Луиза не отвечала, но яркий румянец на ее щеках говорил красноречивее слов.
– Шевалье иногда присоединялся к нам в Сен-Клу или Пале-Рояле, – вполголоса пояснила для Кэт мадам де Борд. – Он из очень хорошей знатной семьи.
– Это правда, – с энтузиазмом подтвердила Луиза.
– Однако шевалье – сын младшего сына, а его отец – тоже сын младшего сына, – безжалостно продолжила мадам де Борд. – Поэтому у него нет ни состояния, ни друзей при дворе – короче говоря, беден как церковная мышь. Он вечно нуждается в деньгах, бегает от кредиторов и не знает меры при игре в кости и в карты. Но должна признать, что он весьма обходителен. Особенно с дамами.
– Вы слишком к нему строги, – возразила Луиза. – Шевалье – великодушный человек и настоящий мужчина. Но в одном вы правы: его и впрямь преследуют несчастья. Сколько друзей от него отвернулись! Из-за долгов он был вынужден покинуть Францию. К тому же шевалье не хотел со мной расставаться. Он мне сам так сказал.
– Вы проиграли деньги им обоим? – спросила Кэт.
– Да, и особенно Айрдейлу. Ему все время везло. К тому же перед нашим отплытием из Дьеппа он одолжил мне денег, чтобы я расплатилась по счетам на постоялом дворе. Месье де Вир обещал, что свою часть долга он мне простит. Но в Англии и шевалье, и Айрдейл стали требовать деньги. Я убеждена, что это целиком и полностью идея Айрдейла. Но у них до сих пор хранятся бумаги…
– Какие бумаги? – тут же уточнила мадам де Борд.
– Мои письма.
Кэт подалась вперед:
– Как же вас угораздило обратиться именно к Бекингему?
– Герцог сам предложил мне помощь. С тех пор как мы прибыли в Англию, он всячески старается наладить со мной отношения.
– Мадемуазель де Керуаль произвела в Уайтхолле фурор, – заметила мадам де Борд. – Теперь месье герцог видит, что зря считал ее ничтожеством, и предпринимает все возможные усилия, чтобы ей угодить. А до этого Бекингему были глубоко безразличны дела мадемуазель де Керуаль.
– Он один меня поддержал, – просто сказала Луиза. – Как-то вечером я поделилась с герцогом своими тревогами, и он обещал, что избавит меня от неприятностей. Я сказала, что месье де Вир ни в чем не виноват, наверняка он даже не знает, что за игру затеял этот подлый Айрдейл. Думаю, шевалье задолжал Айрдейлу так же, как и я.
– Герцог преследует лишь собственные интересы, – заметила Кэт. – Бекингем не помогает людям по доброте, он использует их. Если герцогу удастся раздобыть ваши письма и они будут представлять для него ценность, неужели вы думаете, что он отдаст их вам?
Луиза жалобно прохныкала:
– Мне нужно встретиться с шевалье. Ах, если бы я только могла с ним поговорить, он бы все понял, и вместе мы наверняка нашли бы выход из положения! – Ее щеки раскраснелись, будто она перебрала вина. – Мне кажется, что… понимаете… он меня любит.
Странно же он проявляет свои чувства, подумала Кэт.
– Значит, вы отдали кошелек шевалье.
– Да. В Дьеппе. В знак… дружеского расположения. Но как кошелек попал к Айрдейлу? Этот негодяй его украл?
– Возможно.
Или шевалье отдал ему кошелек в счет уплаты долга. За вещицу столь тонкой работы можно выручить несколько шиллингов.
– Скажите, а покойник… – шепотом начала Луиза. – Неужели мужчина без лица – это…
– Это может быть как шевалье, так и Айрдейл, – прямо ответила Кэт; Луиза тихонько вскрикнула, но тут же замолчала. – Единственный, кому точно известна личность жертвы, – убийца, – продолжила Кэт. – Мы не можем найти ни шевалье, ни Айрдейла, а чтобы узнать, кто из них убит, а кто жив, нужно напасть на след хотя бы одного.
Раздался стук в дверь. В комнату заглянул улыбающийся хозяин таверны:
– Обед готов, дамы. Прикажете подавать?
Глава 26
– Но ведь нужно что-то делать, – тихо, но твердо произнес женский голос. – Нельзя его просто бросить.
Еще один сон. Я уже сбился со счета, сколько раз я просыпался и засыпал снова. Голова болела, во рту пересохло. Кто-то пытался вонзить мне в голову копье, надавливая все сильнее и сильнее, так что наконечник постепенно ввинчивался в мозг.
– Вдруг он умрет?
Никто не ответил. Голос стих. Видно, сон рассеивался. В нос мне ударил кислый запах. Я принюхался. Похоже, рядом кого-то вырвало.
Усилием воли я поднял веки, и боль усилилась. В ярде или двух от того места, где я лежал, маячил освещенный прямоугольник. Постепенно я сообразил, что передо мной маленькое окошко, а через щели в закрытых ставнях просачивается свет и рисует на полу бессмысленные узоры, неприятно бьющие по глазам. Когда мои глаза привыкли к полумраку, я разглядел на выложенном каменными плитами полу пустую бутылку из-под вина, а рядом с ней валялось что-то, похожее на сырную корку. Может, я выпил вино вчера вечером и отключился?
Что-то шевельнулось в памяти, но затем снова заснуло.
Я подвел итоги. Кожей головы я чувствую сквозняк, а значит, парик и шляпа пропали. В этот момент моя память снова бесполезно дернулась. Внутри у меня все болело. Но были и весьма болезненные места снаружи: одно над левым ухом, другое в задней части головы.
Мой взгляд снова сосредоточился на бутылке вина, лежащей на полу рядом с сырной коркой. Я недоумевал, почему оба эти предмета кажутся мне знакомыми. Я уже почти нашел ответ, как вдруг его вытеснило другое, гораздо более яркое воспоминание, и меня накрыло волной стыда и гнева.
Уходите, сэр. Вам здесь делать нечего.
Эти слова звучали у меня в ушах, а перед мысленным взором так и стояли красное, перекошенное лицо Хадграфта и жалкая фигура его дочери, съежившейся у стены. Я вспомнил выражение лица Грейс, когда она на меня посмотрела, и меня вновь передернуло.
Тут я вспомнил все: торговое судно Хадграфта пошло ко дну, а вместе с ним и все его надежды. Даже мое влечение к Грейс исчезло, осталась лишь жалость, словно осадок на дне винной бутылки. Неужели моя любовь к этой девушке была столь поверхностной? Что скажет Кэт, когда узнает, что я вел себя как последний глупец?
Я вспомнил, как бесцельно шатался по улицам, делая передышки лишь для того, чтобы выпить. Почему-то в голове крутились мысли о Пейшенс Нун, служанке в доме, где снимал комнаты Айрдейл, но, как я ни старался, никак не мог понять, с чего вдруг.
А дальше – пустота, черная стена, за которую мне совсем не хотелось проникать. Однако я и сам не заметил, как погрузился в эту зияющую бездну, и вот теперь пребывал в сумеречном состоянии между сном и бодрствованием. Мысли вяло текли по засушливым равнинам незнакомого мне мира, исполненного боли.
И в конце концов я перестал за ними следить.
Когда я снова пришел в себя, свет в комнате выглядел по-другому. Теперь сквозь щели в ставнях внутрь проникали золотистые лучи солнца и чертили на полу сияющие узоры. Один из них подсвечивал бутылку вина, отчего казалось, будто внутри искрится зеленое пламя.
Голова по-прежнему мучительно болела, и все же мне чуть-чуть полегчало. Правда, во рту было суше, чем в Аравийской пустыне.
Перед моим мысленным взором предстала незваная гостья – Грейс Хадграфт. Стараясь отвлечься от мыслей о ней, я осторожно перевернулся на бок и охнул от боли. Перед глазами все поплыло, однако постепенно пелена рассеялась. Некоторое время я лежал неподвижно, собираясь с силами.
– Ну как, очнулись?
Шепот раздался так близко, что голова человека, задавшего этот вопрос, похоже, была всего в нескольких дюймах от моего уха. Пытаясь встать, я забился, как выброшенная на берег рыба. Голову пронзила такая сильная боль, что я вскрикнул в голос. Я снова обмяк и только тогда заметил, что лежу на соломенном тюфяке. Сделав глубокий, болезненный вдох, я с трудом принял сидячее положение.
– Кто вы такой? Где я?
Мужчина вышел вперед, загораживая от меня лучи солнца. Его лицо было погружено в тень.
– Как себя чувствуете, господин Марвуд?
– Вы знаете мое имя.
– Пока вы спали, я заглянул к вам в карманы.
Должно быть, этот человек нашел мою записную книжку, а значит, наверняка обнаружил и бумаги с подписью лорда Арлингтона. Я потихоньку дотронулся до внутреннего кармана на моем камзоле, пытаясь на ощупь понять, на месте книжка или нет.
– Не беспокойтесь, сэр. Я положил все бумаги на место. Вы большой везунчик, хотя сейчас вам, наверное, в это верится с трудом. Вчера ангел-хранитель накрыл вас своим крылом как раз вовремя.
Я облизнул пересохшие губы таким же сухим языком.
– Я хочу пить.
Мужчина отошел. До меня донесся звук льющейся жидкости. Вернувшись, незнакомец присел на корточки возле тюфяка и протянул мне кружку. Я пил с жадностью, и даже после таких незначительных усилий меня охватила столь сокрушительная слабость, что я утратил дар речи. Мужчина принес мне слабого пива, напиток прокис и выдохся, однако мне он казался божественным нектаром. Меня мучила такая жажда, что я не отказался бы даже от грязной воды из реки Флит.
Незнакомец все это время сидел на корточках рядом со мной. Света хватало только на то, чтобы разглядеть его неряшливую бороду и широкополую шляпу с низкой тульей – похожие носили строители из бригады Кэт.
Я прокашлялся.
– Кто со мной это сделал?
– Вы разве не помните? – Мужчина замолчал, и у меня создалось впечатление, что он решает, о чем стоит мне рассказать. – Вы были в подпитии. На вас напали какие-то разбойники, и вы валялись на мостовой без чувств. Я спугнул их и перенес вас сюда, пока не явились другие воры и не обчистили вас до нитки.
Туман в голове немного прояснился.
– Пейшенс Нун, – произнес я. – Теперь вспомнил. Я шел за Пейшенс Нун.
Вдруг мужчина набросился на меня и схватил за шею:
– Зачем?
Я попытался высвободиться, но тщетно – я слишком ослабел. Когда этот человек наконец меня выпустил, дар речи вернулся ко мне не сразу. Некоторое время я молча лежал на тюфяке. Однако эффект неожиданности благотворно подействовал на мои умственные способности.
– Я задал вам вопрос, – между тем проговорил незнакомец.