Это слово на языке антари означало «тень».
Холланд открыл было рот, но болезненная судорога внезапно стиснула грудь. Серый дым заклубился.
«Твое тело бессильно».
По щекам струился пот, но Холланд усилием воли выпрямился.
«Я – твое спасение».
Холланд не понял, что именно имеет в виду осхок: то, что он один раз спас его жизнь, или что спасает до сих пор.
– Зачем? – выдавил он.
«Мне было одиноко. Теперь мы вместе».
Холланда пробрала дрожь. Это существо сильнее целого мира магов. И Холланд каким-то образом его разбудил.
Снова приступ боли, колени вот-вот подкосятся.
«Ты жив благодаря мне. И все равно умираешь».
Перед глазами все плыло. Холланд сглотнул и ощутил вкус крови.
– Что случилось с этим миром? – спросил он.
Взгляд статуи был пристальным и неподвижным.
«Он погиб».
– Это ты его погубил? – Холланд всегда считал, что беда, сгубившая Черный Лондон, была огромной и неодолимой, что она порождена слабостью, алчностью и жаждой. Ему и в голову не приходило, что у нее есть исток и имя. Что это осхок.
«Он погиб, – повторила статуя. – Как гибнет все живое».
– Как? – потребовал ответа Холланд. – Как он погиб?
«Я… не знал, что люди так хрупки, – сказало существо. – Надо было… поосторожнее. Но…»
Но было уже поздно, подумал Холланд. Никого не осталось в живых.
«Я – твое спасение», – повторил король, словно напоминая.
– Чего ты хочешь?
«Услуга за услугу. – Невидимый ветер подул сильнее, и статуя будто склонилась. – Чего ты хочешь, антари?»
Холланд попытался сохранить твердость, но ответы потекли рекой. Жить. Стать свободным. Потом он подумал о своем мире, изголодавшемся по силе, по жизни. Он умирает, и не мгновенно, как этот мир, а медленно и мучительно.
«Чего ты хочешь, Холланд?»
Он хотел спасти свой мир. Перед его мысленным взором Лондон – его родной Лондон – возвращался к жизни. Он увидел себя самого на троне, яркое голубое небо над дворцом без крыши, ощутил теплые лучи солнца…
– Нет, – отрезал он, сжимая раненое плечо. От боли потемнело в глазах. Это ловушка, западня.
«Ничего не дается даром, – произнес Осарон. – Так уж заведено. Отдавать и брать. Можешь остаться здесь и погибнуть впустую, и твой мир тоже погибнет. А можешь спасти его. Выбор за тобой».
– А чего хочешь ты? – спросил Холланд.
«Жить, – ответила тень. – Я могу спасти твою жизнь. Могу спасти твой мир. Все очень просто, антари. Моя сила в обмен на твое тело».
– А чей будет разум? – спросил Холланд. – Чья воля?
«Наши», – промурлыкал король.
В груди у Холланда заныло. Еще одни путы. Когда же он наконец станет свободен?
Он закрыл глаза и снова очутился на троне, под ослепительным небом.
«Ну что, – спросил призрачный король, – договорились?»
Глава 5Королевский прием
Арнезийское море
– Бард, чтоб тебя, кошку подпалишь!
Лайла резко подняла голову. Она сидела на краешке стула в каюте Алукарда и держала в ладонях огонь. И отвлеклась: пламя потянулось к полу, откуда Эса по-кошачьи пристально взирала на происходящее.
Ойкнув, Лайла сложила ладони и погасила пламя, пока оно не лизнуло кончик пушистого белого хвоста.
– Прости. – Она откинулась на спинку стула. – Заскучала, наверное.
Честно говоря, Лайла дико устала. Спала она теперь даже меньше, чем обычно, каждую свободную минуту проводила у Алукарда, упражняясь в магии. Она делала все, чему он ее учил, и даже немного больше. А когда ложилась, сон не шел: мысли неизменно уносились в Лондон. К турниру. И к Келлу.
– Похоже на то, – проворчал Алукард и от греха подальше пересадил Эсу на стол.
– А чего ты ждал? – зевнула Лайла. – Я это пламя целый день держу.
– Сорок три минуты, – уточнил он, посмотрев на часы. – И цель этого упражнения – научить тебя сосредоточенности.
– Ладно уж, – сдалась она и налила себе вина. – Признаю, я отвлеклась.
– И что же тебя отвлекло: моя неотразимая особа или наше скорое прибытие?
Лайла поднесла бокал к губам. Вино было густое и сладкое, крепче, чем то, что он обычно держал на столе.
– Тебе доводилось бороться с вескийцами? – спросила она, меняя тему.
Алукард взял бокал.
– На задворках таверны – да. На турнире – нет.
– А с фароанцами?
– Гм… – Он опустился в соседнее кресло. – Если их боевая доблесть сравнима с тем, как они ведут себя в постели…
– Не паясничай, – перебила она. – Ведь на Эссен Таш тебе предстоит сражаться и с теми, и с другими.
– Если, конечно, не проиграю в первом же раунде.
– Что ты о них знаешь? – не отставала Лайла. – Об их мастерстве? О боевом стиле?
Он приподнял бровь. Блеснул сапфир.
– Ты ужасно настырная.
– Я от природы любознательна, – возразила она. – Хочешь верь, хочешь не верь, но мне бы не хотелось после турнира искать себе нового капитана.
– О, не беспокойся, там обычно никто не гибнет, – ответил Алукард. Лайла мрачно посмотрела на него, но он продолжил: – А известно мне о них вот что. Помимо того что вескийцы высоки, как деревья, а фароанцы безудержно копируют мою манеру украшать лицо, оба эти народа имеют диковинные взгляды на магию.
– Как это? – Лайла отставила бокал.
– Ну, у нас, арнезийцев, источником магии считается Айл. Мы верим, что магия течет через весь мир, как река через нашу столицу. Как кровь по венам. А вескийцы верят в свои горы – те будто бы приближают их к богам, каждый из которых воплощает одну из стихий. Они люди сильные, но полагаются на физическую мощь. Если ты сам как гора, значит, и магия в тебе сильна.
– А фароанцы? Какой у них источник?
Алукард пригубил вино.
– В том-то и дело. Источника у них нет. Фароанцы верят, что магия везде. И в каком-то смысле они правы. Строго говоря, магией пронизано все на свете, но они утверждают, что могут достичь самого сердца мира, просто подойдя к нему. Себя они считают благословенной расой. Маги у них высокомерные, но могущественные. Может, они и вправду нашли способ превращать себя в сосуды силы. А может, привязывают к себе магию своими камнями на коже. – При этих словах в его голосе послышалась неприязнь, и Лайла вспомнила, как Келл рассказывал о жителях Белого Лондона: они стараются притянуть к себе силу татуировками, и Красные лондонцы считают это позором. – А может, все это просто показуха.
– И тебя не беспокоит, что все они верят по-разному?
– А чего мне беспокоиться? – удивился Алукард. – На самом деле верим мы в одно и то же, просто называем по-разному. Это не преступление.
Лайла хмыкнула. Вот бы в ее мире думали так же.
– Эссен Таш – это в какой-то мере урок, – продолжал Алукард. – Он учит: не важно, как ты называешь магию, главное – верить в нее.
– Ты и вправду считаешь, что можешь победить на турнире? – спросила она.
– Вряд ли, – усмехнулся он.
– Тогда зачем идешь?
– Потому что схватка – это само по себе интересно, – пояснил он и, заметив ее скептический взгляд, добавил: – Не делай вид, будто не понимаешь этого. Я не раз видел, как ты рвешься в бой очертя голову.
– Дело не в этом…
Дело и вправду было не в этом. Лайла просто пыталась представить себе Алукарда в разгар магической дуэли. И не могла, потому что ни разу не видела, как капитан сражается. Нет, бывало, конечно, что он доставал шпагу и делал картинные взмахи, но большей частью просто стоял в сторонке. Она и не догадывалась, как он силен в магии, пока в Сейзенроше он не показал свое искусство. Это далось ему без видимых усилий, и ей очень захотелось увидеть капитана в деле. Он пылает, как сгусток энергии, или легок, как ветерок? Или он как Келл, который умудрялся быть и тем, и другим?
– Удивляюсь, почему ты раньше не видела турнира.
– С чего ты взял?
– Ты моих людей целыми днями расспрашиваешь. Думаешь, я не заметил?
Ну конечно, подумала она.
– Да, я там никогда не была. – Лайла пожала плечами и снова взяла бокал. – Не все же остаются на зиму в городе.
Его самодовольная усмешка дрогнула.
– Могла бы просто спросить меня.
– И получать ответы, в каждом из которых спрятан вопрос? Ты меня без конца прощупываешь.
– Говорят, я прощупываю довольно приятно. – Лайла фыркнула в бокал. – Нельзя винить капитана в том, что он хочет узнать побольше о своей команде.
– И нельзя винить воровку в том, что она хранит свои секреты.
– Дилайла Бард, тебе не хватает доверия к людям.
– Ты потрясающе наблюдателен. – Она улыбнулась и допила вино. Оно защекотало губы, обожгло горло. И впрямь крепче обычного. Лайла обычно пила очень мало; годами ей приходилось постоянно быть начеку, чтобы остаться в живых. Но здесь, в каюте Алукарда Эмери, она поймала себя на том, что не боится. И не убегает. Да, их разговоры были похожи на хождение по канату, но ей каждый раз удавалось нащупать опору под ногой.
Алукард ответил ленивой пряной улыбкой. Трезвый или нет, он всегда улыбался. В отличие от Келла – тот вечно хмурился.
Капитан вздохнул, закрыл глаза, откинул голову на спинку обитого плюшем кресла. Лицо у него было приятное – нежное и при этом твердое. Ей неожиданно захотелось провести пальцами по его острым скулам.
Ох, надо было прикончить его при первой же встрече. Задолго до того, как она узнала его лучше. До того, как он ей понравился.
Алукард медленно приоткрыл глаза.
– О чем ты сейчас думаешь? – тихо спросил он, поднося бокал к губам.
Мимо прошествовала Эса, и Лайла осторожно провела пальцами по кошачьему хвосту.
– О том, что надо было давным-давно разделаться с тобой, – бодро ответила она, любуясь, как Алукард поперхнулся вином.
– Ах, Бард, – усмехнулся он. – Значит, с тех пор ты все же успела ко мне привязаться?
– Привязанность – это слабость, – машинально ответила она.
При этих словах Алукард перестал улыбаться. Он отставил бокал, подался вперед и долго всматривался в ее лицо, потом сказал: