Сиш Тавенгаба́р, начальник группы, то-син по особым расследованиям, тоже задрал голову наверх. Его ярко-синие глаза жадно впитывали светлый цвет неба. На фоне черной с белыми подпалинами шерсти они казались продолжением океана, расстилавшегося далеко впереди.
– С чего начнем? – глухо спросил он.
– Представимся? – предположил Роним. – Познакомимся?
Тавенгабар, его непосредственный Вышестоящий, был назначен на эту должность совсем недавно. И он всегда задавал вопросы именно Рониму, но, к счастью, редко прислушивался к его ответам. Вот и сейчас он просто развернулся и направился по широкой неухоженной дорожке к серому высокому фасаду, над которым виднелась выбитая надпись «Под кровом все равны».
Прочтя ее, радистка Берта медленно прижала к груди руки – будто замерзла, хотя она, как и все ки, не чувствовала холода.
В команде Берта была самой молодой, Роним едва ее знал. Впрочем, он был мало знаком почти со всеми, и более того, ему непонятен был сам состав, в котором он неожиданно оказался. Он знал только самого Тавенгабара. И это было старое, очень старое знакомство, которого он предпочел бы вовсе не иметь.
Итак, на борт отправленного в Малый мир самолета посадили восьмерых: девушку-Зодчего из Инженерного отдела, нескольких простых уголовных детективов вроде самого Ронима, радистку, медика и подрывника. Для расследования серии несчастных случаев на Объекте № 8–56, включавшем военно-техническое конструкторское бюро и завод, группа была большой. Слишком большой, как если бы… тот, кто составлял эту команду, знал то, что знал Роним. Впрочем, если группу набирал лично Тавенгабар, этому не следовало особо удивляться. А вот то, что он вызвался ехать сам… Впрочем, об этом Роним тоже старался поменьше думать.
Ступени. Ровно восемь. Снова восемь. Знаковое число Единства. Чеканный отзвук шагов, холодный и четкий. Пара мгновений, чтобы собраться. И наконец… перед ними распахнулись широкие арочные двери. Высокий седой человек с молодым лицом жестом предложил пройти внутрь.
– Как добрались?
Черный шпринг зачем-то пропустил всех вперед и почему-то медлил на пороге. Зато на вопрос ответил торопливо, будто опасаясь (а скорее всего, и правда опасаясь), что кто-нибудь сделает это за него.
– Отлично… ло. У вас здесь очень живописно. Но что самое ценное, – Тавенгабар потрогал подпалину на своей скуле, – это место не навевает почти никаких воспоминаний.
Он наконец зашел. Его руки были спрятаны в карманах черно-серого мундира. Роним не сомневался: либо когти выпущены, либо руки сжаты в кулаки.
– Таких комплиментов я еще не слышал.
Шпринг будто бы слегка приосанился, но это выглядело немного натянуто.
– О, я во всем крайне оригинален. В комплиментах в том числе.
– Такое не забывается.
Тонкие бледные губы хозяина Крова вдруг дрогнули. Роним понял: это была улыбка. Вышестоящий тоже ее заметил.
– Добро пожаловать.
– Благодарю… за гостеприимство.
Сиш Тавенгабар внимательно смотрел на него еще несколько мгновений. За эти секунды двое, возможно, сказали друг другу больше, чем следственная группа за весь полет. Наконец тот, кто в этом сумеречном холле казался странной серебристой тенью, представился официально:
– Мое имя – Миаль Паолино. Я управитель этого приюта. И я очень рад оказать вам содействие. Ваши комнаты на первом этаже. Надеюсь, они вас устроят и ваше пребывание здесь будет удачным. – Его голубые глаза плавно обвели всех восьмерых. – Идемте.
Он говорил низко и размеренно, иногда растягивая гласные, но иногда наоборот – торопливо глотая их. Только Роним знал, что означает эта манера. Только он понимал, что Миаль волнуется. Улучив момент, пока все осматривали обширный холл с высокими окнами, Роним подошел почти вплотную и шепнул:
– Здравствуй, Отшельник.
Паолино улыбнулся ему только краем рта и глазами, но его поза стала расслабленнее. Впрочем, остальные серопогонные вряд ли хоть что-то заметили. Для них управитель был и остался невозмутимым, словно его выточили из камня. Тавенгабар даже не повел своими седеющими острыми ушами.
Управитель не стал звать никого из обслуги и показал комнаты сам. Роним не сомневался: его спальня окажется последней в ряду, и не ошибся. Как только за Бертой закрылась дверь, они с Паолино остались в пустом коридоре вдвоем. И медленно, точно не до конца веря, что все это наяву, обнялись.
– Я не знал, что ты будешь здесь. – Светло-голубые глаза Миаля встретились с его глазами. – Но я надеялся на это. Я тебе рад.
Роним слабо усмехнулся:
– Я приложил все силы, чтобы увидеть, как ты возишься с детишками. Прошло так много юнтанов, Миаль…
– Не так много, – отозвался управитель, наконец опуская взгляд. – Иначе не было бы того, что у них происходит. Уже шестеро, насколько мне известно. Двое убиты электричеством, один раздавлен самолетом, одна утонула, двое упали с мостков.
Эти слова не нуждались в уточнении, но Роним все же спросил:
– Ты уверен, что это связано?
Паолино повернул ключ в двери предназначенной детективу спальни.
– Почти не сомневаюсь. Мы с тобой оба знаем: на этом заводе самолет не придавит человека просто так. Самолеты здесь слышат и понимают лучше людей.
Комната была широкой и просторной. Она мало чем отличалась от той, которую Роним занимал в Аджавелле. С такой же простой мебелью. Бегло оглядев спальню, Роним подошел к окну – это была своего рода привычка. Он не оценивал открывающийся вид, а прикидывал, сможет ли при необходимости кого-либо преследовать или бежать. Отшельник за спиной удовлетворенно хмыкнул:
– Ты не меняешься.
Виднелись черные деревья леса. Тавенгабар говорил, лес называют Дальним. Сейчас среди зарослей светились желтые огоньки, множество желтых огоньков. Слишком хорошо понимая, что это значит, детектив задернул шторы, но так и остался стоять спиной к Паолино.
– Что девочка?
– Ничего выдающегося. Вполне обычный ребенок.
– А мальчик?
– Тоже.
– Это к лучшему.
– А есть новости о… поезде?
Роним вздрогнул. Наконец он обернулся и покачал головой:
– На Перешейке он не появлялся. И я все же надеюсь, что его никто и никогда не увидит. Все кончилось. А там… – он помедлил, – пусть верят во что верили.
Глаза Отшельника сверкнули. Трудно сказать, насмешливо, сочувственно или благодарно.
– И живут как жили?
Роним не опустил головы.
– Не ты ли за это…
– Мы. – В интонации Паолино послышались металлические нотки. Будто щелкнул тяжелый замок.
– Вы. С ними.
Слово «мы» заставило его вспомнить многое. «Если можешь уйти, уходи». Дождь, сдавленные вопли, лязг колес. Он ощутил вкус собственной крови и холод ледяных, цепких объятий. Воспоминание жгло. Детектив попытался отвлечься. Сейчас не время, все в прошлом, все и правда закончилось. И лучше ничего не портить.
– Сиш случайно не узнаёт тебя?
Роним был даже рад, что они сменили тему, и криво усмехнулся:
– Откуда. Я – лишь «подающая надежды ищейка», которая пару раз отличилась и с которой ему «удобно сотрудничать».
Слова вызвали у Паолино слабый смех:
– Больше, чем просто «подающая надежды». Знаешь, я в курсе того, как ты продвигаешься вперед. И я…
– Не говори, что ты мной гордишься.
Отшельник взглянул на Ронима пристально и серьезно.
– Может, я не горжусь. Но и точно не жалею о том, что сделал.
«Если можешь уйти, уходи».
Роним выдавил улыбку:
– Благодарю. Это важно.
Миаль оправил свой аккуратный кружевной воротник. На его пальце блеснуло знакомое кольцо. Он все еще его носил… хотя с тех пор прошло слишком много времени, порвалось слишком много нитей и пролилось слишком много крови. Его мать была бы рада… или сдернула бы перстень с каким-нибудь проклятьем?
– Я хочу тебе кое-кого показать, – медленно произнес управитель Крова Четырех Ветров. – И этого кое-кого я либо убью, либо отдам тебе. Решай сам.
Роним очнулся. В этот раз улыбка получилась искренней.
– Хм. Ты с детства умел заинтриговать. Пошли.
В темных коридорах, по которым они неслышно ступали, было по-вечернему пусто, но Роним все время оглядывался по сторонам.
Тот самый мальчик. Та самая девочка. Ему казалось, он очень легко сможет их узнать.
Бино поднял массивную морду, зевнул, широко разинув пасть, и опустил голову обратно. Иллиций на его лбу слабо сверкнул золотым и тут же погас.
– Так ты голодный или нет? – уточнил Роним, заканчивая заполнять отчет.
Бино посмотрел на него с пониманием: «Ладно, сначала доделай».
Роним снова наклонился к листу, ему оставалось дописать две-три строчки. После этого дело об Аджавелльском душителе должно было остаться для старшего детектива Второго (Нижнего) подразделения в прошлом. Оно переходило в ведение суда Малого регионального Синедриона № 4, а Ронима Грингросса ждали благодарность высших чинов оборонно-карательной Длани и новые неприятности, которые романтические натуры могли еще назвать «приключениями».
Детектив заскрипел ручкой. Бино принялся чесать ухо.
Бино не имел никаких прав называться псом, но, разумеется, не догадывался об этом. Настоящих собак – маленьких и среднего размера ласковых животных с рыжей, черной или белой шерстью – в регионах Единства было мало, и каждая из них стоила как новенький двигатель для автомобиля. Даже купить лошадь было дешевле, если, конечно, она не относилась к подвиду летающих. Поэтому большинству тех, кто хотел завести пса, проще было приручить доги, ночного волка, которого за плату мог поймать и привезти любой лесной охотник. Благо, этот народец в изобилии населял Малый мир, отирался на Перешейке и все время нуждался в паре тонтаров на выпивку или патроны. Пойманным доги обрезали иллиций, чтобы лишить их как возможности, так и желания сбежать обратно к сородичам, а заодно обезопасить будущего хозяина от риска быть загипнотизированным и растерзанным. Выжившее после болезненной операции животное отдавали заказчику. С подохшего можно было снять шкуру и выгодно ее продать.