Вот это была школа! Сначала наблюдаешь холецистэктомию или резекцию желудка в руках хирурга-аса (не побоюсь употребления этого слова в отношении М. В. Гринева), а потом тут же делаешь сам с абсолютной страховкой в лице своего учителя. Больше никогда и нигде подобного не видел. Но в результате через год Б. Ш. Бадуров стал вполне самостоятельным и уверенным в себе хирургом, а впоследствии уже много лет успешно оперирует в одном из Центральных военных госпиталей в Москве.
Нарушения методики обследования
Когда-то М. И. Лыткин, возглавлявший тогда кафедру госпитальной хирургии Военно-медицинской академии в г. Ленинграде (ныне Санкт-Петербург), читал лекцию для курсантов о врачебных ошибках. На моей памяти курсантам и студентам такие лекции не читались никогда ни до, ни после этого. Будучи уже молодым преподавателем я с удовольствием пришел послушать. Ожидаемого фейерверка интересных фактов не случилось. Но на всю жизнь мне запомнился один приведенный тезис. Врачи-преподаватели делают меньше ошибок только из-за того, что соблюдают методику обследования больного. Поэтому хотя бы один раз надо осматривать пациента с головы до ног и никогда не отступать от классической методики. В тот период этот тезис сильно помог мне и, видимо, потому-то и запомнился. Приведу случаи из собственной практики.
Поступает к нам в отделение пациент в возрасте около 70 лет с паховой грыжей. Мужчина худощавый, сохранный с точки зрения функционирования основных систем жизнеобеспечения. Оказалось, к тому же, что он самый крупный в городе коллекционер открыток с изображением скульптурных памятников. И это тоже запомнилось. Памятуя о наставлениях моего шефа, я при первичном осмотре обнаружил у него каменистой плотности образование размерами 2×3 см в области левой грудной железы, о котором пациент вообще не упомянул. Региональные лимфатические узлы интактны. При дообследовании оказалось, что это рак, в связи с чем ему, помимо паховой герниопластики, была выполнена еще и мастэктомия. Таким образом, пациенту выполнена радикальная операция в ранние сроки, до возникновения региональных и тем более отдаленных метастазов.
Второй случай произошел во время амбулаторного приема в поликлинике. Ко мне как к хирургу обратился пациент 45 лет с целью проведения операции по поводу паховой грыжи. В разговоре выяснилось, что о существовании у него грыжи он знает довольно давно и его, собственно говоря, это не очень беспокоит. Но последние два-три месяца мешает ему жить сильный кожный зуд. Пациент неоднократно обращался к врачам по месту жительства, где его обследовали, даже выполняли «сахарную кривую», чтобы исключить диабет. Не нашли никакой неврологической, терапевтической, эндокринологической патологии. Со слов больного, он по рекомендациям врачей уже съел несколько упаковок лекарств, но зуд не проходит. Тогда ему порекомендовали избавиться от паховой грыжи – может быть, это устранит зуд. Я попросил его раздеться и пришел в ужас от количества лобковых вшей. На вопрос, осматривал ли его кто-нибудь из врачей, ответ был отрицательный. Я вызвал эпидемиологическую сестру и отправил пациента на санобработку. На операцию по поводу грыжи он уже не пришел. Меня просто поразил тот факт, что человек два месяца ходил по врачам, «обследовался», делал какие-то анализы, получал ненужное лечение, но ни один из специалистов не удосужился его просто раздеть и осмотреть.
Еще один пример формального отношения со стороны врачей. Клиника дежурила по скорой помощи, и к нам с острыми болями в животе поступил мужчина средних лет, сотрудник академии, работавший в ней сантехником. Он обратился в приемный покой, где «ответственный» дежурный врач, не разбираясь, отправил его в дежурную хирургическую клинику с диагнозом «острый панкреатит» – по принципу «там разберутся». Дежуривший у нас уже опытный хирург собрал всех молодых, чтобы мы посмотрели на этот «панкреатит». У пациента была ущемленная паховая грыжа величиной с гандбольный мяч, не помещавшаяся в трусы, с кожей над ней синюшно-багрового цвета.
Понятно, что в приемном покое дежурят врачи разных специальностей, обычно помощники начальников клиник, занимающиеся в основном администрированием. Но даже если ты не хирург, а окулист, не увидеть такую грыжу невозможно в принципе. Надо просто открыть глаза и осмотреть больного. Пациент был срочно успешно оперирован с резекцией некротизированных и уже почерневших петель тонкой кишки. В этом случае все было на грани криминала. И если бы пациент умер, а шансов на это у него было немало, то на комиссии по изучению летальных исходов ответственному врачу приемного покоя пришлось бы несладко.
Недооценка клинических и переоценка клинико-инструментальных данных
Простые примеры, запомнившиеся мне со времен молодости. По дежурству в клинике ко мне обращается постовая медсестра с просьбой осмотреть больную, у которой во время переливания крови возник сильный озноб. В палате я увидел поступившую накануне женщину 30 лет с врожденным пороком сердца в форме ДМЖП, которой производится гемотрансфузия. Женщину буквально трясет от озноба. Гемотрансфузия немедленно прекращается, вводятся кортикостероидные гормоны, димедрол, хлористый кальций и тому подобное. Выясняю, что переливание крови назначил молодой лечащий врач на основании общего анализа крови, сделанного в этот же день при поступлении, где гемоглобин был на уровне 70 г/л.
Довольно часто приходится сталкиваться с ситуациями, когда данные лабораторных или инструментальных исследований не укладываются в клиническую картину заболевания. Больше того, иногда они вопиюще противоречат ей. С моей точки зрения, это знак врачу, что здесь имеется какая-то «засада». Приоритет всегда должен оставаться за клинической картиной.
Субъективных жалоб на слабость, одышку и прочее у больной не было. Внешне выглядит нормально. Никакой бледности кожных покровов, характерной для столь выраженной анемии, нет. Клинические данные при физикальном исследовании не вызывают беспокойств. Имеется только грубый систолический шум, свойственный дефекту межжелудочковой перегородки. Срочно перепроверяю анализ крови. Приходит ответ: гемоглобин – 130 г/л. Становится ясно, что молодой врач, увидев на бланке низкий уровень гемоглобина и не оценив клинические данные, которые свидетельствовали о весьма малой вероятности такого факта, сразу же назначил переливание крови и при этом еще и не проконтролировал саму процедуру. В то время у нас уже имелось свое отделение переливания крови, которое осуществляло все трансфузии, практически освободив от этого лечащих врачей. По счастью, реакция больной на переливание была сразу же замечена постовой медсестрой, и процедуру прекратили. Эта ошибка никак не отразилась на исходе лечения, но мне запомнилась на всю жизнь.
К сожалению, со временем таких ошибок не становится меньше. Переоценка лабораторных и инструментальных данных имеет тенденцию к увеличению, особенно с развитием новых технических возможностей. Самый свежий пример из этой серии. Идет операция протезирования аортального клапана в условиях искусственного кровообращения из правостороннего доступа. Все сделано: клапан имплантирован, целостность аорты восстановлена, профилактика воздушной эмболии произведена. После множественных разрядов ДФБ восстановлена сердечная деятельность. Уже удалена венозная магистраль и начато введение протамина сульфата для нейтрализации гепарина. Но артериальное давление, измеряемое прямым путем через флексюлю в лучевой артерии, никак не удается поднять выше 70–75 мм рт. ст. Сердце вроде бы визуально сокращается нормально, насколько это видно из правосторонней торакотомии, левый желудочек пальпаторно в тонусе, а необходимого уровня давления нет. Промыли артериальную магистраль, чтобы исключить ее дисфункцию. Начали инфузию адреномиметиков, хотя по ситуации этого требоваться не должно – время пережатия аорты менее 50 минут, а защита миокарда производилась через короткие промежутки времени и антеградно, и ретроградно, то есть адекватно.
Встал вопрос – либо увеличивать дозы инотропных препаратов и пытаться заканчивать операцию, либо повторно вводить гепарин, заново канюлировать правое предсердие и еще полчаса крутить аппарат, разгрузив сердце и дав ему «отдохнуть». Но не все состыковывается. Тогда, посовещавшись, по предложению анестезиолога переставляем магистраль для измерения артериального давления в бедренную артерию. Оказывается, что давление на уровне 130/80 мм рт. ст. Становится понятно, что даже прямое измерение артериального давления в лучевой артерии из-за ее спазма давало неверную информацию. Отключаем инотропную поддержку и заканчиваем операцию. В данном случае ошибки избежать удалось, потому что не было слепой веры в показатели мониторинга. А последствия таких ошибок в кардиохирургии весьма и весьма тяжелые.
Вообще с предпосылками для возникновения врачебных ошибок именно на этой почве сталкиваться приходится буквально каждый рабочий день. Даже в условиях стационара. Волею судьбы в связи с капитальным ремонтом клиники пришлось организовывать работу кардиохирургических отделений на арендуемых площадях в одной из городских больниц. Лабораторная служба в ней абсолютно не приспособлена к работе в экспресс-варианте, хотя в самой больнице много лет успешно существует отделение кардиореанимации. Но все равно это не наша кардиохирургическая реанимация, где все делается за минуты и ты уверен в результатах, потому что лаборант находится здесь же, видит этих больных, знает, что интересует реаниматологов и хирургов, а если что-то не состыковывается, тут же перепроверит исследование.
В больнице все по-другому. Сначала надо сделать заказ анализа по компьютеру, потом отнести в другое здание через дворик, часа через два дождаться результатов и при этом не быть уверенным в их правильности. В таких случаях надо помнить, что примат всегда остается за клинической картиной, как было сказано выше.
Житейский пример: пациент на вторые сутки после АКШ и протезирования клапана сердца клинически выглядит неплохо, но результаты анализов газообмена свидетельствуют о скрытой сердечной недостаточности. Коек в реанимации мало, если кто-то из пациентов «зависает», приходится переносить следующие операции. Но и переводить больного без уверенности в стабильности его состояния нельзя. Перепроверка анализов дает те же результаты, а клинически пациент выглядит великолепно. В итоге когда понимаем, что мы лечим человека, а не его анализы, то переводим спокойно. В ряде случаев, если есть возможность, перепроверяем на портативных приборах, имеющихся в кардиохирургических операционных.