му не давая повода заподозрить себя во вставлении палок в колеса царскому предприятию.
– Через перевалы на границе Эпира и Тимфеи непросто провести войско, – подал голос Кратер, – их легко оборонять. Не считая того, что это кратчайший путь в Македонию, здесь нет других преимуществ. Мы прошли этой дорогой зимой. Немало наших навсегда осталось на тех перевалах. Замерзли, провалились в занесенные снегом трещины...
– Сейчас лето, – напомнила Олимпиада.
– Конечно, царица, – кивнул Кратер, – летом совсем другое дело. Легкая прогулка.
Олимпиада поджала губы, но ничего не сказала.
– Я пойду вокруг Лихнидского озера, – хлопнув ладонью по столу, напомнил о своем решении царь.
– Хорошо ли ты все обдумал, Александр? – спросила Олимпиада.
– Да-да, – подхватил Полисперхонт, – учел ли ты, что нам в таком случае придется договариваться с иллирийцами?
– Мы в хороших отношениях с Клитом, – ответил царь, – он давно уже не тревожит Эпир.
– Зато все время лезет в Македонию... – буркнул Полисперхонт.
– Тем не менее, сначала нужно отправить посольство, – сказал Эакид.
– Разумеется, – кивнул Александр, – кстати, брат, мы все еще не слышали твоего мнения на этот счет.
– Насчет посольства?
– Нет, скажи, что ты думаешь, о том, с какой стороны лучше идти в Македонию.
– Мое мнение о вмешательстве в македонские дела всем хорошо известно, но, поскольку присутствующим так хочется подраться с Линкестийцем, выскажусь, – Эакид обвел взглядом членов царского совета и усмехнулся, – я пошел бы вокруг Лихнидского озера.
Полисперхонт скрипнул зубами, а Александр с довольным выражением лица откинулся на спинку кресла.
– Поясни, – попросила Олимпиада нахмурившись.
Царица симпатизировала князю Тимфеи и недолюбливала Кратера, поднявшегося из низов волей ненавистного ей Филиппа. В военном деле она не разбиралась, но не пропускала ни одно заседание царского совета и всегда поддерживала Полисперхонта, с тех пор, как он появился в Додоне. Она понимала, что без сторонников из числа македонян ей в Пелле не усидеть, но на кого делать ставку, как не на аристократа?
– Кратер уже все сказал, – ответил Эакид, – да, путь намного длиннее, да, надо договариваться с варварами, зато проходы в горах севернее Лихнида гораздо шире, закрыть их почти невозможно и вряд ли нас там будут ждать.
– Есть еще одна гирька на весы царского решения, – сказал Эвмен.
– Какая? – спросил Полисперхонт.
– Пойдя на север, мы первым делом нанесем удар по Линкестиде, а разгромив вотчину самозванца, лишим его опоры и путей отступления.
– Верно! – с воодушевлением подхватил Александр, – ты читаешь мысли, Эвмен! Что же, все решено, я удовлетворен.
Царь собирался распустить заседание совета, но тут из-за стола поднялся высокий седой муж, шириной плеч способный поспорить с самим Гераклом. То был Аэроп, дядька-воспитатель Эакида, самый преданный из его приближенных.
– Государь, кого же ты пошлешь послом к иллирийцам?
Царь задумался, взгляд его заскользил по лицам присутствующих и, описав полный круг, вернулся к Аэропу.
– Я помню, почтенный Аэроп, некогда тебе удалось кое в чем убедить Бардилея, когда во времена иллирийской смуты этот бывший углежог, назвавший себя князем, угрожал нашим границам.
– Было дело, – кивнул Аэроп.
– Ты умудрен опытом, варвары хорошо знают и уважают тебя. Кому как не тебе возглавить посольство?
– Брат, – встрял Эакид, – не ты ли месяц назад приказал Аэропу разделаться с пиратами в Амбракийском заливе?
– Верно, – подтвердил царь, – но разве ты, Аэроп, присутствуешь здесь и сейчас не потому, что прибыл в Додону с отчетом об успешном выполнении задания?
– Это так, государь, – прогудел стратег, – но несколько разбойных вождей смогли улизнуть от меня и уйти на Левкаду. Они переждут и вернутся. Я как раз хотел просить тебя наделить меня полномочиями, преследовать пиратов за пределами прибрежных вод Эпира, в том числе и на Кефаллении с Итакой.
– И на Керкире, – добавил Эакид.
– Это может не понравиться эллинам, – проскрипел Диокл, князь долопов.
– Что же, пусть грабят и дальше? – возмутился князь береговых феспротов, земли которых более других страдали от пиратских набегов.
– Аэроп, тебе так и не удалось поймать Тевтама Кривого? – спросил Диокл.
– Ублюдок скользкий, как угорь, – покачал головой стратег.
– Вот-вот, а он, между прочим, этолийский аристократ и в Калидоне любую дверь ногой открывает!
– Этолийцы в прошлом году уже разевали пасть на Аргос Амфилохийский, – прошамкал еще один старческий голос, – если бы их македоняне не потрепали у Фермопил...
Суровый Кратер невольно заулыбался. Еще бы, о его подвиге речь.
– Так больше не полезут, – уверенно сказал Эвмен.
– Ой-ли...
– Афинские триеры замечены у Кефаллении...
– Да-да, сунемся туда, вызовем гнев Коринфского союза.
– А так мы его не вызовем? – раздраженно бросил Полисперхонт, – идя войной на Линкестийца и поддерживающих его афинян?
– Вот именно! Не время сейчас воевать с Македонией!
– Правильно! Какое нам дело до Македонии?
– Верно! Следует укреплять южную границу, дружить с иллирийцами на севере!
– Это решать царю! – в голосе Олимпиады зазвенела сталь.
– Погонимся за двумя зайцами...
Александр, хмуро посмотрел на брата. Эакид невозмутимо заявил:
– Слышал я басню о том, как волк, погнавшись за зайцем, угодил мордой в капкан, а косой, недолго думая, зашел с тыла, да и огулял серого.
– Что ты хочешь этим сказать? – раздраженно спросил Александр.
Эакид не ответил. Только он да Олимпиада могли позволить себе подобное поведение в присутствии царя, но чтобы при таком количестве свидетелей, князей, стратегов и советников... Это уж слишком.
Царь грохнул кулаком по столу.
– Аэроп, я приказываю тебе преследовать пиратов, угрожающих нашим берегам везде, где только можно. Даже в гаванях Пирея, если потребуется! К иллирийцам поедет Эвмен.
– Почему это? – удивился Полисперхонт, раскрыв рот без разрешения.
– Потому что я так решил! – повысил голос царь, – совет окончен. Миртала и ты, Эакид, останьтесь. Эвмен, тоже задержись.
Приближенные встали из-за стола, поклонились и покинули совещательные покои.
– Почему ты посылаешь кардийца? – спросила Олимпиада с неприязнью глядя на бывшего писаря.
– Он был с твоим сыном, когда тот наказал дерзких князей. Он составлял договор о вечной дружбе, подписанный Клитом и Главком. Они помнят начальника царской канцелярии. Помнят, Эвмен?
– Надеюсь, мой царь.
– Ну и что? Одного знакомства, да еще случившегося в неприятной для варваров ситуации, недостаточно для успешного посольства.
Александр молчал. В последнее время он приблизил Эвмена, прислушивался к его советам. Кардиец был на несколько лет младше царя, но жизненного опыта успел приобрести на троих. Из всех своих приближенных только в этом чужаке царь видел искреннюю преданность, желание принести пользу. Конечно, есть еще Эакид, но брат лишь вернейший из подданных, тогда как Эвмен... Друг? Да, именно так.
Первое время Александр воспринимал кардийца, как обычного наемника, которому все равно, кому присягать, но очень скоро понял, что тот служит не за деньги, высокое положение или иные земные блага. Нет, Эвмен, как никто другой предан его маленькому сыну, в котором он видит продолжение Филиппа, своего благодетеля. Он сохраняет верность Филиппу, его крови.
"Собаке нужен хозяин", – презрительно говорила Миртала.
Собака... Собака может стать человеку другом, да еще таким, каким никогда не станет другой человек. Всего три месяца назад появился Эвмен в Додоне и вот уже Александр не знает, кому кроме него можно поручить ответственное дело. Все окружение, молосская знать, князья младших, подчиненных племен, в одночасье сделались чужими, а все потому, что в большинстве своем испугались царского решения.
– Что же, своим подданным ты больше не доверяешь? – спросил Эакид, – разве совсем не осталось у нас мудрых мужей, хитроумных и опытных в общении с северными соседями?
– Эти "мудрые мужи" заметались. Как я могу посылать человека выторговывать проход войска, когда он только и думает о том, чтобы это войско в поход вообще и не вышло?
– Но угроза с юга тоже никуда не делась. Неужели ты не видишь, что там творится, Александр? Слухи один тревожнее другого. Афины пытаются возродить свою морскую мощь. Сначала Закинф, Кефалления, потом Керкира. А дальше что? Где они остановятся?
– Мы, конечно, столкнемся с Афинами. Когда возьмем Пеллу. Но какой смысл им тогда кусать нас за пятки? Нет, брат, они вцепятся в горло. Схватка предстоит не на юге, а там, на северо-востоке.
Эакид покачал головой.
– Ты совершаешь ошибку, Александр. Откажись от этой безумной затеи, пока не поздно.
– Как ты смеешь называть безумными решения твоего царя?! – зашипела Олимпиада.
– Остынь, Миртала, – оборвал сестру Александр и снова повернулся к Эакиду, – коли ты так печешься о южных границах, брат, организуй их оборону. Ты останешься в Эпире. Я назначу тебя хилиархом во время моего отсутствия.
– Александр! – возмущенно воскликнула Олимпиада.
Царь поморщился.
"Ну да, конечно, про тебя позабыли, тебя отодвинули, не уважают. Ты от крови Ахилла, такого обращения не потерпишь. И так далее и тому подобное. Как обычно. Как же мне надоела эта твоя бесконечная песня, дорогая сестра".
– Мы на пороге войны, Миртала. Править страной будет мужчина, это решено.
Царица поджала губы.
– Это решено, Миртала, – повторил Александр, – не женское дело править. Хотя наши законы, завещанные предками, не препятствуют тебе в этом и кровь твоя ближе моему наследнику, но Эакид – мужчина и воин. Он умен, не по годам мудр, доблестен, верен.
Царь замолчал, разглядывая пламя светильника. Повисла пауза.
– Нам нужно обратиться к Отцу Лесов, – наконец нарушил молчание Эакид, – не стоит начинать столь рискованное предприятие, не узнав своей судьбы.