— Публий, это Рэм, — скрипит безопасник в рацию, — ты там живой? Выйди, разговор есть.
Крепче стискиваю зубы, чтобы не ругаться вслух. Дергать хирурга с операции себе может позволить только Рэм. Жду взрыва негодования из рации, но Публий коротко отвечает: «Иду», и отключается. Через четверть клепсидры как сказала бы Имари, военврач выбирается из госпиталя, устало снимая белую маску. И садится в кресло, откуда недавно встал Наилий.
— Где принцесса? — отрывисто спрашивает безопасник, а я замираю, прислушиваясь к тихому голосу Публия.
— Прооперировал, отдыхает. Третий препарат только подошел, остальные не брали. Трехслойную гименопластику делать не стал, половой акт был не так давно, остатки плевы сохранились. Их и зашил.
— Давай без подробностей, — одергивает Рэм и я впервые ему благодарна за резкость.
Выдержки не хватает считать операцию обычной и необходимой. Дикость, с какой стороны не посмотри. Мысли приходится насильно сбивать на другую тему. С Имари уже все в порядке, тут другие проблемы начинаются.
— Зачем звал тогда? — выпрямляет спину Публий.
Еще не злится, но уже говорит быстрее и громче.
— Мне нужна сыворотка линк-шаи-дор, — по слогам произносит Рэм.
— Кого допрашивать собрался?
— Остия по подозрению в предательстве.
Публий кривится и запускает руку в волосы. Дергает их нервно и вот-вот вспылит.
— Нет. Обходись привычными методами…
— Тьер, — стервятник закипает и рывком подается вперед, намертво сцепляя пальцы в замок. — Я четыре дня его мотать буду и ничего не добьюсь. Увечить не собираюсь, а иглы, воду и электрический ток Остий терпит профессионально. Отдай сыворотку!
Куда там. Столкнулись два упрямца, два столпа самоуверенности и вседозволенности.
— Нет, — медленно выцеживает Публий. — Именно потому, что профессиональный разведчик. Сыворотка хоть и заставляет говорить правду быстро и безболезненно, но необратимо нарушает некоторые процессы в мозге. Остий станет профнепригоден, а если он невиновен? Что-то я не помню четких подозрений на его счет.
Лысый стервятник молча оборачивается ко мне и склоняет голову на бок. Если сейчас хищно облизнется, будет как Друз Агриппа Гор. Я почти слышу высокий до фальцета голос генерала четвертой армии и крики ястребов над головой.
— Генерал приказал пытать, — усмехается Рэм. — Думаю, ему плевать на профпригодность Остия.
— Вот и пытай, — отрезает Публий. — Без линк-шаи-дор.
Рэм долго шевелит губами, подбирая слова. Давить будет? Угрожать? Бесполезно. Публий если уперся, сдвинуть его не легче, чем Наилия. Особенно, когда речь идет о здоровье. Переломы можно вылечить, порезы зашить, сожженную кожу пересадить, а поврежденный мозг — это навсегда.
— Чтоб тебе бабы давали, как ты мне сыворотку, — сдается Рэм и замолкает, пустым взглядом уставившись в стену.
Публий ворочается в кресле и трет лоб. Хоть и задавил соперника, а радоваться победе не хочется.
— Слушай, ну разведчиков действительно долго и нудно учат терпеть пытки. Их специально отбирают, чтобы болевой порог был как можно выше. Я заглядывал в генетическую карту к Остию, цифры впечатляют. Такой не расколется от физических страданий, так может с другой стороны зайти? Кошмарные видения, яркие галлюцинации?
Безопасник оживает, но вспышка в глазах быстро гаснет.
— Свежаком накачать? Так если он эйфорию поймает, толку от этого?
— Причем тут Шуи? — фыркает военврач. — Зря, что ли, с нами мудрец?
— Ты о чем, Назо?
Офицеры переглядываются и оборачиваются ко мне, а я вжимаю голову в плечи и мечтаю забиться под кушетку. Публий не щадит, выдавая главную тайну Медиума — моего духа.
— Тиберий, расскажи про Леха.
— Бездна, сыворотку в мозг жалко, — дергаюсь, не замечая, как повышаю голос. — А мертвый вождь племени каннибалов по-вашему для психики безвреден?
— От кошмаров еще никто с ума не сошел, — твердо говорит Публий и смотрит на меня внимательнее оборудования в медкапсуле.
Да, шизофреником Остий не станет, но спать на снотворном будет долго. Колеблюсь, оттягивая неизбежное, даже на кушетке отсаживаюсь дальше. Но лысый стервятник запускает когти в новую жертву и шансов вырваться у меня не много:
— Рядовой, я тебя слушаю очень внимательно.
Нужно отвечать за свои слова. Навела тень на Остия — расхлебывай. Но умеет ли такое Лех?
«Если привязка будет, я попробую, госпожа».
— Хорошо, — отвечаю, будто ныряю в ледяной бассейн. — Мне нужен физический контакт и чтоб никто не отвлекал. Держать за руку Остия достаточно.
— Идем, — пожимает плечами Рэм и встает из кресла.
С ощущением, что сейчас меня будут пытать, а не разведчика, поднимаюсь следом.
— Рэм, я тебе нужен? — сухо спрашивает Публий.
— Пока не знаю, далеко не уходи.
Надеюсь, врач не понадобится. Скальпеля у Остия при себе точно нет, а как еще может навредить Лех, представить сложно.
На полу в ванной комнате сидит разведчик, прикованный к трубе техническим устройством, прозванным браслетами из-за двух колец, плотно охватывающим запястья. Между ними блок управления гаджетом, способный не только током ударить особо ретивого пленника, но и послать сигнал на планшет тюремщика. Измерить пульс, давление, температуру тела. Вдруг несчастный не доживет до финала допроса? Комната большая, как два моих карцера в закрытом военном центре. Здесь даже впятером не тесно, но безопасник пропускает меня вперед и замирает в дверях, сложив руки на груди.
— Тиберий, ты? — улыбается Остий, поднимая глаза. — А я сижу, гадаю, кто же меня пытать пойдет. Ставил на Рэма, ошибся. Значит, фарс с подозрениями генерал решил довести до конца. Предложишь сразу все выложить или всерьез пытать собрался? Чем? Тяжелым взглядом из-под маски?
Ерничает разведчик, язвит, а внутри все так же безразличен и спокоен, ни одна привязка не дернется. Плохо дело, ко мне по-прежнему ничего, даже надменного покровительства, как у Марка нет, за что цепляться? Быстро вспыхивает только ненависть и похоть. Испугать до серой привязки гораздо сложнее, а Лех работает со страхом.
«Есть страх, но слабый, госпожа», — подсказывает дух, и я тянусь к запястью пленника, чтобы рассмотреть точнее.
— Нервничаешь, пальцы холодные, — комментирует разведчик, заглядывая, будто под маску — внимательно и въедливо.
Кажется, сам решил меня если не допросить, то хотя бы считать реакции и решить, как защищаться, но поздно. Вот она — серая нить тревоги и опасения. Тощий слабак Тиберий — не соперник, но раз пришел пытать, значит, не так прост. А что может? Да кто ж его знает, что он может — отсюда весь страх. Еще немного таинственности и можно работать.
«Мне уже хватит, — нетерпеливо отвечает Лех, — остальное доберу внутри. Приказывайте, госпожа».
«Лех, вселись в тело Остия Вира и заставь назвать имя любовника эриданской принцессы Имари. Потом отпусти и вернись ко мне. Приказ нужно выполнить прямо сейчас».
Снова забываю уточнение про энергию, но глаза разведчика стремительно темнеют, рот кривится, как у парализованного на левую сторону, и времени совсем мало.
— Как мне называть тебя?
Разведчик облизывает губы и меня передергивает. Нужно попросить духа больше так не делать.
— Лех.
В дверях вздыхает и тихо ругается Рэм, забыв о просьбе не отвлекать. Впечатляет, верю, сама не ждала, что Остий так сильно изменится. Обычно скрытный, доброжелательный до фальшивости, с привычкой никогда не поднимать подрободок выше незримой линии, разведчик будто вырос на полголовы, вытянул спину, расправил плечи и пропитался насквозь харизмой вождя племени каннибалов.
— Любишь третьим на постель влезать, Тиберий? — усмехается дух губами разведчика. — Интересно, кто кого и сколько раз?
— Имя, — напоминаю я, не отпуская запястье, и Остий придвигается ближе, насколько позволяют браслеты.
— Развяжешь — скажу.
Проклятье, пытать нужно, а дух игру затеял. Хотя с Публием было так же.
— Освободите его, Рэм, — оборачиваюсь к безопаснику и он снова безразлично пожимает плечами, отдавая команду с планшета.
Браслеты со щелчком размыкаются, и Остий вместо того, чтобы растирать затекшие конечности, вырывается из моей слабой хватки и, обняв за бедра, дергает на себя. Успеваю взвизгнуть и даже упереться руками в грудь. Заметить, как к нам бросается Рэм, но разведчик уже шепчет в ухо:
— Каких мальчишек нынче выпускают из училищ — чистый мед. Кожа бархатная, тело упругое, попа — объедение.
— Рэм, не надо! — кричу майору, когда тянет вверх за плечо.
Не надо, это не просто игра, питается дух. Подо мной даже через два комбинезона чувствуется, как твердеет разведчик, щедро вливая энергию в похоть и передавая вселившемуся Леху.
— Давно на тебя смотрю, извелся уже весь, — почти стонет дух голосом Остия и крепко сжимает мои ягодицы. — А ты все с генералом и с генералом. Я тоже хочу. Сильно.
Понятно уже насколько сильно. Плоть под тканью почти пульсирует, дергаясь от возбуждения. Время уходит, когда же Лех насытится? Остий ведь сейчас прицепится ко мне, даже считая мужчиной. Ныряю в облако привязок, лихорадочно разыскивая зеленые, но они такие же спокойные и бледные как раньше. Зато прямо на глазах раздувается серая привязка страха. Давно таких мощных не видела и никогда сама не была по одну из сторон. Животный, первобытный ужас. По канату чудовищной толщины всполохами идут молнии. Сейчас привязка реализуется.
— Один раз живем, — хрипит разведчик. — Почему нет?
Пальцем ведет от моей поясницы вниз по копчику и с силой давит между ягодицами. Больно даже через ткань. Меня простреливает судорогой и взрывается привязка до темноты в глазах, до приступа паники. Кричим оба, набрав полную грудь воздуха, но я выдыхаюсь первой. А в ушах низким утробным ревом, превращающимся в визг, длинное протяжное: «Нет!»
— Нет! — захлебывается криком Остий и отшвыривает меня с колен. — Нет! Не надо! — Его колотит, ломает и выворачивает. — Нет!!!