Говорили, что когда Евы и Хавы еще не было на свете, юнтанов десять назад, Зверя, только-только появившегося на свет, но уже огромного, почти затравили. Тогда он даже вырвался в Большой мир и бешено по нему помчался, может быть, собираясь сожрать всех на своем пути. Он ревел и пускал обжигающий дым, а за ним гнались сотни алопогонных сразу. И они даже смогли его окружить, и тогда Зверь остановился и принял бой. Это происходило далеко – настолько, что не увидеть даже с самых высоких башен Веспы.
Алопогонные залезали на его спину, под его брюхо, в его нутро, проникали между сочленений его огромного тела. Говорят, Зверь кричал множеством голосов, а в какой-то момент стал истекать кровью, продолжая реветь. Тогда алопогонные, уже потерявшие немало своих людей, немного расслабились, но Зверь воспользовался этим. Он умчался прочь, извергнув из себя тех веспианцев, которых успел поглотить. Говорят, они были так сильно ранены, что вскоре все до одного умерли. А некоторые погибли сразу, как, например, бедный знаменитый изобретатель Чепмэн Деллависсо, имя которого до сих пор оставалось одним из наиболее произносимых в Пятом регионе. Здесь он создал почти все: лучшие конструкции кораблей, самые надежные опоры домовых крыш, первоклассные часовые механизмы. Алопогонные держали его при себе, за Стенами, и, несомненно, они очень огорчились его смерти.
…И вот теперь они снова травили Зверя, а девочки, выбравшиеся в надежде найти первые ягоды и собрать сухой мох для очага, дрожали и наблюдали за происходящим. Они чуть не оглохли от издаваемых Зверем звуков – невнятных, ворчащих, рычащих, свистящих. Хаве на миг показалось, что она слышит какие-то имена, цифры и даже целые фразы… но она отогнала эту мысль и как можно крепче прижала к себе сестру. Та смотрела, как алопогонные стреляют из огромных, больше их обычных ружей, трубок. Хава любила оружие, и она знала, что эти трубки – базуки – могут разорвать корову в клочья. Хава не понимала, почему Зверь не обращает внимания на эту стрельбу, содрогаясь лишь от самых метких попаданий.
– Ему больно… – прошептала Ева дрожащим голосом, и у Хавы вдруг закололо внутри. Хотя Зверя ей было ни капельки не жалко.
– Замолчи.
Зверь сорвался с места. Очень быстро он помчался на тех, кто перекрывал тропу. Именно этот Зверь вообще-то всегда останавливался, видя перед собой что-то живое, по крайней мере, так говорили. Но сейчас он явно вышел из себя. И алопогонные, поняв это, бросились врассыпную. Прошло совсем немного времени, прежде чем его гибкое туловище исчезло далеко впереди.
Девочки сидели неподвижно и видели, как алопогонные собираются вместе. Они мало говорили и даже не бранились. Они только переглядывались. А вскоре они начали исчезать в тенях.
Хава любовалась: ее восхищали их прямые спины, красивые мундиры и пронзительные взгляды. Ева задрожала и заплакала.
– Мерзкие твари…
Хава отпустила сестру и беззлобно, но твердо бросила:
– Закрой рот.
Железная тропа была теперь безлюдной. Девочки выбрались из зарослей и, продолжая переругиваться, пошли домой. Попутно Хава осматривала пространство у себя под ногами.
Ни на полосках, ни на деревянных перекладинах между ними не было крови Зверя. Была ли вообще у него кровь?
Корабли Небесных Людей видели над городком ранним утром, в середине первой вахты, и эта новость быстро распространилась – ее разнесли торговцы с главной площади, которые всегда вставали раньше всех. Колеся на своих телегах и развозя продукты, они не забывали трепаться. К середине второй вахты, когда в небе быстро пронеслось еще несколько кораблей, многие стали прятаться в убежища. Никто ничего с собой не брал: подобное считалось привычным. Правда, с течением времени это все так же казалось пугающим.
Родители Евы и Хавы почти никогда не прятались. Они не боялись Небесных Людей, хотя тоже не знали, зачем они прилетают на своих огромных красивых фрегатах и чего ищут. Некоторые поговаривали, будто Небесные Люди иногда забирают с собой местных – пару раз они похищали горожан и уже их не возвращали.
– Может быть, – спросила однажды Хава, – так они мстят за Резню, в которой веспианцы-киримо убили своих собратьев?
Мама строго ответила, что это не касается такой маленькой девочки. А папа сильно помрачнел и оставался в дурном настроении до конца дня. Только вечером, желая Еве и Хаве доброй вахты, он тихо произнес какую-то странную фразу.
– Нет, мышата. Никогда не ищите вины. Ни чужой, ни своей, ни древней, ни новой. Так будет всем спокойнее.
Полусонная Ева тогда услышала только слово «мышата» и потянулась поцеловать отца. А Хава проворочалась полночи, размышляя над сказанным. Но больше папа никогда не повторял ничего подобного. Он вообще как-то чаще говорил о пустяках. Да, он говорил о пустяках и во всем слушался маму, совсем как дочери… но зато всегда был против того, чтобы его семья бежала в подвал, едва заслышав первый удар колокола с тревожной башни.
Поэтому и этот день проходил как обычно. Почти обычно.
Ева стояла у окна и дулась. Хава сидела на диване и тоже дулась. С каждым юнтаном она все больше ненавидела день своего рождения. Но этот затмил все предыдущие.
В Пятом регионе говорили: Ева и Хава – всего лишь два варианта одного и того же имени, новый и древний. А также говорили, что близнецы, как и звезды – младшие сестры Зуллура – едины своим тэ. Но даже если это и было так, близняшки выросли совершенно разными.
На них ничего не повлияло: ни тумаки, ни казни. Ева по-прежнему любила читать и все время шумела. Хава все еще собирала модели кораблей и иногда дралась с сестрой. Ева хотела стать учителем словесности и книжности и уже сейчас была лучшей в классе. А Хава втайне шила себе наряд, похожий на форму алопогонного, и каждый день пробегала через весь небольшой, приютившийся у самого Мертвого Океана городок-поселок: так она вырабатывала выносливость. Она собиралась подавать бумаги в военную гимназию большого города Дуона, чтобы оттуда все же попасть в привилегированный Корпус, для начала хотя бы к серопогонным. И делала для этого все, что могла.
… а сегодня сестра залезла в ее шкаф и не обнаружила там недошитый мундир.
– Хава. Ты рыжая! У тебя никогда не получится стать одной из них, а если ты не выкинешь это из головы, у тебя больше не будет сестры!
Ева ненавидела алопогонных. За постоянный надзор, за запрет уезжать с материка, за строгие законы, за охраняемые границы. За отсутствие книг – любых, кроме старых, вроде преданий и романов о той жизни, которая была на Веспе еще до Резни: во времена странствовавших по миру рыцарей и героев, прекрасных ла, благородных ло и их верных живых вещей.
Большинству людей этих книг вполне хватало: за далекие юнтаны прошлого их написали десятки тысяч. Хорошо, что никто не портил их своими глупыми, нелепыми подражаниями. Еще лучше – что ничего не просачивалось из-за границ, где давно не соблюдались никакие человеческие законы. Уж Хава-то знала.
Прекрасный, судя по прежним сказаниям, Большой мир за воротами и оборонными башнями теперь так поменялся… говорили, что там бродят монстры по улицам, а люди позволяют им пожирать себя каждый день в определенное время. Какие книги могло дать такое отвратительное место? И что этому отвратительному месту могли дать люди, живущие в тихих лесистых землях Пятого региона?
Ева считала иначе. Потому что Ева сама хотела писать истории. И писала. Хава видела это. Именно поэтому в ответ на те слова она бросила другие, такие же злые:
– Не волнуйся, то, что ты кропаешь в своей тетрадке, вряд ли кого-то заинтересует. Мне не придется тебя арестовывать.
– Ты – позор семьи!
– Нет, ты!
После близняшки замолчали.
Хава смотрела, как стрелка плавно ползет к предпоследней цифре на циферблате. Скоро придут мама с папой и принесут пирог. Скорее бы. Хава дунет на свою – левую – половину свечек (правая была Евина) и пойдет спать. Может быть, перед сном она еще немного подумает обо всей этой кошмарной гадости, о глупой сестрице, о своей мечте, но… Мысли ни к чему не приведут. Вряд ли существует что-то, что может изменить ее мнение.
Тогда, когда на Веспе случилась Резня, тоже были книги. Немало книг. И немало было людей из других регионов, свободно приезжавших и уезжавших. А еще были ученые, которые как раз прибыли что-то выискивать на теплом побережье. Туда, где все началось. Зараза – война – пришла извне, из постепенно развратившихся городов Син-Ан. Поэтому нет ничего лучше изоляции от чужестранцев и изоляции от лишних мыслей. Алопогонные знают, как правильнее.
– Эй, ты куда? – резко произнесла Хава, едва услышав шаги. Когда она обернулась, сестра уже стояла на первой ступеньке лестницы.
– А что, все-таки арестуешь? – Тонкая бровь Евы приподнялась.
– Ты даже не понимаешь, во что лезешь. Особенно если знает кто-то из твоих друзей.
– Никто пока не знает, – отрезала Ева. – Сначала я хотела… – тут она запнулась, – показать тебе. Теперь я все поняла. Пойду, попишу еще немного глупостей. Для себя.
– Ева…
– Да? – Она перешагнула еще две ступеньки.
– Я просто не хочу, чтобы ты умерла. Из-за своих книг, или из-за запрещенных, или…
Ева посмотрела в окно. Ее губы нервно скривились.
– Мы все тут мертвы, Хава, – наконец вздохнула она. – По крайней мере, для остального мира, за воротами и башнями. За океаном. А я так не хочу. Не хочу бояться.
– Если я сумею, – Хава не знала, зачем пытается ее переубедить, но слова вырвались сами собой, – мы будем жить в Стенном районе. Там, где все алопогонные. Говорят, там красивые дома.
Ева побледнела.
– Дело не в красивых домах. И ты не сумеешь.
– Только потому, что я рыжая, а они все черные?
– Ты глупая. Они другие… – Она помедлила. – Будь осторожна. Как бы тебя не забрал Зверь. У них – у алопогонных – черное тэ. Как его колеса.