На следующий день спустились к морю и выкупались в очаровательной бухте. Возвращались другой дорогой и заехали к одним моим русским знакомым. Это место называлось Abeille, что по-русски означало «Пасека». Кажется, нам дали там меда. Но без «кажется» там жил с женою один несчастный русский литератор. На нервной почве у него были спазмы в глотке, и он ничего не мог есть. Теперь, после смерти моей жены Марии Дмитриевны, я знаю, что эти спазмы могли быть следствием рака пищевода. Его жена приняла нас радушно.
Оттуда было совсем недалеко до Clos de Potas. Но на дороге я налетел на что-то. Я не пострадал, но переднее колесо дало восьмерку. Дима взял колесо между колен и восьмерку выпрямил. При этом он совершенно измазал свои штаны, которые я ему только что подарил. Известно, что запорожцы из презрения ко всякой роскоши свои бархатные шаровары «шириной с Черное море» мазали дегтем. Я Диме ничего не сказал, Мария Дмитриевна его слегка побранила, а Анна Бернард овна брюки выстирала. И в общем все вышло хорошо.
Утешением Анны Бернард овны, всегда печальной, потому что она болела, была, как я писал уже выше, кошечка Mimi. Она была очень робкой и, как говорили, боялась лисы, промышлявшей вокруг фермы. Быть может, это ей нашептал дикий кот, ее приятель, который будто бы побывал у лисы в зубах.
Однажды дул мистраль. Летом он теплый, а в небе полная луна. И тогда Mimi исчезла в первый раз. Я пошел ее искать. Заросли сильно шумели. Mimi, вероятно, думала, что не расслышит шагов лисы, и потому забилась в кусты. Когда я внимательно стал обходить Clos de Potas, я услышал тоненький писк. На мой зов она пришла ко мне прямо в руки. Я принес ее Анне Бернардовне и видел, как она расчувствовалась. Но вскоре Mimi пропала снова, и я уже больше ее не нашел. И это было плохое предзнаменование. Нехорошо, когда вещи (а звери для людей — это те же вещи) изменяют.
А еще была Bibi, молодая козочка, и тоже любимица Анны Бернардовны. На нее возлагались надежды в смысле молока. Пока же она паслась вокруг слив на веревочке. И, должно быть, прыгнула неудачно, запуталась веревочкой вокруг шеи, повисла на ней и задохнулась. Анна Бернардовна была безутешна. Еще один грозный признак.
Как-то в один погожий день мы с Федей поехали покупать лошадь. Это было очень серьезное дело, потому что лошадь стоит дорого. Поднялись в горы в соседний городок. Долго торговались с владельцем дрессированного коня. Это значит, что конь работал и выполнял команды, если разговаривать с ним лошадиным голосом. Тогда он делал все, что надо. Когда кончалась борозда между двумя виноградными рядами, произносились поворотные слова и конь переходил на соседнюю борозду. Управлять таким конем научился и Дима. За коня заплатили две с половиной тысячи франков (сто долларов).
Примерно через месяц Дима уехал в свою Африку. А мы стали потихоньку готовиться переезжать к морю. Но прежде Федя и Анна Бернардовна как бы взяли отпуск и спустились отдохнуть к морю. А их заменила Мария Бернардовна, старшая сестра Анны Бернардовны, и ее двенадцатилетняя дочь. Старшая сестра казалась моложе младшей, потому что ничем не болела. Она была красива и улыбалась тою же египетскою улыбкою, как тогда в Берлине, у Ефимовских, когда пьяный произвел меня в Рамзесы.
Мария Бернардовна оказалась щедрее своей сестры: она вытащила все банки с вареньем, которое наварила Анна Бернардовна, и нам позволила собирать для себя все миндали, которые падали с высоких деревьев. А ее дочка за отсутствием других кавалеров — Семал был не в счет — стала обучать меня танцам на площадке перед домом. Вместо музыки она напевала модную тогда песенку «Je cherche mа Titune…»[50] При этом она теребила меня нещадно, пока ее мать не спасала меня.
Я заметил, что у Марии Бернардовны очень хороший характер. Да и могло ли быть иначе — она была красива и здорова. Здорова до такой степени, что через некоторое время после этого она поступила в балет в Париже, правда, в кордебалет
Итак, после возвращения в Clos de Potas Феди с Анной Бернардовной мы переехали к морю с Марией Бернардовной и Titune. Захватили с собою и Семала, потому что Федя его больше терпеть не мог.
У моря я снял небольшую виллу. Мария Бернард овна с дочкой вскоре вернулись в Париж. Семал же снова начал совершать «подвиги». Он что-то нам варил и стирал белье у общественного фонтана.
Вилла стояла на берегу моря в местечке St. Margerite. Это был маленький одноэтажный дом, с одной стороны море, а с трех других какие-то заросли. У Lavoir[51] Семал познакомился с соседкой по фамилии Dubussi и сейчас же с нею поссорился, хотя она была молодая и красивая. Я тотчас же сочинил на него двустишие:
Мадам Дюбюсси,
Ты меня не беси.
Но она его бесила. После ссоры они встретились в местном магазинчике и мадам Дюбюсси громко сказала хозяину:
— C’est un bandit![52]
Семал немедленно ответил:
— Moi non bandit, vous — bandit![53]
Хозяин магазина и все гости хохотали до упаду.
Здесь мы купались вволю. Семал тоже. Но так как у него не было купальных трусиков, то однажды проезжавший полицейский на него накричал. Но видя, что он ничего не понимает, махнул рукой и поехал дальше.
Впрочем, со мною тоже был случай. Мы купались с Марией Дмитриевной где-то подальше, на пустынном пляже. Совсем близко от моря проходила дорога. Как-то, выкупавшись, я одевал трусы, но порыв ветра унес их. В это время на дороге показался грузовик, в кузове которого стоя, тесно прижавшись друг к другу, ехала «банда» итальянок на работу. Когда они увидели меня, то подняли радостный вой и начали махать мне руками, пока Мария Дмитриевна не накинула на меня простыню.
И несколько слов о Семале. Когда мы еще жили в Clos de Potas, мне приснился сон про него, будто бы он превратился в дикого осла и приставал к Марии Дмитриевне. А я будто бы его, осла, избил палкой. И проснулся. Некоторое время ходил с этим сном, пытаясь его разгадать. Но тут ко мне обратилась Мария Дмитриевна:
— Что мне делать? Семал объясняется мне в страстной любви.
— Не обращай внимания на дурака, — ответил я. Разгадка сна объяснилась.
Совершив свой последний «подвиг» — купание без трусов в St. Margerite, — он уехал в Париж и на вокзале опять стал толкать повозки с багажом. Дальнейшая его судьба такова.
После похищения генерала Кутепова полиция стала арестовывать всех беспаспортных иностранцев. Когда попытались задержать Семала, он подумал, что его хотят похитить, как Кутепова. Вырвавшись из рук полицейских, он бросился бежать. Его поймали и поместили в сумасшедший дом. Года через два после этого я встретил его в Париже, в дальнейшем же потерял из вида.
Тогда еще, в Clos de Potas, я был занят литературным творчеством. Написал какую-то фантазию под названием «Голубой звук». «Голубой» звук я слышал давно, семи лет, когда меня повели в оперу. Пела Зарудная, ее голос был истинно прекрасен. И это понимали все. Когда же я познакомился с Соней Рудановской, подругой моей сестры Аллы Витальевны, я услышал «голубой» звук в голосе Сони. Зарудная со своим мужем Ипполитом Ивановым жила на Кавказе, а Соня была ее ученицей. Моя сестра, приехав на Кавказ и познакомившись с Соней, «выкрала» ее из-под крыла Зарудной.
Но больше этот звук ни для кого так не звучал, он был «голубым» лишь в моем ощущении его и в моем же воображении был связан с политикой. Каким образом?
«Голубой» звук звучал в общественном устройстве, где основной тон был прекрасен, но он не был глухим, потому что у него было много обертонов, и все они были созвучны и гармоничны к основному низкому тону. Это обозначало социальное устройство, при котором низы были основой, основой покойной и сильной, а высшие классы придавали этому низкому звуку красоту голубого неба.
Фантазия довольно нелепая…
А еще в Clos de Potas я работал — вышивал крестиком, взяв пример с Марии Дмитриевны. Но только это были не полотенца, а статьи для эмигрантского журнала, издававшегося, кажется, в Шанхае. Рассказывал же я в этих статьях о некоторых происшествиях среди эмигрантов во Франции. В том числе, помнится, статья «Société», которая начиналась словами из известной басни Крылова:
«Вороне где-то Бог послал кусочек сыра…», а Тёмке, Артемию Дмитриевичу Кандаурову, сто тысяч франков за то, что он свел двух французов, в результате чего один купил у другого громадное имение. Тёмка решил основать «Société», чтобы продолжить свою «сводническую деятельность». «Но дважды счастье не приходит». Пока же Тёмка купил автомобиль, посадил в него жену и любовницу (он был красив и, как тогда говорили, «был очень мил») и повез их в Швейцарию. На это путешествие, считая и автомобиль, он истратил пятьдесят тысяч франков. Поэтому он хотел поправить свои дела и проиграл в рулетку двадцать пять тысяч франков. Осталось совсем мало. На «семейном» совете решено было прокутить остаток в Ницце у Али (шикарный ресторан). Затем Тёмка продал за бесценок свой «Рено», любовница его бросила, и он почил на лаврах. В результате осталось разбитое корыто и жена, которая его не любила…
В дополнение к этому хочу рассказать о дальнейших похождениях Тёмки, не вошедших в мои статьи. Между прочим, он был сыном какого-то губернатора и происходил из довольно-таки известной дворянской фамилии.
Случилось так, что он с женой Неночкой (Неонилой) приезжал к нам, но не в Clos de Potas, а в Boulouris sur Мег[54]