– Хорошо, мадам. Но боюсь, я не вовремя. – Я обратился к отцу Грейс: – Простите за беспокойство, сэр. Если не возражаете, зайду в другой раз.
Краешком глаза я заметил, что лицо Сюзанны выражает живой интерес. Компаньонка поворачивала голову то в одну сторону, то в другую, словно боясь пропустить хотя бы одну подробность разворачивающейся перед ней драмы.
Заметным усилием воли взволнованный Хадграфт взял себя в руки. Его кадык при этом выполнял свои обычные маневры.
– Не слушайте бредни этого человека, сэр. Мне очень жаль, что вам пришлось стать свидетелем подобной сцены. – Хадграфт поморщился. – Да, «Принцесса Мария» действительно затонула. Не буду скрывать, это тяжелый удар и для меня, и для других пайщиков. Но я не настолько глуп, чтобы складывать все яйца в одну корзину.
– Позвольте выразить вам мое искреннее сочувствие, сэр. Но мне пора. Я… я зашел лишь для того, чтобы поблагодарить вас за теплый прием, а госпожу Хадграфт – за приятное общество и чудесную песню.
Каким-то непостижимым образом Грейс снова превратилась в красавицу. Да, ее лицо по-прежнему было залито ярким румянцем, а глаза блестели от слез. Но улыбка, с которой Грейс на меня смотрела, придавала ей неизъяснимую прелесть. Небрежно одетая, с растрепанными волосами, она должна была выглядеть неряшливо, но ей все это даже шло. Да и какое значение имеет одна неудачная инвестиция ее отца? Богатство – лишь прислужница любви, а кто же выбирает служанку вместо госпожи?
– Вы сама любезность, сэр, – выговорил Хадграфт чересчур тонким, прерывающимся голосом. – Но если вас не затруднит, пожалуйста, нанесите нам визит завтра. Уверен, моя любимая дочурка будет считать минуты до вашего возвращения.
Слушая Хадграфта, я не сводил глаз с Грейс и заметил, как она вздрогнула и ее улыбка исчезла. На секунду она сбросила маску. Ее лицо выражало отвращение. Грейс вовсе не любила меня. Она не испытывала ко мне даже симпатии. Карточный домик моей мечты рассыпался.
Грейс резко шагнула вперед и споткнулась. Я машинально подхватил Грейс, не дав ей упасть. Она обхватила меня за шею, а ее залитое слезами лицо уткнулось в мое плечо. Подобная близость вывела меня из равновесия, но совсем не в том смысле, в каком я ожидал. Грейс оказалась совсем не такой невесомой, как я думал, ее кожа была влажной, а горячее дыхание несвежим, но сильнее всего я ощутил исходившее от Грейс отчаяние.
– Видите, как ей не терпится прижать вас к груди, сэр?! – воскликнул Хадграфт, будто сводник с Друри-лейн. – Вы разожгли пламя в ее сердце!
В дальнем конце коридора Сюзанна облизнула губы. Она не сводила с меня глаз.
Высвободившись, я оттолкнул от себя Грейс, и она сползла по стене на пол и закрыла лицо руками.
– Мадам, мне пора. – Казалось, будто слова срываются с языка безо всякого моего участия. – Простите, меня ждут. Прошу извинить…
Тут Хадграфт утратил остатки самообладания. Он прервал мой жалкий лепет, накинувшись на Грейс:
– Иди к себе в комнату. Сейчас же!
Я переводил взгляд с отца на дочь:
– Не понимаю…
– И немудрено! – прорычал побагровевший Хадграфт и так изменился в лице, что я едва узнавал его, но, когда он наконец заговорил, его голос звучал глухо и устало: – Идите, сэр. Здесь вам делать нечего.
Глава 24
До Генриетта-стрит Кэт добралась только в начале седьмого. Прежде чем сделать последние несколько шагов, отделявшие ее от дома под знаком розы, она настороженно огляделась по сторонам. На ее стук ответил Джош, мальчишка привратника, а не сам бедняга Фибс.
– Какие новости? – спросила Кэт, зайдя в дом.
– Сказали, Фибс жить будет, госпожа. Он сейчас у своей тетки. Она готова его принять, но только если он будет платить за проживание.
– А у него есть средства? – усомнилась Кэт.
– Еще какие! – Парень выразительно округлил глаза. – У него под тюфяком нашли серебро и даже одну золотую монету.
Кэт не удивилась. Трудно было найти человека продажнее Фибса. Но если примириться со множеством его недостатков, им легко управлять, чередуя подачки с угрозами.
Она медленно, устало взбиралась по лестнице. В этот день удача была не на ее стороне. Кэт ходила в Сити, пытаясь разыскать бывшего клиента, до сих пор не рассчитавшегося с ними за работу, выполненную еще в прошлом году.
В гостиной Кэт ждала служанка.
– Вам письмо, хозяйка, – доложила Джейн. – Откроете его сразу?
– Да. У огня.
Первой мыслью Кэт было, что послание от Марвуда, хотя ему незачем было ей писать, ведь они виделись только утром. Но когда Джейн вручила ей письмо, Кэт с разочарованием поняла, что оно от мадам де Борд. Сев в кресло, Кэт сломала печать.
В пятницу Вы сказали мне, что хотели бы познакомиться с мадемуазель де Керуаль. Завтра утром около одиннадцати часов мы с ней будем в Новой Бирже. Я посоветую ей посетить лавку месье Жоржа. Там побеседовать с ней с глазу на глаз будет проще, чем при дворе. Если сможете к нам присоединиться, я представлю Вас мадемуазель де Керуаль. В конце недели эта юная дама едет в поместье лорда Арлингтона и, по всей видимости, вернется не скоро. Она сейчас пользуется большой популярностью.
– Принеси коробку с письменными принадлежностями, – велела Кэт Джейн.
Такой шанс упускать нельзя, хотя Кэт и смущало одно щекотливое обстоятельство: она до сих пор не расплатилась с месье Жоржем за новые туфли. Но подчеркнутая последняя фраза содержала в себе множество дополнительных смыслов. Мадам де Борд всю жизнь провела при дворе и в совершенстве освоила искусство тонких намеков: костюмерша напоминала, что особой популярностью мадемуазель де Керуаль пользуется у короля.
Кэт стала писать ответ, но успела вывести на бумаге всего несколько слов, когда снизу донесся громкий стук в дверь. Джейн испуганно пискнула.
– Тише, – сказала ей Кэт. – Бояться вовсе нечего.
И все же она нащупала в кармане маленький нож, который всегда носила с собой, и на всякий случай положила свое оружие на колени.
Хозяйка и служанка прислушивались к медленным шагам на лестнице: похоже, неизвестный посетитель еле волочил ноги. Через полминуты стало ясно, что он поднимается на их этаж. Затем в дверь гостиной постучали. Кэт кивнула Джейн. Если сюда нагрянул Даррелл или еще кто-нибудь из наемников Бекингема, он войдет, что бы они ни говорили и ни делали, и замок его не остановит.
Когда Джейн открыла дверь, в комнату ввалился Бреннан.
– Плохие новости, – объявил он. – Хуже и вообразить нельзя.
В первую секунду, прежде чем страх Кэт успел принять четкие очертания, у нее в голове пронеслась одна мысль: «Только не он, ради бога, только не он!» А между тем слова вырывались из уст Бреннана бессвязным потоком; и когда до Кэт начал доходить их смысл, она забыла про Марвуда.
– Всё? – переспросила она. – Хадграфт потерял все?
– Так говорят на Бирже. Его судно затонуло, и теперь у нашего заказчика за душой ни пенни. Он уже заложил все, что мог. У Хадграфта не осталось ничего, кроме долгов.
– Иди к себе! – велела Кэт Джейн и, когда дверь за служанкой закрылась, тихонько спросила: – И денег, чтобы с нами рассчитаться, у Хадграфта тоже нет?
– Именно. За все, что мы купили от его имени, теперь должны платить мы. Все расходы легли на нас: кирпичи, гвозди, жалованье для работников. Само собой разумеется, что о строительстве богадельни не может быть и речи, если только попечители не отыщут кого-нибудь, кто готов будет выступить гарантом. А с таким же успехом можно дожидаться, что жители Луны спустятся к нам поужинать.
– Мне нужно подумать, – произнесла Кэт.
– О чем? – Бреннан уставился на нее огромными несчастными глазами. – Дело безнадежное. Хадграфт разорился сам и разорил нас.
Я бесцельно бродил по улицам – куда меня несли ноги, туда я и шел. А в тот вечер они несли меня в юго-западном направлении. Вяло петляя по улицам, я тащился куда-то в сторону Савоя. Каждые несколько сотен ярдов я, покачиваясь, заходил в пивную или таверну, чтобы утолить жажду.
Меня неотступно преследовала сцена в доме Хадграфта: то, что я там услышал, увидел и почувствовал. Я рассматривал произошедшее со всех возможных сторон. Искал скрытые смыслы. Раз за разом прокручивал воспоминания в голове, строя догадки о причинах и следствиях. Каким же глупцом я выставил себя из-за девушки! Я не мог возложить ответственность за свое поведение ни на Грейс, ни на ее отца. Я сам во всем виноват.
Между тем вечерело, и тени Лондона, казалось, обступали меня со всех сторон. Тут я понял, что мне нужно – пропустить кружечку эля в светлой, наполненной смехом пивной. Но, похлопав себя по карману, я обнаружил, что у меня украли кошелек. В моем нынешнем состоянии подобная мелочь едва ли стоила внимания, и единственная неприятность, которую она мне доставила, – поиски забвения на дне кружки или бокала придется отложить.
Я огляделся. До Линкольнс-Инн-Филдс было рукой подать. Еще несколько ярдов – и я окажусь у Театра герцога Йоркского в дальней части Португал-роу. Окутавший меня мрак чуть-чуть рассеялся, и в моем затуманенном разуме возник вопрос: в театре ли сейчас Горвин? Должно быть, преданно аплодирует каждый раз, когда его любовница выходит на сцену. Я напомнил себе, что Горвин – парень неплохой, а значит, охотно одолжит мне сумму, которой будет более чем достаточно для достижения моей цели.
В театре я спросил Мег Даунт, любовницу Горвина. Капельдинер ответил, что сегодня у нее спектакля нет, и я побрел на Вир-стрит, где Горвин недавно снял для госпожи Даунт баснословно дорогую квартиру. Даже если его там не окажется, Мег достаточно хорошо меня знает, чтобы посочувствовать моей беде.
Дойдя до конца Португал-роу, я выглянул из-за угла и окинул взглядом Арч-роуз. Не далее как вчера этим путем я покидал Комиссию по зарубежным плантациям. Новые дома на западной стороне улицы были ярко освещены, а люди и кареты так и сновали туда-сюда.
Высокая женщина грузной походкой шагала по мостовой с корзиной на локте. Возле арки она остановилась, будто соображая, куда идти дальше. В ее фигуре было