. Это вы меня извините. К сожалению, ваше время… Боченко выразительно посмотрел на Проловича.
— До свидания, Лида. Я постараюсь сделать все возможное, — Пролович хотел сказать что-нибудь еще, чтобы на прощание подбодрить Лиду, но так и не нашел подходящих для этого слов.
Уже выходя из кабинета, Лида задержалась у дверей, обернулась и сказала:
— Я не сумасшедшая, поверь, Сережа! Мне страшно, Сережа, забери меня!
К горлу Проловича подкатился комок, глаза заволокла пелена и он лишь кивнул головой…
Боченко проводил Лиду и вскоре вернулся:
— Ну, как первое впечатление? Насколько она изменилась, ведь вы ее хорошо знали до того, как все произошло?
— Честно говоря, я не заметил у нее никаких особых отклонений, но…
— Договаривайте.
— Она мне рассказала, что на ее мать напала мертвая женщина.
— Вот видите, в данном случае налицо расстройство рассудка, которое может перейти в настоящую шизофрению. Обратили внимание на то, что она все время боится?
— Да, — недовольно кивнул головой Пролович.
Сергея раздражало то, что Боченко, как ему казалось, старался не внушить ему веру в выздоровление Лиды, а отнять последнюю надежду на это.
— Так что придется ей немного у нас полежать.
— Но ведь вы сами слышали, она утверждает, что не сумасшедшая?! Причем утверждает волне осмысленно.
— Ни один сумасшедший, как правило, не считает себя больным. Так что ее опровержения абсолютно ничего не доказывают.
— Но… Может быть дома ей было бы лучше?
— Однако, насколько я знаю, она жила вдвоем с матерью и после смерти последней у Санеевой не осталось никого из родственников. А одна она сейчас жить не может. Пока, во всяком случае. Так что этого самого «дома» у нее как бы не существует.
— Но… Она могла бы жить и со мной. Вы сами слышали — она хотела, чтобы я ее забрал.
— Вы ее любите?
— Да, — Пролович нервно достал сигарету, закурил без разрешения и тут же, смутившись, погасил ее о край фарфоровой пепельницы, стоящей на столе.
— Вы курите, не стесняйтесь. Я так и думал. Поймите, я не ханжа, но есть закон и по этому самому закону я не могу позволить вам увезти ее к себе. Хотя, может быть, ей и в самом деле было бы сейчас лучше с вами, чем здесь.
— Но ведь это абсурд?! Циркулярами и инструкциями нельзя предусмотреть всех жизненных ситуаций.
— Если бы вы были расписаны, к примеру, с этим не было бы никаких проблем.
— Мы распишемся.
— Это не так просто. Во всяком случае сейчас, когда Санеева не в себе, это почти невозможно. И это, я вам скажу, не такой уж плохой закон.
— Чем же он так хорош?
— Хотя бы уже тем, что хоть как-то защищает душевнобольных от злоупотреблений со стороны циничных людей.
— Каких злоупотреблений?
— Например, их могут под разными предлогами брать для того, чтобы заставлять работать.
— А у вас не заставляют?! — вспыхнул Пролович.
— Должны же они хоть что-то делать, — уклончиво ответил Боченко.
— Надеюсь, Лида не будет работать?! — в голове Проловича послышались металлические нотки.
— Само собой. Работают только… Это неважно. Я могу обещать — с Санеевой будут обращаться хорошо. Знаете, все те ужасы, которые сейчас модно рассказывать о психушках, не всегда имеют место в действительности.
17
Пролович сидел в шикарном пляжном кресле и подставлял лицо теплым солнечным лучам, ласково греющим его смуглые щеки. На пляже больше не было ни единого человека, только в соседнем шезлонге сидело что-то неопределенное, закутанное в толстый шерстяной плед.
— Вам не жарко? — спросил Пролович и удивленно взглянул на соседа.
— Нет, потому что я — Брежнев, — ответил сосед и из пледа и в самом деле, выглянуло хорошо знакомое Сергею лицо с большими, сросшимися бровями.
«Вот это да, как же я рядом с Брежневым оказался? Надо же — с такой личностью встретился!» — радостно подумал Пролович, но, не желая выдавать своего восторга, невозмутимо спросил:
— А разве Брежневу не может быть жарко?
— Нет, я очень старый и меня плохо греет кровь. Поэтому мне всегда холодно.
— А почему вы без охраны?
— Потому, что на нее не хватило пленки.
— Как это?
— Присмотритесь ко мне внимательнее — я ведь черно-белый, — Брежнев почти полностью раскрылся и тут Пролович обратил внимание на то, что бывший генсек и в самом деле похож на объемное изображение черно-белого телевизора.
— Но почему же так? Как же это получается? — удивленно спросил Сергей.
— Очень просто. Еще перед смертью меня засняли на кинопленку и теперь я могу жить вечно, но только в черно-белом изображении. А на охрану не хватило пленки, — пояснил Брежнев.
— Что же вас на цветную не засняли?
— Не было. Ну и как ко мне теперь относятся?
— Вначале ругали очень, а теперь перестали — Горбачев гораздо хуже.
— А может искупнемся? — предложил Брежнев и вошел в воду прямо в костюме.
Огромная волна поглотила его в свое чрево и бывший генсек исчез в пучине. Сергей уже хотел было броситься на помощь, но тут его пронзил слабый, едва различимый призыв Лиды: