Тени Прерии. Чужой среди своих — страница 76 из 91

А как иначе относиться к происходящему, если тебе кажется, что ты катаешься на любимом их с братом развлечении — тарзанке. Ноги продеты в ременные петли, упругая ветка, к которой привязана вся конструкция, ритмично покачивает тело вверх-вниз, но в тоже время лицо и грудь прижаты к прям-таки неохватному, но мягкому и теплому стволу. Федор спросонья попробовал все же обхватить и прижаться сильнее, но длины рук не хватило, только что пошарил по другой стороне в поисках, за что зацепиться.

«Какой шустрый мальчик», — не то одобрительно, не то с иронией произнес низкий и какой-то бархатный голос, после чего его ладони отцепили и перенесли ниже. Потом кажется снилось, что он совсем маленький, ему страшно засыпать, а мать прижимает его голову к своей большой и мягкой груди, укачивая и напевая песню без слов…

Проснулся Федор уже ранним утром, еще до восхода солнца и, вполне ожидаемо, совсем не на том месте, где его сморил странный сон. О чем свидетельствовали уже прилично нависшие над головой горы, отчетливо видимые сквозь ресницы на фоне едва начавшего светлеть неба. Глаза мальчик предпочел не открывать и вообще постарался дышать ровно, как спящий.

Впрочем, остальным было явно не до его хитростей — буквально в двух шагах четверка во главе с командиром, накрывшись одним плащом, что-то высматривала на слабосветящемся экране.

— Вот смотрите… Здесь, здесь и здесь… Движутся вот так… Я бы еще наверняка перекрыла тут и тут, но сведений у нас об этом нет… Чему, понятно, удивляться не стоит… — четыре головы под тканью дружно кивнули и некоторое время было тихо.

— Ну и что, командир, будем теперь тянуть повыше ручки? Или сразу ножки?

— Цыц, озабоченная! Какому психу ты на юх сдалась? Кто к тебе, ближе чем нужно, чтобы бошку прострелить, вообще подойдет? И не мечтай, маньячка. — Хлесткие слова произносились не со злобой, а с юмором, но казалась говорящая только пытается скрыть… Тревогу? Обреченность? Или принятие воли судьбы?

— Эх, вот, все мои мечтания девичьи загубила, а я уж собиралась шило вставить…

— Вот-вот…

— Отставить бред… Что скажете, девочки?

— Хороший мальчик… — казалось, волосы на затылке зашевелились от внимательных взглядов.

— Точно! До сюда его Кувалда тащила, отсюда пойдем по камням, да и нести — не велика тяжесть. Значит…

— Да, действительно… А ведь может и получится… — будто делая волевое усилие, сказала командир. — Тогда, слушай мою команду — три часа на отдых и выработку плана. Рассортировать барахло, все лишнее — бросить. Дальше пойдем под «одиннадцатью днями». Не надо на меня так смотреть — знаю, что тут нет хороших реанимационных с нужной аппаратурой, но это единственная возможность, а восемь дней превысить шансов мало. Потому как пункт два — медику раздать «пятнадцатиминутки». Прием — по команде, или по обстановке.

Тишину, повисшую после этого, можно было резать ножом, потом кто-то тихо сказал: «Вопросов нет», — и все начали расходиться. Федор же, пользуясь отсутствием надзора, тоже решил проверить… увы, аккуратное ощупывание рукояти — пистоля за поясом не выявило. Попробовал переместить руку выше и поискать за пазухой, как сверху раздалось:

— В кармане рюкзака, на котором лежишь, поищи…

Оставалось только вздрогнуть и перестать притворяться спящим. Искомое действительно оказалось в боковом кормане рюкзака, на котором он лежал.

— Извини, Волчонок, — низким грудным голосом сказала женщина и, будто извиняясь, сунула ему в руки котелок с мясом, — просто слишком уж неудобно ты его засунул.

Наворачивая неизвестного зверя в сметанной подливке с макаронами, Федор уважительно косился на присевшую на соседний рюкзак фигуру — ну и громадина! Действительно руками не охватишь, от шеи к плечам тянутся жгуты мышц, отчего погоны лежат не горизонтально, а чуть не под углом в сорок пять градусов, руки торчащие из подвернутых рукавов формы толщиной наверно с его бедро и все перевиты канатиками сухожилий.

Такую стать Федор видел только на картинке — там мраморный дядька льву пасть раздирал. Глянул еще раз на соседку и пришел к выводу, что и эта б смогла. Задавать такой вопрос было боязно, а ну как решит в порядке воспитания отвесить легкий подзатыльник — голова мигом с плеч слетит и по земле попрыгает. Но очистив треть котелка, он все же решился:

— Волчонок?

— Меня Кувалдой зовут, — казалось вне связи с вопросом прозвучал ответ, сопровожденный мечтательной улыбкой, — я в юности молот метала… и ядро, немножко… Вот. А тебя как еще называть — не лягушонком же… — Кувалда опять странно улыбнулась, следя за совершающей вертикальные движения ложкой. — Зубки ведь уже показал, остренькие.

Эта гора вдруг неожиданно притянула его к себе, и, уткнувшись куда-то между подмышкой и холмом богатырской груди, Федор, под ласковое поглаживание по голове, враз вышептал-выкричал все, что пережил и видел за весь проклятый прошлый день, от вскрика брата, до плевка на чужую могилу и безумного преследования. Да и выплакал, если уж совсем честно — лицо под конец было все мокрое.

Через некоторое время все же успокоился и начал злиться на себя — разнюнился как девчонка, теперь точно на него как на сопливого мальчишку смотреть будут. Так что набрался духу и вывернулся из-под ласковой ладони, шмыгая напоследок носом. И вздрогнул — все остальные были тут. Просто стояли и смотрели, но к счастью, среди всех взглядов не было ни одного жалостливого или разочарованного.

— Тебе сколько лет? — поинтересовались из круга.

— Одиннадцать! — гордо задирая нос, ответил Федька, увы, пришлось тут же им шмыгнуть, смазав все впечатление.

— Одиннадцать говоришь? — иронически подмигнули в ответ.

— Ну… почти… — повесил голову мальчик.

— Значит, прямо в забрало пулю и всадил… — задумчиво сказала та, которую все слушались, и протянув руку, поинтересовалась: — Можно взглянуть?

Оставалось только сцепить зубы и, утешаясь мыслью, что если не отобрали до сих пор, то может и вернут, протянуть оружие рукоятью вперед.

— Надо же, дуэльный пистолет с запалом от пьезоэлемента. А не тяжеловат он тебе? Ведь запросто отдачей плечо вывернет. — Федор только шмыгнул носом и отвернулся, скрывая злые слезы — теперь уж точно отберут!

Но командир его переживания заметила.

— Зайнаб, ты ведь любительница таких хитрых штучек?

Из окружающего пространства выпорхнула тоненькая девушка с явно нерусским разрезом глаз. Она «пистолю» и осмотрела, и обнюхала, и кажется даже — лизнула.

— Какая вещь! — и не дав Федору буркнуть расстроенное «дарю», вдруг азартно заявила: — А давай меняться! — и не дожидаясь ответа, забурилась в кучу рюкзаков в поисках достойного обмена, бормоча себе что-то под нос на неизвестном языке.

— Вот! — заявила она спустя минуту, гордо демонстрируя крохотный дамский пистолетик, — СП-64!

Федор, криво улыбаясь, взял на ладонь крохотульку — лежит как влитая, что неудивительно. Зато Зайнаб смотрит с гордостью, будто сама разработала.

— Это тебе получше монстра будет. Прицельная — до ста пятидесяти, стреляет совершенно бесшумно, потомучто пулю выталкивают не пороховые газы, а поршень. До тридцати метров пробивает бронежилет второго класса, свыше семидесяти — третьего. Можно стрелять в воде и в воздухе. Пять зарядов, лазерный прицел и всё такое прочее.

— Как это? — тока и смог ошарашено произнести мальчик, до которого только сейчас дошло, что ему выдали весьма грозное, несмотря на несерьезный вид, оружие.

— Так пули реактивные, на выходе ствола дозвуковые и очень тяжелые, а потом разгоняются. Пойдем, сам счас отстреляешься и всё поймёшь…

Настойчиво ухватив Федора за руку, Зайнаб решительно потянула его куда-то в бок, но тихое — «Кхм», подействовало отрезвляюще.

— Зайнаб, оставь человека в покое, успеете еще наиграться-настреляться. Сначала воспитанника надлежит привести в божеский вид. У тебя размер наиболее близкий, выдай ему что-нибудь из запасов одежды и обуви. У тебя, хомячок наш дорогой, наверняка есть. Добровольцы, что еще помнят, как иголку держать — поможете довести размер, пока Барра будет его отдраивать. Перед выходом будет построение — я не шучу, так чтоб образцово выглядели все. Разойдись!

Шагнув к оторопевшему Федору, майор положила ему руки на плечи, слегка сжав, и заглянула в ставшие большими от удивления глаза.

— Да, парень, «воспитанник» — это серьезно, придется сильно постараться, чтоб соответствовать. Но и не за красивые глаза дано, за дело. А за старанием дело настанет, ведь верно?

— Я буду… — горло перехватило, но командир и так все поняла и улыбнулась.

— Я знаю, а остальному научишься. И начнем пожалуй с того, что все приказания, распоряжения, пожелания и просьбы командира положено выполнять бегом! — И получив шутливого леща пониже спины, новоявленный «воспитанник» отправился выполнять ранее отданные распоряжения.

* * *

А пострелять ему все равно удалось. Чтобы такой энтузиаст этого дела как Зайнаб и не нашла свободного времени? Да ни в жизнь такое невозможно.

«Малыш» действительно с легкостью крошил камни размером в пару кулаков (и не самого Федора), и попадал в цель за сотню метров. Причем прицеливаться можно было как невидимым лучом, тогда надо было включать специальный режим на подаренных Зайнаб очках, так и тремя красными точками, сходившимися в то место, куда должна была попасть пуля.

Толкался пистолетик при этом совсем незаметно. Но больше всего удивило Федора, что в нем при стрельбе вообще ничего не двигалось, кроме спускового крючка, разве что. А ведь всем известно, в пистолете энергия отдачи используется для выброса гильзы и перезаряда. А у этого чуда даже соответствующего окошка, куда должна вылетать стреляная гильза, не было. Такое впечатление, что стреляный патрон просто растворялся или сгорал, но массивная тяжесть патронов была явно против этой идеи.

— Почему, говоришь, ничего не движется, и куда гильзы деваются? — Зайнаб кажется сама была удивлена вопросу, даже почесать в затылке попробовала, — подача патронов идет от пружины, которую ты сам взводишь, когда тянешь предохранительную скобу чтобы появился спусковой крючок. Все упрятано внутри — так меньше вероятность, что в механизм попадет грязь. А вот экстракция… Стреляная гильза выбрасывается через дуло, вслед за пулей, так что имей в виду — чтобы не нашуметь.