Байсюэ закрыла глаза, прислушиваясь. — Пустота пыталась нас запутать, но я уверена, что это последняя петля. Если мы пройдём дальше, то сможем добраться до Юэцзиня. И узнаем, получилось ли что-то изменить…
— Здесь так тихо…Юншэн взглянул на небо. Оно было всё такое же тёмное, и тень расползлась уже далеко за пределы города.Интересно, как там остальные?
Он не знал, почему именно сейчас эта мысль пришла ему в голову. Пусть и был богом — пусть и лгал им — но он провёл рядом с ними не просто годы, а жизни. Знал лично всех учителей и знал хоть что-то обо всех учениках. Он ел с ними за одним столом. Защищал их во время испытаний. Помогал учиться тем, кто отставал. Смеялся и спорил с Главой Хэ Чжэнем, который был его другом. Наверное, он слишком много времени провёл среди смертных, чтобы считать себя одним из них. Вот только теперь, когда Пустота почти проникла в мир, он больше не мог быть просто человеком. И что бы ни случилось — он один будет помнить их имена и лица, когда всё исчезнет.
У дальнего края площади заметались клочья тумана. Из теней сложились фигуры — изломанные силуэты людей.
— Снова нежить?
Яохань не хотела даже думать, что было бы, если бы другие заклинатели не подоспели им на выручку, когда на них напала стая непобедимых собак. И тогда, в лесу, с мёртвыми птицами — если бы Юншэн и Байсюэ не сразили вожака, они, возможно, до сих пор бы стояли там и сражались. А теперь, похоже, собаками и птицами дело не ограничилось. Там были люди…
Она узнала послушника, который приносил ей еду в подземелье. Он держал в руках сломанный поднос, на котором лежали чьи-то, возможно, даже его собственные, пальцы. А рядом с ним, прихрамывая, шла девочка-провидица, которая ненадолго появлялась во время обряда. Из пустой глазницы выглядывал пушистый белый пион. За ними шёл монах, который пригласил их посмотреть обряд. Теперь его руки волочились по земле, а голова висела на сломанной шее, мотаясь из стороны в сторону, словно детская игрушка на верёвочке. — Это невозможно… — прошептала Яохань. — Они же только недавно были живыми!Цзяньюй скривился, крепче сжав меч. — Но если мы промедлим, они нас разорвут, да?Очередной глупый вопрос, на который он уже знал ответ.
— Я знаю, куда идти, — сказала Байсюэ спокойно. — Мы почти у цели. Но надо быть осторожнее. Мы не сможем их убить, они будут возвращаться и снова нападать. Нам надо прорваться к главному залу Ваньфу Цзинтан. — Если этот зал на том же месте… — пробурчал Цзяньюй.
Им всего-то нужно было пересечь половину площади и подняться по ступеням. Не так уж и долго.Но, словно по команде, неживые тени ринулись со всех сторон, волной заполнив площадь.
Яохань бросила во врагов пачку огненных талисманов, которые специально взяла с собой на всякий случай. Но было всё равно, что она кинула пачку обычных бумажек — мертвецы продолжали идти. Это была не обычная нежить, которую легко было запугать такими фокусами.
Цзяньюй отразил удар на бегу. Лезвие звякнуло о кость. Мертвец, падая, вцепился в его одежду, и у Цзяньюя никак не получалось сбросить его с себя. Он чуть отстал от остальных.
У самой лестницы они заметили новые фигуры. Эти не бросались на них, не рычали. Они просто встали прямо на пути, не давая пройти.
— Нет… — голос Яохань не слушался, поэтому возглас получился хриплым и испуганным.
На нижней ступени стоял Глава Хэ.
Его седые волосы развевались на ветру, но в остальном он выглядел почти таким же, как в момент их прощания — если не считать пепельно-серой кожи и огромной чёрной дыры на лбу.
За ним выстроились заклинатели из Школы Пяти Циклов — ученики, наставники… друзья. С пустыми глазами, в которых не осталось места ничему, кроме жажды крови и вечного подчинения.
— Неважно, кто перед вами! — в голосе Юншэна звенел металл. — Нам нужно пройти!
Шипение наполнило воздух, будто тысячи змей зашевелились в темноте. Место перед храмом стало местом столкновения стихий, несовместимых по самой своей природе — света и тьмы, жизни и смерти.
Байсюэ словно танцевала на поле боя, оставляя за собой след света. Мертвецы вставали снова, но продвигаться к главному залу понемногу удавалось.
Но в этот миг, словно сама тьма вздрогнула. Откуда-то рядов неживых заклинателей вырвалось нечто тонкое, как волос, почти незаметное — стрела из отрицания света, самой сущности Пустоты.
Юншэн не сразу заметил выстрел. Он сражался с Хэ Чжэнем и едва успел отразить выпад меча в его мёртвых руках. Он лишь уловил выброс энергии — и только когда почувствовал резкое искажение в потоках ци, его взгляд метнулся туда.
Слишком поздно.
— Байсюэ! — крикнул Юншэн, забыв о противнике и одним прыжком преодолевая расстояние, чтобы защитить её. Но не успел.
Стрела достигла цели.
Она впилась прямо в грудь богини, чуть выше сердца. Байсюэ дрогнула, как дрожит пламя затухающей свечи. Свет её золотистых глаз померк, губы приоткрылись, и она рухнула назад.
На её белоснежных одеждах расплывалось тёмное пятно.
Юншэн успел поймать её прежде, чем тело коснулось земли.
— Нет, нет, нет… — прошептал он, прижимая ладони к её ране. Его пальцы окутало мягкое свечение — он сразу начал исцелять её. Но нужно было время. Прокля́тое время, которого у них уже не было! — Я здесь. Я с тобой.
Яохань бросилась к ним — ближе, ближе! Мёртвые руки хватали её, царапали кожу сквозь одежду, оставляя алые полосы. Один из мертвецов с фанатичной улыбкой вцепился ей в щиколотку, и пришлось сжечь его, но она даже не чувствовала боли от ожога. Только ярость и страх.
— УЙДИТЕ! — закричала она, и пламя вихрем сорвалось с её пылающего меча. Оно оплело кольцом пространство вокруг Юншэна и Байсюэ, очищая землю, хоть и на мгновение. Камни под ногами потрескались. Воздух завибрировал от жара.
Колени дрожали. В ушах звенело. Всё тело горело от изнеможения. Она потратила слишком много сил.
Цзяньюй тоже возник рядом и вонзил свой меч в землю между расколотых плит. Жёлто-зелёный свет вспыхнул и замкнулся куполом, поддерживаемым выросшими из земли корнями.
— Держитесь! — Юншэн сосредоточился, голос его звучал глухо от напряжения. — Я смогу… ещё немного…
— Как она? — хрипло спросил Цзяньюй. Хоть он и не был ранен, мёртвые бились в защитный барьер с такой яростью и силой, что молодой заклинатель чувствовал каждый удар по щиту в своём теле. Это было больно.
— Если бы она не была богиней — не выжила бы. Эта стрела… создана из Пустоты, — ответил Юншэн. Его лицо было мертвенно-бледным, и впервые за всё их путешествие на нём не было ни тени иронии, ни даже притворного спокойствия. Он закусил губу. Было странно видеть его таким. Он всегда был хладнокровен, и даже в критических ситуациях мог пошутить, но сейчас эта маска слетела. Осталась только тревога за жизнь той, кого он любил. Он прижимал её к себе, будто любовь могла остановить смерть.
Если бы сейчас ему предложили выбрать между её жизнью и всем миром, его ответ был очевиден. Он бы сжёг небо и затопил землю, пусть бы все миры провалились в бездну — лишь бы она открыла глаза. Но он не имел на это права.
— Я удержу её душу. Она сможет исцелиться. Но нам всё равно нужно идти дальше. Печать, которая сдерживала Юэцзиня, сейчас точно разрушится.
Яохань молчала, стиснув кулаки так, что ногти вонзились в ладони. Страх — липкий и холодный — разъедал её изнутри. Если сейчас ничего не предпринять, они безвозвратно погибнут здесь, в этой точке истории. В таком состоянии Байсюэ не сможет перезапустить время, как она делала раньше. И все их усилия будут напрасны.
Снаружи барьера мёртвые не знали усталости. Пустые глаза, искажённые лица знакомых и незнакомых людей. Их души, даже поглощённые Пустотой, всё ещё помнили, как сражаться. А теперь ещё и Байсюэ без сознания, и Юншэн был занят её исцелением…
Цзяньюй всё ещё сжимал меч и вливал в защиту последние остатки своей духовной силы. Он чувствовал, как его меридианы вспыхивают огнём, трещат и рвутся, не выдерживая напряжения. Он не заметил, как по подбородку потекла тонкая струйка крови. Даже боль теперь ощущалась как-то отстранённо, будто тело больше не принадлежало ему.
Он перевёл взгляд на Байсюэ. Та всё ещё лежала в объятиях Юншэна. Даже богам нужна защита.
Яохань… Бледное лицо, тени под глазами, запёкшаяся кровь на щеке — и всё равно она не отводила взгляда от вражеской стены, будто силой воли могла их сдержать.
Цзяньюй выдохнул. Глубоко. Медленно.
Он принял решение.
— Я отвлеку их. — Что? — Яохань резко обернулась. — Нет. Мы справимся вместе. — Ты сама видишь, что творится, — устало сказал он. — Барьер трещит. Байсюэ не может двигаться. Юншэн едва держится. А ты — их последняя надежда.
Он улыбнулся криво, как-то по-детски.
— Юншэн предупреждал, что я могу не дойти до конца. Но я всё равно пошёл. Возможно, именно ради этого…
— Нет, Цзяньюй. Не говори так. Мы выберемся все вместе. Мы —
Он мягко коснулся её плеча. Его губы дрогнули. Он хотел сказать что-то простое. Что-то вроде: «Береги себя» или «Обещай, что не оглянешься». Но вместо этого вдруг сорвалось: — Скажи… если бы всё было… нормальным… — он сглотнул. Его голос дрогнул, но он не отвёл взгляда. — Ты… когда-нибудь смогла бы… стать моей женой?
Яохань застыла.
Её губы приоткрылись, но ни один звук не сорвался. В глазах отразилось нечто большее, чем шок. Боль, смешанная с чем-то, похожим на счастье.
Цзяньюй смутился так, как не смущался ни разу в жизни. Лицо залилось краской — даже сквозь грязь и кровь проступил жар. Он нахмурился, потому что это ведь не так должно было быть, он не собирался… Но сказал.
— Извини, — пробормотал он виновато. — Глупость… просто ляпнул, я…
Он опустил глаза. Сердце билось так, что вот-вот выпрыгнет из груди, но почему-то он ощутил странное спокойствие.
Потому что это и было то, что он на самом деле хотел сказать.
Он не хотел умирать героем. Он хотел жить с ней.
Яохань смотрела на него, не в силах вымолвить ни слова.