Беру карандаш кирпичного оттенка, собираясь писать диалог. Вопросы от меня, а ответы от Кукловода. Идеальной связи, как с бактериями в мозгу, может не получиться, но я надеюсь догадаться, куда меня тянет, и самой заканчивать буквы. Лишь бы не выдавать желаемое за действительное, я до сих пор переживаю, правдивы ли ответы.
В прошлый раз планы генерала по спасению Кукловод знал, потому что связан с ним, но Имари спрашивала про Малха. Четвертый дух наполовину программа и врать не умеет. Поэтому либо он вдруг нашел способ говорить неправду, либо рядом с полковником сейчас Наилий. Задаю этот вопрос первым.
«Да. Генерал рядом с полковником», — выводит карандаш с таким трудом, будто у меня половина кисти онемела. Ощущения совсем не те, что с биопереводчиком. Буквально дергают за пальцы, как марионетку. Нужно привыкнуть, наверное. Заканчивать буквы, кстати, не получается. Кукловод мешает. Просто заставляет поднять карандаш выше, и я рисую в воздухе. Потом разрешает опустить и продолжает.
Теперь можно поздравить себя. Официально я — дрон. Живое устройство на энергии гнева и похоти, управляемое Кукловодом.
— Откуда ты знаешь? — теребит за рукав Имари.
Она до сих пор сидит, уставившись на корявую надпись, и не может в неё поверить.
«Духи сказали, — пишу в стороне уверенным почерком. — Вы же хотели буквы увидеть».
Принцесса снова оживает. Её украшает не только счастье, но и светлая надежда. Последняя сильнее. Имари так чиста в своих порывах, что залюбоваться можно.
«Если генерал рядом, — пишет она под моим ответом, — то почему мы до сих пор здесь?»
«Он не знает, где нас искать, — отвечаю вместо Кукловода, чтобы сэкономить время. — Полковник тоже не знает».
«Полковник в плену, — перехватывает карандаш Кукловод. — Генерал держит его в клетке».
— Пусть отпустит! — дергается Имари и говорит вслух.
«Живым не отпустит, — моя рука ломает грифель, карандаш падает на пол. Дух заставляет взять другой и закончить. — Полковник Малх умрет».
Принцесса не верит. Радость шлейфом тянется за каждым движением и все еще отражается в улыбке.
— Как умрет? — эхом переспрашивает она и касается пальцами надписи, словно проверяя настоящая или нет. — Шутка, да? Киара, ты дурачишься? Сама написала и делаешь вид, что дух сказал?
— Нет, — качаю головой и заглядываю Имари в глаза. — Если понадобится, повторю.
— Перестань, не смешно. Зачем ты так со мной? Я тебя обидела? Это из-за поезда, да? Тебя насильно потащили, ты не хотела, я помню. Теперь мстишь мне? Не нравится служанкой быть? Ты сама в это платье залезла. Суетишься, спасаешь, а про себя гадости думаешь? Ненавидишь меня?
Интонация принцессы не отражает её мысли. Она то поднимается вверх к беззаботной веселости, то спускается к реальности. Имари тянет буквы и проглатывает окончания. Руки не дрожат, вся истерика достается голосу и словам.
— Отвечай! Не то я позову Даргу и твою тайну выдам! Не веришь? Сейчас позову! Плевать, что языка не знаю, объяснять не придется. Задеру платье, а там мужик. То-то весело будет, вместе посмеемся. Дурацкое гадание!
Принцесса бьет кулаком по доскам пола и ладонью смазывает написанные буквы. Стереть не получается. Плохо обструганные доски оставляют в нежной коже занозы. Имари вскрикивает и хватается за пораненную ладонь. Я готова добавить еще боли, лишь бы она перестала кричать и начала плакать.
— Нэлла, он приговорен. Трибунал вынесет именно такое решение, другого не будет. До самой Дарии его не выпустят из клетки.
— Заткнись! — грубо обрывает она. — Ненавижу тебя! Ненавижу вас всех! Белый сброд! Зачем вы пришли на нашу планету? Как духи предков допустили это? Пусть все умрут! Пусть никого не останется! Зачем мне? Зачем мне… все, когда его нет.
Имари зажимает пальцами нос, будто это поможет остановить слезы. Ресницы дрожат, собирая влагу. По темным щекам катятся первые прозрачные капли, и следом сразу обрушивается поток с рыданиями и стоном. Цзы’дарийские офицеры гордятся тем, что умеют терпеть боль, а женщины нет. Её не удержать, сил никогда не хватит. Она растет тяжестью в груди и с каждым вдохом становится все больше, словно бездна открывается. Мы пьем её мелкими глотками, а иногда целыми стаканами. Не правда, что слезы помогают. Они — только способ сказать всем: «Посмотрите, как мне плохо». Может, кто-то расчувствуется и пожалеет.
Мне тоже больно. Отвела нож от горла Имари, а в ответ получила: «Ненавижу» и «Сейчас расскажу, кто ты». Я не в лучшем положении. Такая же пленница, которую мечтают убить, но мне нечем угрожать принцессе. А если бы было, десять раз подумала, говорить ли вслух. Правителем её считаю, а первая же истерика, и дочь короля не лучше обыкновенной звезды. Неприятно очень. Отыгралась на мне Имари. Бесправной жертвой назначила, рта не позволила открыть. Поступила так, как все это время поступали с ней.
— Он ведь жив еще, — всхлипывает принцесса и трет распухший нос. — Его можно спасти. Не все потеряно, правда? Киара, спроси, что нужно сделать?
Она толкает ко мне карандаш и умоляюще заглядывает в глаза. Ненависти будто не было. Угроз тоже. Дурацкое гадание снова единственный шанс не сойти с ума. Но я знаю ответ, не задавая вопроса. Если полковник Малх в руках Наилия, то генерал победил. Половину, а то и большую часть того, что должен был сделать на Эридане — сделал. Даже если Имари все королевство отца как выкуп пообещает, не поможет. Генерал предателя не отпустит, не помилует и не станет торговаться. Такое не прощают. Малх пойдет под трибунал. Если доживет до него, конечно.
Доживет, я знаю Наилия. Он зол, упрям и в ярости не видит границ, но Тулий Малх полковник. Цзы’дарийский офицер. Он заслужил справедливого суда, а не позорной смерти от удавки где-нибудь в эриданской глуши. Формально Имари права. Пока её любимый мужчина жив, она может за него бороться. Вот только я не хочу, чтобы Малх и Наилий поменялись местами в клетке. Моего любимого мужчину полковник убьет, не задумываясь. В этом и есть вся разница между ними.
— Разве мы что-то можем, сидя здесь? — спрашиваю принцессу, не прикасаясь к карандашу.
Она понимает, что я отказываюсь. Разум проясняется, в глазах пропадает фанатичный блеск. От осознания еще больнее. Имари едва может дышать, но торговля продолжается:
— Ты можешь, Киара. Ты — ведьма, Сагайдат верит тебе. Не знаю, о чем вы шептались в поезде за моей спиной, но мать Рагнара с тебя пылинки готова сдувать. Убеди её отпустить тебя во дворец. У отца есть экстренная связь с космосом, — принцесса выразительно тычет пальцем в потолок, словно космический транспортник висит на орбите прямо над нами. — Умоляй, угрожай, настаивай. Спаси его!
— А взамен? — холодно спрашиваю, включаясь в игру.
Соглашаться не собираюсь, но должна знать, на что готова Имари.
— Я все украшения отдам, — с жаром отвечает она. — Отец любил меня и дарил много золота. Ты сможешь продать их. Это деньги. Много денег! Я всем расскажу, что ты спасла меня. Героем станешь.
Она запинается, не зная, какими еще благами осыпать. Радует, что рассчитывает только на себя. Не приплетая отца, государственную казну и всю мощь королевских связей. Я верю, что Имари накопила много золота, но не понимаю, почему должна объяснять правителю, что не все можно купить. Она слишком долго жила во дворце и видела, как взрослые решают проблемы. По-другому там никто не умеет. Все завязано на деньгах.
— Я героем посмертно стану, — чуть улыбаюсь в ответ. — Как только вы брякнете кому-нибудь про мою тайну.
— Я не собиралась, — пристыженно опускает взгляд принцесса, — с языка сорвалось. Даже не думала. Извини, я что-то не то говорю и не так делаю. Скажи, как нужно.
Никак не нужно. Я не хочу. Стоит представить, что мне предлагают, зубы сводит от обиды. Значит, пока я буду пробираться во дворец неизвестно каким путем, Имари останется на свадебном пиру, занятая лишь тем, как бы отделаться от Рагнара в их первую ночь и сохранить невинность для Тулия Малха.
Хочется послать её к Остию Виру с золотыми украшениями и таким заманчивым предложением. Выгодные сделки как раз по его части. Интересно, за сколько он продал верность Дарии и генералу? Была ли она вообще?
— Киара, — зовет принцесса и осторожно трогает за рукав, раз уж я отмалчиваюсь. — Ты обиделась? Видишь, я же правильно тебя называю, все в порядке. Ну, помоги мне, пожалуйста. Ну, что тебе стоит? Я же жить без него не смогу.
Имари дергает меня за руки, а потом резко отпускает, задыхаясь от слез. Я сама так же плакала несколько дней назад. С теми же словами, что если Наилия не станет, я домой не вернусь. Боль цепляет рикошетом, все зеркально до гротеска, но не получится, чтобы оба наших мужчин выжили. Или один или другой. Я выбираю своего.
— Нет, — устало шепчу и закрываю глаза. — Я не могу.
Стираю надписи пальцами и смоченным слюной краем подола. Медленно и тщательно, чтобы ни одного слова нельзя было прочитать. Под половиком от ног еще сильнее затрется, но сейчас рисковать нельзя. Имари, выплакавшись, тихо всхлипывает и больше на меня не смотрит. Ждать мести от неё? Объяснять Сагайдат и другим лиеннам, почему госпожа не хочет разговаривать со служанкой? Или ждать Остия Вира с браслетами и приказом от Малха убить мудреца Тиберия? Если на транспортнике что-то пойдет не так, то убивать разведчик придет любовницу генерала. Наилий, Рэм, Публий — никто добровольно не выдаст меня, я знаю, но есть пытки и сыворотка правды. Если принцесса получит своего принца, то я лишусь всего.
«Тише, госпожа, — успокаивает Лех. — Не паникуйте. Пока ситуация в вашу пользу. Генерал на транспортнике, полковник в плену. Сейчас с ним разберутся и за вами спасателей вышлют. Антивирус пейте, время прошло».
Духи следят за таблетками тщательнее меня. Считают по одной и знают, на сколько дней еще хватит. На пять, включая этот. Я отворачиваюсь от Имари, достаю контейнер из перчатки и давлюсь кругляшом таблетки на сухую. Она успевает мазнуть по корню языка и по рту надолго появляется привкус горечи. Плевать, я все готова вытерпеть.