— Позже, — спокойно отозвалась она.
Голос Байсюэ звучал просто и ровно, но в нём было что-то странное. Цзяньюй отметил про себя, что она говорит коротко, будто каждое слово требует усилий. Может, это не её родной язык? А может, богам вообще не нужны слова. Кто бы знал — ведь слагавшие о них легенды, не задумывались, как они разговаривают.
Он бы засыпал её вопросами, будь момент другим. Но рядом лежала Яохань, всё ещё без сознания, и это возвращало его к реальности.
— Ты, — вдруг произнесла Байсюэ. — Умеешь управлять повозкой?
— Что?.. Да, конечно. Если найдётся повозка… Я могу сбе́гать в город и пригнать...
— Долго, — отрезала она, обвела взглядом пустынную равнину.
Вокруг — только пыль, камни и земля, исполосованная когтями поверженного зверя. Ни жилья, ни дороги, ни надежды на транспорт.
Цзяньюй не успел даже понять, что она собирается делать.
Она махнула рукой.
Мир замер. Воздух перед ней задрожал, как поверхность воды, куда бросили камешек. И в следующий миг перед ними возникла повозка. Нет, не просто повозка — произведение искусства.
Резные дверцы из красного сандала, инкрустации из зелёного нефрита и жемчуга, изогнутые линии крыши, как у императорского дворца. Тонкие шторки из светлого полупрозрачного шёлка. Лошадь перед упряжью — высоченная, с густой гривой цвета осенних листьев, спокойно помахивала хвостом, будто стояла здесь всегда.
Цзяньюй уставился на это великолепие разинув рот. Он даже ущипнул себя — в буквальном смысле.— Это… это же… — он сглотнул. — Госпожа, с такой повозкой… нас заметит весь город. Даже министр не ездит в такой роскоши!
Байсюэ, не изменившись в лице, слегка наклонила голову:
— Внимание… нежелательно.
Снова взмах руки.
Повозка тут же изменилась. Как будто вся прежняя форма сползла с неё, растеклась — и осталась только сдержанная, аккуратная карета. Всё ещё добротная, всё ещё дорогая, но абсолютно обыкновенная. Из резьбы остались только лёгкие узоры, инкрустации потускнели до бронзы, а ткань шторок стала плотнее и темнее. Лошадь — теперь гнедая, сильная, но ничем не выделяющаяся.
Цзяньюй выдохнул с облегчением.
— Эта… подойдёт.
Он бросил короткий взгляд на Яохань. Та всё ещё не просыпалась, но теперь, по крайней мере, у них был способ увезти её в безопасное место. Даже если для этого пришлось стать свидетелем истинной магии.
И всё же, в глубине души, он чуть-чуть пожалел, что не прокатился в той первой повозке хоть раз, как император.
Он всё ещё переваривал увиденное, когда Байсюэ, стоявшая у повозки, вдруг прищурилась и покачала головой, словно в ответ на какую-то свою мысль. Провела ладонью по шее — мягко, как если бы стряхивала пыль с платья.
Её облик начал меняться.
Свет, что окутывал её, померк. Великолепное, почти невесомое платье, которое выглядело как будто сотканное из лунного света, стало плотнее, материальнее, золотистого оттенка. На плечи легла тонкая шаль, цвета янтаря. Волосы, сиявшие, как роса на морозе, поднялись в сложную причёску, украшенную шпильками.
Последней деталью стала широкополая соломенная шляпа с вуалью. Лицо богини — всё ещё безупречное, всё ещё прекрасное — теперь пряталось в полутени, и только глаза всё ещё были слишком золотыми, чтобы принадлежать обычной девушке, но по крайней мере стали похожи на человеческие, просто светлее обычного.
Теперь она выглядела как странствующая аристократка. Красивая и чужая, но не настолько, чтобы привлекать внимание на улицах.
Цзяньюй сглотнул. Язык чесался спросить, как — таких техник он не видел ни у одного мастера. И всё же он молчал. До тех пор, пока повозка не тронулась.
Он управлял повозкой, сидя впереди. Байсюэ сидела внутри рядом с Яохань, та всё ещё не просыпалась, и её дыхание было тихим, как шелест страниц.
Наконец, Цзяньюй не выдержал.
— Простите… госпожа Байсюэ… — начал он осторожно, не оборачиваясь. — Что это была за техника? То, как вы изменили… всё. Повозку. Себя.
Ответом было молчание. Он уже подумал, что спросил что-то неподобающее, и успел испугаться, когда услышал её голос:
— Это не техника.
— Тогда что?..
— Истинная магия.
У Цзяньюя перехватило дыхание.
Он слышал об этом. Сказки, мифы. Магия, которой владеют только небожители.
— А… этому можно научиться? — спросил он, не сдержавшись, голос дрогнул от надежды.
Байсюэ не сразу ответила. А когда заговорила, в её голосе впервые появилась нежность. И печаль.
— Нет. Не для людей. Ци — как камень, из него можно строить. А Истинная магия — это земля под этим камнем. Воздух. Вода. Она просто есть.
— То есть... — он помедлил, — никто из людей не сможет?
— Некоторые пытались. Но нет. Истинной магией могут владеть только боги.
Кажется, впервые с момента их встречи Байсюэ заговорила по-настоящему. Не короткими, отрывистыми фразами и приказами. И похоже, сейчас она была в настроении поговорить, чем Цзяньюй сразу же воспользовался. Прямо сейчас рядом с ним сидела богиня. Такую возможность упустить было бы преступлением. Он прокашлялся и, собравшись с духом, тихо спросил:
— А таких, как вы… много?
Он даже не понял, зачем спросил. Просто хотел понять. Кто она? Что она? Есть ли ещё боги, скрытые под личинами обычных людей?
— Нет, — коротко сказала она.
Цзяньюй кивнул, а потом, не удержавшись, продолжил:
— А… сколько?
— Мало, — медленно произнесла Байсюэ, глядя в сторону.
Она замолчала. И молчала так долго, что Цзяньюй начал думать, что она больше не скажет ни слова.
Повозка ехала по неровной дороге, деревянные колёса стучали мерно, словно удары сердца. Яохань тихо дышала на заднем сиденье, её лицо было спокойным, почти мирным — в контраст с напряжением, которое росло в груди Цзяньюя.
Наконец, Байсюэ произнесла:
— Почти все погибли, — наконец прошептала она. Голос был почти беззвучен, но вес его — словно свинец.
Цзяньюй обернулся и краем глаза увидел, как её пальцы сжались, сминая тонкую шаль.
— Простите… — прошептал он. — Я не хотел…
— Не вини себя, — прервала она. — Это…
Она медленно подняла руку и потёрла виски, словно у неё вдруг заболела голова. Или — будто она пыталась вспомнить что-то важное, что постоянно ускользало.
— Всё равно…простите, — тихо сказал Цзяньюй, почти шёпотом. — Я… не хотел тревожить то, что должно было остаться в прошлом.
Байсюэ не ответила. Лишь убрала руку, аккуратно сложила её на коленях — и снова посмотрела вперёд. Как будто ничего не произошло.
Глава 6. "Журавль в тумане"
Повозка мерно покачивалась на ухабах, а лошадь уже фыркала от усталости. Цзяньюй, от нечего делать, пытался считать, сколько раз она споткнётся.
Была уже глубокая ночь, когда впереди обозначились силуэты стен и городских ворот.
Несколько серебряных монет, незаметно перекатившихся из руки Цзяньюя в ладонь стражника, — и ворота нехотя, с протяжным скрипом, приоткрылись, впуская повозку.
Город был среднего размера — шумный днём, но ночью почти замиравший. Только отдельные огоньки, ещё горящие в окнах постоялых дворов и чайных лавок, напоминали, что жизнь здесь никогда не замирает полностью.
Цзяньюй поправил сиденье, чуть сжал поводья. Хоть повозка выглядела теперь вполне скромной — обычной, без драгоценной резьбы и сияющих тканей, — прохожие инстинктивно отводили взгляд.
— Мы… остановимся здесь? — спросил он негромко, не оборачиваясь.
— Да, — отозвалась Байсюэ не шевелясь. — Нам нужен дом. Спокойное место. Без лишних взглядов. Без вопросов.
Он кивнул и свернул в боковую улицу, где фасады лавок выглядели менее вычурными. Они проехали мимо закрытых чайных, мимо весёлой группы молодых людей, раскрасневшихся от алкоголя, и, наконец, остановились у старого постоялого двора с выцветшей вывеской «Журавль в тумане».
Фонарик над воротами тускло покачивался. Внутри было тихо.
Цзяньюй спрыгнул с повозки, постучал. Спустя несколько мгновений появилась хозяйка, средних лет женщина в зелёной накидке, вышитой белыми пионами.
— Места есть? — спросил Цзяньюй. – Нам нужно две комнаты.
Цзяньюй знал про «Журавля в тумане» не из слухов — группа наёмников, к которой он и Яохань примкнули перед походом в храм, останавливались именно здесь. Один из них, крепкий мужчина со шрамом поперёк брови, как-то сказал: «Если тебе надо, чтобы за тобой не следили — ночуй у журавля. Если хочешь узнать, кто за тобой следит — сядь в тени, закажи чай и жди».
Цзяньюй запомнил. Это была настоящая сеть разрозненных, но узнаваемых заведений, разбросанных по всей Поднебесной, от уединённых трактов до самой столицы. Все они носили одну и ту же вывеску – тонкий силуэт журавля, нанесённый белилами на табличку из чёрного дерева. Владельцы всегда разные – мужчины и женщины, старые и молодые. Но слухи ходили, что владелец всей сети – один человек. Никто точно не знал, кто им владеет. Но именно сюда приходили за информацией — и чтобы исчезнуть на время, скрыться от чужих глаз. Никто не задавал лишних вопросов. Что услышано здесь – остаётся здесь.
— Есть, — ответила хозяйка и позвала слугу, чтобы впустить повозку во внутренний двор и помочь гостям разместиться.
Цзяньюй обошёл повозку сбоку и откинул лёгкий полог. Яохань не шевелилась, но дыхание было ровным.
— Ну что ж, — пробормотал он, мягко, почти виновато. — Пора отдохнуть на нормальной кровати.
Он аккуратно подхватил её на руки. Байсюэ выбралась из повозки следом.
— Это место подходит, — сказала она, тихо, будто себе.
Внутри пахло едой и чаем, маслом для ламп и слегка сыростью деревянных стен, как и в сотнях других постоялых дворов. Слуга провёл их в комнату, поклонился и исчез — так же беззвучно, как и появился.
Комната внутри была простая, но чистая. За ширмой обнаружилась большая кровать – Цзяньюй бережно переложил Яохань на неё, поправил подушку, затем одеяло. Он постоянно прислушивался к её дыханию. Её лицо было спокойным, дыхание по-прежнему ровным.