Мелькнула невольная мысль, что это действительно боевое подразделение, просто в него специально отобраны бойцы очень маленького роста. Борттехник тоже удивленно посмотрел на входящих — бросился в глаза совсем уж крохотный малыш, тащивший громадную рыбью голову длиной в половину собственного роста, а диметром так и поболее, раза в полтора. Пространство трюма заполнилось одуряющим запахом копченой рыбы, но от спокойного выражения на детской мордашке начала подниматься дыбом шерсть на пояснице.
Сунув в зажимы на стене дубинку (свалка возле ящика с ништяками, бывало, переходила в нешуточную драку) борттехник рванулся к ближайшему экрану — смотреть, что же такое приключилось, чтобы детишки забыли о своей обычной манере поведения. По мере просмотра брови поднимались все выше, а уши начали делать «ножнички».
— Ничего не понимаю, ни одного двухсотого нет, даже трехсотых не было. Поохотились вон как, — в этот самый момент в проем вплывал пристегнутый к антигравам здоровенный череп с дыркой во лбу, от взгляда на зубки украшающие челюсти, внутри само собой холодело, — что ж они смурные такие?
— Они одно из заданий провалили, — пилот тоже проявил любопытство и просматривал отчет о практике.
Бортмеханник отследил, что запускающий поднялся на борт и кивнул ему, подтверждая, что количество ушей, поделенное на два у него тоже совпало с количеством лап, поделенным на четыре, а для тушек пол и возраст (в космофлоте нет бессмысленных традиций!) совпал со штатным. После чего поднял аппарель и дополнил уставной доклад о готовности высказанным шепотом недоумением:
— Провал без двухсотых? Да ордена и медали за такой «провал» потом всю жизнь на полевой форме носят — как талисманы, а не только как все остальное — только на парад.
Пилот, пользуясь простотой управления атмосферником, развел верхние лапы в извиняющем жесте, буркнув — «дети». Вот только наполненный неожиданной теплотой взгляд, брошенный им в сторону трюма, как-то не вязался с ворчливым тоном.
Окутываясь пеленой защитной иллюзии, бот стремительно набирал высоту, возвращая малышей на орбиту, где их уже ждут, чтобы вернуть домой. Летняя практика закончилась.
Домой.
Тень третья.Мы с тобой одной крови…
Утро начинается с того, чтобы разогнуть колени, медленно, потому что жидкость внутри сустава за ночь потеряла от снижения температуры часть свойств и стала вязкой. Разум в тоже время, просто бьётся, скованный оцепеневшим телом. И это несмотря на то, что всю ночь трудился, обрабатывая материалы прошедшего дня.
Вид собственной конечности, неспешно разгибающейся со скоростью четырех миллиметров в секунду, выводит из равновесия, хотя такое нетерпение недостойно ученого. Но и спешить нельзя — быстрее разогреться все равно не выйдет, а травма только снизит эффективность сбора информации, далеко не все, в этом деликатном деле, можно доверить глазам помощников.
Потому отключаемся от обстановки, тем более, что интерьер подземной норы знаком до последнего корешка и дырки от земляного червя, и просмотрим результаты работы Исследователя за последний темный полуцикл.
Так, общий процент результатов однозначно классифицируемых как «бред», или открытия из серии «банан велик, а кожура — еще больше», выросло еще на полтора процента и теперь составляет 27,36 % от общего выхода. С тем, что достойно рассмотрения предстоит — или разбираться более подробно сейчас, или отложить «на потом».
Доктор — Центральной: «Пора завязывать с интеллектуальной активностью во время стазиса. Перегруз».
Центральная: «Нужен анализ данных, я на грани открытия, потерями продуктивности — пренебрегаем»
Доктор — Центральной, копия Арбитру: «А потерей достоверности? Ты уже собственные мысли от внешней среды не отличаешь. Критический аспект личности снижен.»
Арбитр: «Мало данных для принятия решения»
Мгновенный обмен сообщениями сегодня прошел удачно, но Доктор не так уж неправ, надо будет потом обязательно критическим взглядом просмотреть результаты — неприятно, когда ошибку в научной работе находит кто-то кроме тебя, но это все — потом. Сейчас важно, наконец, размяться до нужного предела и приступить к работе, а то «список вопросов для выяснения на сегодня» уже плавно превратился в «план на три дня».
Тут прибежал Страж и сунулся с докладом. Но вместо того чтобы оставаться на расстоянии, по собственной инициативе, без приказа, прижался спереди и заключил в кокон, обвив щупальцами. Прикосновение этих теплых и мускулистых отростков, с когтями на концах и присосками по всей длине — предмет гордости любого стража и их отличительный признак для других рас, к холодному с ночи панцирю было удивительно приятно. А сам Страж и вовсе был горячим, так что удовольствие смешивалось с болью.
Жизнь окончательно стала прекрасна, когда Страж сунулся к жвалам и продублировал доклад, отрыгнув «питательную капельку», а сам начал осторожно сокращая щупальца разминать свою повелительницу заодно разогревая мышцы. От жвал вовнутрь прокатился огненный ком, чтобы взорваться в середине волной мягкого тепла, разом заставив работать все четыре сердца и ударив в голову уже не сухой информацией, которую раньше донесли антенны — «все спокойно, ночь без происшествий, подопечные в отличном состоянии», а волной запахов трав нагревающейся степи, молока и детенышей, голубизной бездонного неба с еще не сошедшими звездами, и радостью, от предсмертного писка пойманной добычи.
Словом — всем тем, что ощутил и пережил Страж за последние миллициклы. В потоке информации, который по принятому на себя долгу проходил через фасеточные глаза, начавшие надо сказать видеть в последнее время хуже — будто из желания составить компанию негнущимся по утрам суставам, очень давно встретилась заметка, что «иные» испытывают схожие ощущения, употребляя перебродивший и перегнанный сок определенного сорта ягод.
Это запомнилось, и при случае было проверено. Удивительно, но в этот раз все оказалось действительно правдой. В янтарном напитке ощущалось и яркое солнце, и запах пыли далекого виноградника, и ароматы цветов, и жженый сахар, когда-то покрывавший стенки дубовой бочки. В запахе пота со ступней давившей ягоды женщины даже чувствовалось радостное ожидание появления новой жизни, напиток хранил память обо всех прикасавшихся к нему, но именно этот момент порадовал сильнее всего.
А двуногий, которому она об этом сказала, что до этого момента вовсю нахваливал выдержку и букет, думая при этом почему-то о деньгах, чуть не подавился. Не стала огорчать его еще больше и не сказала, что, несмотря на все достоинства, все же ощущения были слишком слабыми и ни в какое сравнение хотя-бы с сегодняшней «капелькой» не шли.
Пора выдвигаться, сеанс отогревания с массажем прошел удачно, и в плане на завтра первым пунктом появилось повторение данной процедуры.
Поверхность встречает сокрушающей волной запаха и такой же звуковой волной, в которой отчетливо слышны рычание дерущихся за добычу падальщиков и хруст сломанной травинки под лапкой Стража за добрую сотню шагов.
Термическая заторможенность отброшена, бег сегодня будет начат, не дожидаясь, пока составные глаза адаптируются к яркому свету — «глазок» вполне достаточно, чтобы видеть лучше многих на этой планете, ни в яму, ни на дерево наткнуться не выйдет. А об опасностях позаботятся Стражи, которые давно собрались в защитное построение и ждут лишь начала движения.
Миг и горизонт просто бросается навстречу, а сухая трава сливается в сплошную полосу — «глазкам» не под силу отработать смену картинки на скорости более чем сорок метров в секунду, если перевести скорость бега в единицы измерения «хозяев» этой планеты. На груди равномерно отходят и прижимаются назад хитиновые пластины — трахейные жабры спешат насытить кислородом кровь, которую гонят по сегментам тела четыре сердца, омывая внутренние органы.
Тело живет своей жизнью, по заложенной миллионы лет назад программе. Вон, на спине поднимаются и начинают топорщиться в разные стороны костяные отравленные шипы — все, что осталось от редуцированных в давней древности крыльев. Но ощущение полета пробудило и их. Кровь насыщена кислородом до предела — чем быстрее двигаемся, тем насыщенные кислородом и разогретые мышцы способны дать еще большую скорость.
Но холодный разум Исследователя отмечает что, несмотря на все совершенство и надежность созданного природой, а потом и разумом тела, у этого есть и обратная сторона — чудовищная неэкономичность. И значит — ради этих секунд надо проводить основное время в неподвижности, экономя силы для вот такого рывка. Но пока он согласен — скаредничать будем потом, а пока нельзя терять времени.
Тем более что можно вполне восполнить потери — небольшая речушка, всего метров в пятьдесят в разливе, форсируется с ходу, не снижая скорости, но сопротивление воды заставляет нагнуться вперед, чем и пользуются ранее сложенные за ненадобностью «боевые» (на самом деле — хватательные) конечности, и выстреливают в воду со скоростью большей, чем это способны увидеть даже составные глаза. Так что судить об успешности рыбалки можно только по результату — левая промазала, а вот правая подбрасывает в воздух насаженную рыбу.
Жвалы принимают добычу, чтобы вмиг перемолоть, отрывая мелкие кусочки, и отправить дальше, на встречу с желудком в брюшке. Такая поспешность похвальна — хвост тоже проявил самостоятельность, ухватив своим крючком со дна что-то похожее на камень, но, тем не менее, оказавшееся живым и вкусным. Безвестный донный обитатель, вероятно, полагал себя очень защищенным, но только хрупнул панцирем в мощных челюстях.
Форсировавший преграду на манер торпеды Страж по левую сторону, взмахнул щупальцем, посылая в воздух серебристую тушку килограмм на восемь, кусалки рванулись вперед, принимая не слишком удачную подачу и план питания на сегодняшний день можно считать выполненным, причем не секунды лишней не потрачено — все на бегу.