— Странные вы, — задумчиво выдает он.
Видать, о людях говорит. Об остальных — тех, которые не пещерные. Подбираюсь чуть ближе, подтягиваю за собой сумку и тимбас. Кладу рядом с Торре блюдо с пирогом и отрезаю еще кусок, на сей раз совсем маленький.
— Бери, здоровяк. — Беззастенчиво хлопаю его по животу. — И чем это мы странные?
— Дом свой не цените. — Дио хватает угощение и тянет в широкий зубастый рот.
— Сам-то чего пещеру свою покинул?
Не получится у него меня пристыдить.
— Она всегда тут. — Пальцы касаются лба, пачкают его ягодами, а я, точно заботливая мамаша, вытираю след.
— А у меня где тимбас лежит, там и дом.
И я улыбаюсь украдкой, видя, как Дио довольно щурится.
Когда еда заканчивается, настает время подтянуть струны. Пещерный замолкает: слушает, как они звенят, смотрит, чем я занимаюсь. Иногда нагибается — будто это поможет ему разобраться в устройстве тимбаса. Разве что не трогает — благодарю и за это. Его-то ручищами легко можно не только инструмент попортить, но и меня.
— Ты тоже охотишься?
Он спрашивает это, когда я закидываю сумку на плечо и готовлюсь уйти. Мне ничего не нужно от пещерного: вряд ли у него имеется лишняя пара су или новая одежда. Да вот только Дио отпускать меня не хочет, даже когда встаю, — хватает за руку и насильно усаживает рядом. С ним трудно поспорить.
— На кого? — Отодвигаюсь. Надеюсь, что он отвлечется, и тогда я смогу сбежать.
— Так… это!
Пещерный суёт руки за широкий пояс и достает какую-то мятую бумажку. Судя по неровным краям, ее Дио явно сорвал с чьей-то двери. Он пытается читать, запинается, рычит. Видно, что старается, что грамоте обучался (возможно, даже самостоятельно), но иероглифы энис даются не так просто. Галлерийский легче выучить, чем эти дерьмовые закорючки. Когда Торре начинает лутаться, когда слышу слово «подошва» и догадываюсь, что никто не станет охотиться на что-то подобное, выхватываю у Дио лист и изучаю иероглифы самостоятельно. Поначалу у меня возникает желание переломать конечности тому, кто все это написал: такого ужаса я еще не видела. Да даже у Миру с ее-то дрожащими ручками выходило намного аккуратнее.
Первое, что бросается в глаза, — цена, в самом низу листа. Она выведена красной краской, начертана крупно. Чтобы привлекать к себе внимание сразу же.
— Двадцать су, — хрипло выдыхаю я и бью Дио в плечо. — Ты это видел?
Помните, я говорила, что есть в Аркватте что-то подозрительное? А вот и оно!
Лишар.
Прямоходящее чудище с густой шерстью и пушистым хвостом. Оно, как оказалось, повадилось сперва кур таскать, потом собак грызть, а там и малыши пропадать стали. Как в той дурацкой детской песенке, ага. Лишару пора выходить на охоту. Мне она никогда не нравилась. Только сейчас, когда понимаю, что тварь существует, что, если я хочу денег, придется с ней столкнуться, у меня дрожат колени.
А пещерный-то тут же нос задирает. Всем видом показывает, что заломает лишара голыми руками. Может, он и не самый крупный в своем роде, но в способностях его я точно не сомневаюсь. У этих, если людям верить, хватит сил зубищами кости перекусить, а кожа такая толстая, что серьезно поранить и не получится.
Провожу ладонью по его предплечью. Чувствую, как напрягаются мышцы.
— Дио. — Я пытаюсь смотреть на него глазами некормленой зверюшки, только уголок губ подрагивает. Мне не нравится изображать из себя маленькую и слабую, но ничего не поделаешь: сейчас-то все так и есть. Набрав в грудь побольше воздуха, продолжаю: — я бы могла тебе помочь.
Тут же хочется прикусить язык. Подумать только: уговариваю пещерного взять меня с собой. С другой стороны, я получу десять су за то, что постою рядом, пока он будет бороться со зверем. И деньги, и зрелище. Да об этом потом можно будет даже песню написать.
— Сам справлюсь! — Как же самодовольно звучит его голос.
— Дио, я очень хочу кушать, — говорю чуть тише. — И у меня совсем ничего нет.
На мою голову опускается его тяжелая рука. Пещерный хлопает меня по макушке и мягко произносит:
— Такая ты бесполезная.
В любой другой момент я бы прокусила ему ладонь. Поломала бы клыки о толстую кожу, но прокусила бы. Только вместо этого приходится терпеть, и очередные оскорбления, которые Дио говорит с нежностью, и то, что после этого он обнимает меня и прижимает к себе так крепко, словно желает кости переломать. Эй, я не похожа на лоскутную куклу, а ты — на маленькую девочку! Пусти!
— Жди темноты. — Пещерный указывает на ясное небо. Мириться с его компанией придется долго.
Пытаюсь придумать, как занять себя до вечера, но ничего хорошего на ум не приходит. Можно вернуться в Аркватту. Только куда же я сунусь, кроме таверны, из которой меня недавно выкинули на глазах у посетителей? Ведь наверняка завсегдатаи, нетрезвые и довольные жизнью, будут бросать на меня взгляды, полные мерзкой, липкой жалости. И без того именно так смотрит на меня Дио. Общаться с пещерным — тоже сомнительное развлечение. Едва ли в этой тупой башке есть хоть что-то стоящее.
Когда меня вдруг хлопают по плечу, а над ухом раздается довольно громкое «Эхэй!», я выхватываю кинжал и бью с разворота. Но из-за неудобного положения запястье слишком легко перехватывают и сжимают до боли. Я вижу перед собой улыбающееся лицо безобидного пещерного, но все еще пытаюсь себя защитить. Понимаю, что дела плохи, лишь когда летящий кулак накрывает серая ладонь и останавливает без особых усилий.
Да, так получилось, что я не доверяю людям. Ни тем, кого вижу впервые, ни тем, кого знаю давно. И любой резкий звук…
Даже не пробуйте! Не испытывайте мое терпение. Пожалуйста.
— У тебя острые зубки, — хохочет Дио.
Он до сих пор удерживает меня. Ему забавно наблюдать, как я злюсь, но ничего не могу сделать. Пытаюсь укусить его, чтобы выпустил, только вот дальнейшие действия пещерного предугадать не получается. Он явно считает, что это игра. Он наклоняет голову, клацает зубами у моего запястья, и я вздрагиваю.
— Нравишься мне. — Холодный нос Дио касается моих ладоней. — Такая ты бесполезная.
Для него, видать, это слово значит то же, что и «милая». Не могу не согласиться: милые вещи и люди чаще всего действительно бесполезны. Да только со мной оба этих понятия не имеют ничего общего. Как родилась на отца похожая, так с Половинами, если мать послушать, все больше напоминала его.
— У тебя его мерзкий характер, — говорила она и совала под губу несколько сухих листьев типпи. Она совсем не умела ими пользоваться, да и привычка эта давно не успокаивала мать, просто от нее сложно было избавиться. — Надень-ка платье, не позорь меня.
— Давай ты будешь звать меня иначе, ага? — Чувствую, как хватка ослабевает, и выдыхаю. — По имени, например.
— Ага, — повторяет пещерный и снова трется носом о костяшки.
Он и правда точно зверюшка домашняя: любит ласку, не говорит нормально, питается всяким дерьмом. А еще может перегрызть глотку тому, кто посмеет приблизиться к хозяину. Понять бы, как приручить Дио…
Мы говорим долго: о семье и о том, какую дорогу каждый из нас для себя выбрал. Я узнаю, что он не хочет возвращаться, что собирается путешествовать, потому что устал биться за право на существование.
Все-таки нравы пещерных отличаются от наших. Ни я, ни вы не смогли бы жить в подобных условиях. А Дио? Держался долго, пока не понял: он дорожит своим домом и тем, что дало племя, но ему хочется наружу. В тоу, над которыми висит яркая сырная голова — так он зовет наше светило. И я смеюсь.
Еще он рассказывает о том, что «Торре» значит «мшистый». И что растения на стенах некоторых пещер светятся, но тускло. Закроешь рукой, и огонек пропадает. А с «сырной головой» так не получается — ладони маловаты.
Дио удивляется тому, насколько тоу огромны и как много в них людей, но различает он их только по форме ушей и цвету кожи. Потому кириан и галлерийцы для него похожи.
— Бледные остроухие, — говорит он и закатывает глаза: и как только мы сами друг в друге не путаемся?
Попытки доказать, что мы все-таки разные, ни к чему не приводят.
Зато кто-то успел разъяснить ему все о хранителях. И Дио, у которого был свой защитник, — как и у каждого в Ру’аш, — приходил в города и деревни, навещал церкви и всегда что-нибудь да оставлял в чашах, неважно, кому они принадлежали. Торре нигде не был лишним. Но и своим не стал.
Все мы родились под чьим-то знаком. Каждого появившегося, кем бы он ни был, хранитель отмечает. Вот только о некоторых — забывает. Так произошло не только со мной. Целые расы оставались без покровительства духов. Недостаточно просто открыть глаза в определенный день, ага, чтобы тот, кто незримой рукой коснулся лба твоего, сопровождал тебя по жизни. Те же пещерные всего какую-то сотню Половин назад выбрались на сушу, до этого же мало чем от зверей диких отличались. Думаете, есть хранителям дело до таких?
Его голос успокаивает. И вот я уже ложусь на траву, взбиваю сумку с вещами, чтоб помягче была. Но Дио перекладывает мою голову себе на колени и начинает перебирать пальцами волосы. Мне неприятно. Да только с ним, в такой ненормальной близости, я могу позволить себе расслабиться. Потому что не тронет никто. Даже недовольные воровством пирога местные жители.
Я прикрываю глаза. Чувствую, как он водит когтистыми пальцами по щеке. Слушаю истории, пока еще могу разбирать слова. Кажется, я засыпаю. На том моменте, когда Дио рассказывает, как случайно зашел в дом наслаждений, потому что название приглянулось. Здоровяк думал, там еда водится. Конечно, но мнению пещерных, полуголые девицы — тоже неплохая закуска, но опускаться до такого Дио не решился.
Просыпаюсь, когда меня скидывают на землю. Падаю затылком на мягкий мох, тут же вскакиваю и негромко проклинаю как Торре, так и то, что окружает нас. Вспоминаю все возможные ругательства. Некоторые даже выдумываю сама. Но пещерный лишь отмахивается.
Глаза с трудом привыкают к яркому рыжему свету, проникающему сквозь листву. Неужели я провалялась до заката? Неужели истории Дио настолько утомили меня? Хотя последняя показалась довольно забавной. Нужно выждать время, а там я переложу ее на стихи и буду зачитывать полупьяным посетителям таверн: уж они-то смогут оценить по достоинству.