— Цзяньюй… — прошептала она наконец. В уголке глаза что-то сверкнуло.
Он медленно покачал головой.
— Не говори сейчас.
Он снова посмотрел на неё — уже мягче, спокойнее. Почти по-взрослому.
— Если потом… я проснусь, когда всё закончится, и увижу, как ты улыбаешься — пусть это будет твоим ответом.
«А если не проснёшься?» — Яохань хотела задать вопрос. Но вместо этого кивнула, соглашаясь.
Юншэн не обернулся сразу. Он всё ещё держал ладонь на ране Байсюэ, чтобы удержать её душу в теле, — и всё же, сквозь боль и усталость, он слышал каждое слово.
Он медленно поднял взгляд и посмотрел на Цзяньюя. Без слов. Без насмешки. Без высокомерия.Лишь лёгкий, почти незаметный кивок. Признание. Он увидел не мальчика — а воина, брата по выбору.
Юншэн не стал останавливать его. Есть выборы, которые нельзя отнять.
Цзяньюй ещё мгновение стоял, глядя на свой слабеющий барьер. Потом глубоко вдохнул и повернулся к остальным.
— Слушайте. Я сниму барьер. Они сразу ринутся на нас. Я отвлеку их на себя, а вы в это время уходите. Юншэн, тебе нужно забрать Байсюэ и Яохань и как можно быстрее добраться до главного зала. — Один ты не справишься, — тихо сказала Яохань. — Это не о победе, — ответил он. — Нужно выиграть время.Юншэн не сразу ответил. Он сжал ладонь Байсюэ — всё ещё холодную — потом поднял глаза и посмотрел на Цзяньюя. — Хорошо, — сказал он. — Я сделаю всё возможное. — Он перевёл взгляд на Яохань. — И защищу её. Обещаю. Чтобы ты потом смог узнать её ответ.Цзяньюй усмехнулся. — Только не говори мне потом, что я был дураком. Хотя… — он пожал плечами. — Если скажешь, то будешь прав.
Яохань сжала его руку, и в этом прикосновении было больше, чем в поцелуе.
Цзяньюй нехотя расцепил их пальцы. — Готовьтесь.
Он прикрыл глаза — и в следующий миг вырвал меч из земли. Светящийся барьер, сдерживавший нежить, дрогнул и рассы́пался. Мёртвые заклинатели мгновенно среагировали и ринулись к нему, а Цзяньюй пошёл прямо на них.
Перед ним, вокруг, за его спиной — из-под раскрошившихся плит вырастал лес. Острые, живые корни взмыли вверх, пробивая камень и небо. Они извивались, рушили плиты и сдерживали нежить.
Юншэн поднял Байсюэ, и другой рукой обхватил за талию Яохань. — Держись, — сказал он ей. — Мы должны выжить. Ради него.
Корни, повинуясь последнему зову Цзяньюя, вытянулись вперёд и вверх, как тропа в небеса. Юншэн разогнался, прыгнул, и лес стал для него ступенью. Он взлетел. Вместе с Байсюэ и Яохань пронёсся над вражеской ордой, над сжимающимся кольцом мёртвых — прямо к дверям главного зала.
Он втолкнул девушек туда и плотно закрыл за собой дверь.
Цзяньюй остался снаружи один.
«Ха… хорошо, что я всё-таки успел выучить эту технику, — подумал он с мрачным торжеством. — Вот теперь и пригодилось».
И сердце его, несмотря на боль, наполнилось гордостью.
Его тело пронзила волна чистой, раскалённой боли. Словно внутри что-то оборвалось.Меридианы не выдержали. Тело было истощено до последней капли духовной силы. Глаза застилала пелена — он уже не мог видеть, что происходит вокруг. Только верить, что Юншэн смог добраться…
Мир накренился.Цзяньюй упал на колени. Его губы шевельнулись, но звука уже не было.«Пусть их победа станет ответом…»
…И всё исчезло.
Глава 28. Боль и надежда
Яохань вскинулась, словно очнулась от кошмара.— Цзяньюй… — одними губами прошептала она.
Сердце билось гулко и отчаянно. Ноги сами понесли её к двери, будто тело больше не подчинялось разуму.
— Нет! — Юншэн шагнул вперёд, преграждая ей путь.
— Отойди! — голос дрожал. — Надо вернуться за ним! Он же…
Её пальцы вцепились в дверную створку. Она пыталась вырваться, открыть, прорваться обратно — к нему. Как будто её упрямство могло отменить неизбежное.
— Нельзя возвращаться, — сказал Юншэн тихо, но непреклонно.
— Он же там один! — её голос сорвался в крик. — Один, с ними, с этими…! Как мы можем дать ему умереть ТАК? Пусти!
Яохань всхлипнула, задыхаясь от слёз, и опустила голову, ударившись лбом о холодную дверь.
— Я должна… должна была… сказать ему…
Голос сорвался.
Юншэн стоял рядом. Он не стал говорить ей «успокойся». Не прикасался. Эту боль нужно было прожить, дать ей вылиться. Только время могло заглушить боль, которая сейчас рвала её изнутри.
— Он знал, что делает, — наконец проговорил он. — И он выбрал не смерть. Он выбрал спасти тебя.
Яохань медленно подняла взгляд.
— Но он не должен был. Я не хотела… я не просила… я не стою того…!
— Он знал, ради чего живёт и ради кого умирает. Не отнимай у него право сделать этот выбор. Не отнимай у него смысл.
Она зажмурилась. Зубы впились в губу так, что выступила кровь. Её трясло. Но она сделала шаг назад от двери. Один. Второй. И разрыда́лась.
Юншэн крепко обнял девушку, прижал её к себе. Как старший брат, как друг, который знал, каково это — терять и не иметь права плакать.
— Ты не одна, — сказал он наконец, почти шёпотом.
Яохань уткнулась ему в плечо. Она дрожала, как раненый зверёк, пытаясь сдержать рыдания. Слёзы жгли ему кожу сквозь ткань, и всё же он не отпустил. Только крепче сжал объятие, медленно гладя её по спине.
— Он… — голос её был еле слышен. — Он хотел знать, кем я могла бы быть для него. А я… даже не смогла ему сказать…
— Тогда скажи это сейчас, — прошептал Юншэн. — Тем, что пойдёшь дальше. Именно такого ответа он хотел.
Она снова всхлипнула, вцепившись в его одежду.
— Ты прав…
***
Байсюэ всё ещё сидела у стены, дыхание было едва заметным.
Погруженная в своё горе, Яохань не сразу заметила, что ее грудь содрогнулась от вдоха, и только тогда стало ясно, что она возвращается.
Юншэн шагнул ближе, опускаясь на колено рядом, осторожно коснувшись её плеча.
— Байсюэ, — тихо позвал он.
Она открыла глаза.
Её взгляд скользнул по лицу Юншэна, потом остановился на Яохань, всего на миг задержался на её заплаканном лице, опущенных плечах, и этого было достаточно, чтобы понять: Цзяньюя больше не было.
Байсюэ не стала ничего спрашивать. Лишь закрыла глаза, позволив этой утрате раствориться в сердце.
Храм содрогнулся.
Где-то в глубине раздался глухой треск. Пол под ногами задрожал, и по стенам разбежались трещины, из которых начали просачиваться тонкие тени.
Время кончилось.
Они находились в самом сердце зала. Вдруг потолок сорвался и взлетел ввысь, исчезая во тьме. На пьедестале статуи богини с лицом Небесной императрицы тоже расползлись трещины. Посыпались камни. Раздался стон, будто сам храм заплакал от боли своего разрушения.
Статуя дрогнула. От прекрасного лица откололась часть щеки, оставив зияющий провал. Трещин становилось всё больше, пока, наконец, вся фигура не разлетелась мелкой пылью. Даже последнее напоминание о милости древних богов исчезло из этого мира.
Со стен сорвались камни, и Яохань зажмурилась от пыли. Байсюэ подняла руку, поставив тонкий, прозрачный барьер, чтобы обломки не задели их.
— Всё рушится, — тихо сказала она. — Печать больше не сдерживает Пустоту.
Юншэн резко поднял голову, прислушиваясь. Сквозь громовые раскаты разрушающегося храма до них донёсся едва слышный, потусторонний гул.
В следующее мгновение пол под их ногами треснул окончательно. Всё пространство словно выгнулось, искажаясь, и в сияющей вспышке они оказались уже снаружи — под чёрным небом, над которым уже разверзся гигантский разлом.
Площадь превратилась в поле руин, будто чья-то гигантская ладонь ударила по храму сверху. Каменные плиты были разбиты и смещены, повсюду валялись обломки колонн и статуй. Чистый Зал Десяти Тысяч Благословений превратился в место десяти тысяч кошмаров.
Сотни неживых воинов стояли в безмолвии. Все они были направлены лицами к центру.
Прямо под разломом, воздев руки к небу, стоял он.
Юэцзинь.
От каждой мёртвой фигуры к нему тянулись тонкие чёрные нити энергии. Он поглощал всё, что в них осталось.
Яохань застыла. Её сердце сжалось от ужаса. В этой толпе не было отличий — друзья, враги, учителя, невинные. В горле пересохло, когда она подумала, что где-то там, между обломков и мёртвых тел, мог быть и Цзяньюй.
Байсюэ уже была на ногах, бледная, но держалась из последних сил, опираясь на Юншэна, который сейчас не отводил взгляд от фигуры на площади.
С каждым ударом сердца рваная пасть в небесах становилась шире, глубже. Небо теряло форму.
Юэцзинь не двигался. Он просто стоял в центре, поглощая энергию из всего вокруг. Он уже не был ни собой, ни чем-то живым. Просто проводник, ключ к двери.
— Мы не можем позволить ему открыть врата… — прошептала Байсюэ.
И прежде чем Юншэн успел остановить её, она шагнула вперёд. Золотой свет разорвал тьму. Её фигура засияла, когда она призвала божественную силу, чтобы обрушить на центр разлома.
Но Юэцзинь поднял взгляд.
Он не издал ни звука, но одним мановением ладони разрубил её формацию пополам. Байсюэ отшвырнуло в сторону.
— Нет! — крикнул Юншэн. Он мгновенно призвал своё копьё и бросил его наперерез теням, которые устремились к ослабленной богине.
Но вдруг почувствовал, как чья-то ладонь сжала его запястье.
Яохань.
— Подожди, — прошептала она. — У меня есть идея.
Юншэн растерянно моргнул.
— Что?
— Скажи, мир богов…от него хоть что-то ещё осталось?
Юншэн кивнул, не понимая, куда она клонит.
— Тогда… отведи меня туда. Прямо сейчас.
***
Яохань смотрела на Юэцзиня, стоящего в самом сердце разрушения. Пасть разлома в небе раскрывалась всё шире, клыки Пустоты уже впивались в мир, начинали рвать его.
Она вздрогнула, когда Байсюэ упала. Силуэт богини врезался в землю, оставив в каменной плите трещину, и рухнул у подножия обломанной колонны.
Юншэн собирался присоединиться к бою.
Но они проиграют.
Всё, что Юншэн рассказывал о предыдущих циклах… они всегда проигрывали. Потому что пытались остановить Пустоту силой.