Андроклид двигался скованно и царь, видя это, не угадал ловушку, сделал выпад в незащищенный живот противника, уже предвкушая окончание поединка. Он не увидел встречного движения македонянина, а спустя мгновение острая боль обожгла запястье Александра. Меч, кувыркаясь, улетел в сторону.
– Прости, государь, ты убит, – спокойно сказал македонянин, остановив деревяшку в двух пальцах от шеи царя.
– Ах, ты... – выдохнул Александр, потирая руку.
Впрочем, в его взгляде не было ни злобы, ни обиды – лишь удивление и уважение. Да, уважение – эпирские воины знали, что их царь не пролеживает бока по утрам. Чуть свет, как он уже в палестре валяет своих телохранителей в пыли и они даже не думают ему поддаваться.
– Недооценил я тебя, – царь оглянулся кругом и увидел Гиппия, который уже прибыл и стоял рядом с Полисперхонтом, скрестив руки на груди, – Гиппий, урони этого человека на землю.
Телохранитель снял перевязь с мечом, отдал подскочившему рабу. Принял из его рук учебный меч.
– Погоди, – сказал вдруг царь, и поманил наблюдавших поодаль троих эфебов, сыновей знатных молоссов, удостоившихся чести упражнять тело в царской палестре, – возьмите палки и нападайте сразу все.
Александр повернулся к Андроклиду и объяснил:
– Не в поединщики тебя беру.
Тот кивнул.
– Позволь, государь, сменить оружие.
– Дозволяю, – согласился царь, решив, что учебный меч македонянина раскололся.
Андроклид отложил деревяшку в сторону, прошел к стене и поднял стоявший там табурет.
Полисперхонт одобрительно крякнул. Александр покосился на него и сказал:
– Смотри, не расшиби моим людям головы.
– Я тихонечко, государь.
– Нападайте! – махнул рукой царь.
Двое эфебов ринулись в бой, помешав третьему. Гиппий остался стоять на месте. Андроклид поймал между ножек табурета палку первого эфеба, вырвал из рук, его самого оттолкнул. Палку второго отбил в сторону, а самого ткнул сиденьем в лицо. Пытаясь увернуться, эфеб потерял равновесие и упал. Третий парень, не по возрасту здоровый, как медведь, попер без ума, разогнался. Андроклид отшагнул, пропуская его, и толчком в спину помог познакомиться с землей. Первый, тем временем, сориентировался, подскочил сзади, кинулся на плечи, да с таким расчетом, чтобы уронить македонянина на левое колено. Это ему удалось, Андроклид заскрежетал зубами от боли, однако в следующий миг пятки эфеба пробежали по небу, а спина впечаталась в песок.
– Гиппий! – крикнул Александр, – ты чего стоишь, как столб? Нападай!
– Прости, государь, – невозмутимо заявил телохранитель, – меня он тоже убил. Разве что провозился немного подольше.
– Ты что такое несешь?! Он же хромой! Подумаешь, раскидал мальчишек!
– Правду говорю, хоть и стыдно мне. Я вижу, что он сильнее меня. И нога ему не помеха.
– Да ты...
Царь дар речи потерял от возмущения. Полисперхонт цокнул языком. Сзади кто-то трижды хлопнул в ладоши. Александр обернулся: в дверях стоял Эакид.
– Где ты так натаскался? Ты же в "пеших друзьях" служил, не в щитоносцах?
– Да, господин, в "пеших друзьях". А где научился... Так жизнь заставила. Я гимнасий не посещал и правил в борьбе соблюдать не приучен. Поставь государь против меня еще пару парней, да кабы не нога больная, я бы не погнушался кому и по яйцам съездить. Когда кого-то оборонить надо, все средства хороши.
– Отлично сказано! – похвалил Эакид.
– Хорошо, Андроклид, – сказал царь, – я удовлетворю просьбу Кратера. Ты будешь состоять при царице, принесешь присягу мне и моему сыну. Гиппий, проводи воина, устрой, одень, снаряди и расскажи, что да как. Да нос не вешай, старшим ты остаешься. Потом я представлю его Клеопатре.
Александр повернулся к брату.
– Ты чего в палестру такой разодетый идешь?
– Некогда мне пот сгонять, дел много.
– Ишь ты, дела у него... А я, значит, прохлаждаюсь. Ладно, говори, чего у тебя.
– У Левкады опять видели афинскую триеру.
– И что?
– А то, что они ходят все дальше на север. И на Закинфе внезапно стало все хорошо.
– Не понял. Что значит "все хорошо"? А было плохо?
– Совсем недавно купцы, которым я приплачиваю за то, что они держат глаза и уши открытыми, говорили, что афиняне крутятся у Закинфа. Приезжали какие-то важные послы. О чем говорили с тамошними правителями, не знаю. А теперь, как спрошу кого, как там дела на Закинфе, мне в ответ: "Все спокойно, тишь да благодать". Не к добру это.
– Ты не переутомился, Эакид? – участливо поинтересовался Александр, – тебе же сказали, что все спокойно, зачем выдумываешь опасность, где ее нет?
– Есть, – упрямо заявил Эакид.
Царь только вздохнул и переменил тему:
– Когда Кратер возвращается?
– Если он уже добрался до Азии, то дней через пятнадцать-двадцать.
Таксиарх был отправлен послом к Антигону. Когда до Эпира дошли слухи об успехах Одноглазого, Эвмен убедил царя попытаться заключить с ним союз против Линкестийца. Выбор пал на Кратера. Военачальник никогда прежде не бывал послом, но все согласились, что к Антигону следует посылать обязательно македонянина и кого-то, с кем Одноглазый состоял в дружеских отношениях. Кардиец считал, что справился бы лучше, но вынужден был признать, что в этом деле главное – личные взаимоотношения, дружба и доверие. Зато он разработал обширный план совместных действий, вот только удача на этот раз повернулась к нему спиной: никого из высших стратегов таксиарх в Милете не застал. Гарпал принял его дружелюбно, но сразу дал понять, что говорить с ним не имеет смысла, он ничего не решает. Птолемей с головой ухнул в безумную авантюру, в которой, несомненно, свою дурную башку и сложит, а Антигон... Хочешь, скачи, сменных лошадей дадим, дороги тут хорошие. За полмесяца войско нагонишь.
Столько времени у таксиарха не было. Согласно плану Эвмена и Александра, выступить в поход войско должно было в метагейтнионе[36]. Вторжение подгадали к уборке урожая, чтобы только-только сложенный в амбары хлеб достался Александру.
Побеседовав с казначеем, изучив ситуацию, в которой оказался Ионийский Союз, Кратер понял, что с Линкестийцем придется разбираться в одиночку. У Антигона хватало своих забот. Тратить полмесяца чтобы услышать все то же самое из первых уст? Кратер был опытным стратегом, не только железкой махать умел. Он видел, что его не пытаются обмануть. Так и пришлось отплыть восвояси ни с чем. В Эпире о его неудаче еще не знали.
Эакида раздражало беспечное отношение брата к угрозе с юга, которая ему представлялась совсем не шуточной. Александр возражал, что Афины вцепились в Амфиполь, о чем даже уже бабы на агоре судачат.
– Не станут они воевать в двух местах одновременно.
Эакида эти доводы не убеждали. На островах у побережья Эпира что-то происходило. Что?
Афинам нужна Керкира. Они никогда не скрывали своих устремлений обладать этим островом, важнейшим в торговле с Италией и Сицилией. Керкира в данный момент состоит с горным царством в дружеских отношениях. Афинский флот, господствующий в западном море, держащий ключи от морских ворот Эпира, в десять раз хуже любого пиратского набега. Такого удушья эпирская торговля не переживет.
Но Александр, подзуживаемый Мирталой, полностью отдался безумной идее завоевания Македонии. Он не слышал Эакида.
Вечером к царскому брату зашел Аэроп.
– Один человек хочет встретиться с тобой.
– Кто такой?
– Он не назвал себя и мне незнаком, но показал симболлон. Такой был у одного из наших лазутчиков в Этолии.
– Вот как? И ты его не знаешь?
– Нет. Это точно не наш человек. Задержать его и допросить? С пристрастием?
– Нет, не стоит. Хочет говорить, поговорим. Приведи его.
Аэроп повиновался.
Вошедший человек скрывал лицо широкими полями фессалийской шляпы, глубоко натянутой на уши. Он покосился на Аэропа, который замер в дверях, подобно статуе, скрестив руки на груди, и снял её. Комнату освещала всего одна свеча, ее вздрагивающее пламя не давало, как следует, рассмотреть лицо незнакомца. Эакид встал из-за стола, за которым допоздна читал отчеты сборщиков податей и подошел вплотную к вошедшему.
– Ты кто такой?
– Мое имя ничего не скажет господину. Сейчас я служу устами Ликурга, стратега афинского, предводителя филы Леонтиды. Считай, что ты говоришь с ним.
Эакид не удивился. Он давно ждал, что Афины обозначат свой интерес к Эпиру. Сын Ариббы посмотрел на Аэропа – по лицу того и вовсе нельзя было предположить, что он живой человек.
– Что же граждане афинские, желая поговорить, прислали к нам не посольство, а человека, таящегося в ночи, словно вор?
– Я вижу, господин раздражен, – спокойно ответил посланник, – я должен всего лишь передать сообщение Ликурга, и не отниму у тебя много времени, сын царя Ариббы.
Слова произнесены. Имеющий уши – да услышит. Эакид глухотой не страдал.
– Говори.
– Стратег предлагает тебе, Эакид из рода Пирридов, встретиться с ним через десять дней на острове Левкада для важного разговора.
– В Эпире правит царь. Почему бы Ликургу не встретиться с ним, если он хочет обсудить какие-то вопросы, касающиеся Эпира?
– Ответ на этот вопрос стратег не вкладывал в мои уста.
– То есть я должен поехать на встречу, не зная ее целей? Зачем мне кот в мешке?
– Стратег ожидал, что господин Эакид может не заинтересоваться его предложением. Он велел передать, что хотел бы обсудить с тобой, сын Ариббы, как лучше использовать тех воинов, что собрал твой брат.
Эакид дернул щекой. Посланник едва заметно прищурился.
– Что мне передать моему господину?
– Ступай, – процедил Эакид.
Посланник слегка наклонил голову и шагнул назад.
– Ответа не будет?
– Я сказал, ступай.
– Стратег Ликург будет ждать тебя на Левкаде через десять дней, – переступив через порог, напомнил посланник.
Эакид отвернулся к окну, за которым трещали цикады.