Негодяй.
Холодный воздух потушил пожар на щеках, но внутри все кипело. Она хмуро глядела в море и представляла себе, как руками изо всех сил расталкивает воду. Как ребенок в ванне.
Она не стала вспоминать никаких стихов, не ожидала, что желаемое вдруг примет реальную форму, но вдруг почувствовала, что через нее течет энергия, и вода отступила и вздыбилась, корабль резко накренился на нежданной волне.
Послышались встревоженные крики – матросы пытались понять, что случилось. Лайла злорадно усмехнулась, надеясь, что опрокинула драгоценное вино Алукарда. И тут до нее дошло. Что она сделала?! Ни много ни мало сдвинула океан – или хотя бы небольшую его часть, соразмерную кораблю. Она дотронулась до носа, ожидая, что пойдет кровь, но нет. Ничего с ней не стряслось. Она тихо и торжествующе рассмеялась.
«Кто ты такая?»
Холод пробрал до костей, Лайла вздрогнула. Навалилась ужасная усталость, и она не знала – то ли это последствия магического всплеска, то ли просто сгорает накопившаяся злость.
Как там говорил Бэррон?
Что-то насчет норова, свечей и пороховых бочек.
Она не смогла в точности вспомнить его слова, и это стало ударом. Бэррон, один из немногих, умел держать ее в узде, но его больше нет. И какое у нее право скорбеть по нему? Она же сама хотела стать свободной, верно? Именно поэтому. Люди могут причинить боль, только если их подпустить слишком близко.
Лайла собралась уйти и вдруг услышала за спиной тихий вздох. Значит, она не одна? Конечно, на корабле невозможно остаться в одиночестве, но все же кто-то стоял поблизости, затаив дыхание. Она всмотрелась в темноту и, когда смутная фигура была готова раствориться, щелкнула пальцами и зажгла трепещущее пламя – этот жест, на первый взгляд небрежный, она отрабатывала много недель.
Огонек, едва не гаснущий под морским ветром, выхватил из темноты угловатую фигуру Леноса – второго помощника Алукарда. Он тихо ойкнул, и она погасила огонь, погрузив обоих обратно в привычную тьму.
– А, Ленос. – Она постаралась говорить приветливо. Видел ли он, что она сделала с морем и кораблем? Взгляд у него был настороженный, если не сказать испуганный, но рядом с ней он всегда держался так. Ведь это он распустил слух, что она – морской дух Сарус.
Ленос шагнул вперед, и она увидела, что он ей что-то протягивает. Плащ.
Она хотела отказаться, но голос рассудка заставил одуматься. Она проходила в магические двери и побеждала злых королев, не хватало еще умереть от банальной простуды.
Едва ее пальцы коснулись плаща, Ленос выпустил его, как будто боялся обжечься. Подкладка еще хранила тепло его тела. Лайла подняла воротник и сунула руки в карманы, разминая озябшие пальцы.
– Ты меня боишься? – спросила она по-арнезийски.
– Немного, – признался он и отвел глаза.
– Потому что не доверяешь мне?
– Дело не в этом, – промямлил он. – Просто ты не такая, как мы…
– Мне это говорили. – Она грустно улыбнулась.
– И не потому, что ты, ну это, вроде как девчонка. Не в этом дело.
– Значит, потому, что я Сарус? Ты и впрямь так считаешь?
Он пожал плечами.
– Да нет, не то чтоб. Но ты – авен.
Лайла нахмурилась. Это слово означало «благословенный». Но у него были и другие значения. В арнезийском языке «благословенный» – это не всегда хорошо. Иногда оно означало «избранный». Иногда – «предпочтительный». Но, возможно, и «проклятый». «Иной». «Отделенный».
– Авен бывает и хорошим, – сказала она. – Если он на вашей стороне.
– Ты на нашей стороне? – тихо спросил он.
Лайла была только на своей собственной стороне. Но, если вдуматься, то и на стороне «Шпиля» тоже.
– Конечно.
Он нахохлился и стал смотреть мимо нее, на воду. Клубился туман. Интересно, что он в нем видит?
– Я вырос в деревушке под названием Каста, – сказал он. – На южном побережье. У нас считают, что иногда магия выбирает человека.
– Как мастера Келла, например, – добавила она. – Черноглазого принца.
Ленос кивнул:
– Да, магия выбрала мастера Келла. Но антари – это только один из видов авен. Может быть, самый сильный, но это смотря, что понимать под силой. Жрецы – это другой вид. Некоторые считают, что они-то как раз сильнее всех, потому что они держат все стихии в равновесии, могут исцелять, растить и давать жизнь. Авены бывают разные. Одни могут овладеть всеми стихиями. А другие владеют только одной, но они так сильны, что могут поворачивать вспять океанские течения и ветра, менять времена года. Третьи слышат то, что говорит магия. Авен – это непросто, потому что магия – вещь непростая. Она во всем – древняя, и новая, и всегда переменчивая. Кастийцы считают, что если появляется новый авен, на то есть причина. Это значит, магия хочет нам что-то сказать… – Он умолк. Лайла смотрела на него во все глаза. Ленос никогда не говорил так много. Не только с ней, но и со всеми остальными.
– Значит, ты считаешь, что я здесь неспроста?
– Мы все здесь неспроста, Бард. Просто причины бывают более и менее важными. Так что, наверное, я боюсь не тебя. И не тех сил, что за тобой стоят. Меня пугает – зачем ты здесь.
Он вздрогнул и отвернулся.
– Погоди, – сказала она и вернула ему плащ.
Он взял его и, когда их пальцы встретились, не отдернул руку. Лайле стало легче. Она посмотрела ему вслед, потом спустилась в каюту.
На дверной ручке висел ее собственный плащ, рядом стояла непочатая бутылка пурпурного вина с запиской: «Соласе».
«Прости».
Лайла со вздохом взяла бутылку. Голова шла кругом, ужасно хотелось спать.
И вдруг сверху раздался крик:
– Хальс!
«Земля».
Колокола пробили двенадцать раз, потом еще двенадцать. Келл сбился со счета, а они все звонили и звонили – набралось бы на день, на неделю, на месяц.
Непрерывный звон мог означать только одно: прибыли знатные гости.
Келл стоял на балконе и смотрел на них. С тех пор, как Лондон в последний раз принимал игры Эссен Таш, прошло шесть лет, но он до сих пор помнил нескончаемые процессии людей и кораблей. Он смотрел на них и думал: интересно, откуда они прибыли, что видели по пути. Мир был для него недоступен, но в подобных редких случаях мир сам приходил к нему в гости.
Вот и теперь, глядя, как поднимаются по Айлу корабли (насколько позволяли плавучие арены Рая), он поймал себя на том, что гадает: какой из них выбрала бы Лайла. Были там и мелкие частные катера, но преобладали все же большие, роскошные, специально построенные для того, чтобы доставить богатых купцов и дворян из Фаро и Веска в арнезийскую столицу. И везде на парусах или бортах красовались гербы их стран. Вместе с разрешительными документами они откроют кораблям доступ в порт на все время Эссен Таш.
Какой выбрала бы Лайла? Вон тот, изящный, серебристый, под фароанским гербом? Или что-то более дерзкое, например ярко раскрашенный вескийский корабль? Или гордый арнезийский парусник из темного полированного дерева? И вообще, что она понимает в мореплавании? Ничего, конечно, но если кто и умеет сделать непривычное обыденным, а невозможное – простым, то это Дилайла Бард.
– Чего усмехаешься? – Рядом появился Рай.
– Из-за твоих арен на реке суматоха.
– Чушь, – возразил Рай. – Я возвел временные пристани на северном и южном берегах по обе стороны от города. Места полным-полно.
– Скажи это нашим гостям. – Келл кивком указал на Айл.
Корабли расступились, уступая дорогу вескийской армаде. Она остановилась, лишь дойдя до преграды. Роскошная парадная баржа из красного дерева шла под темными парусами с королевским гербом – летящая птица на фоне белой луны. С флангов баржу сопровождали два военных корабля.
Через несколько минут за ней последовала имперская флотилия из Фаро. Ажурные серебристые корабли, силуэт черного дерева на парусах.
– Пора идти, – сказал принц. – Мы должны их встретить.
– Мы? – переспросил Келл, хотя король ясно дал понять, что его присутствие обязательно. И не потому, что он для них родной, с грустью подумал Келл, а потому, что он авен. Символ арнезийской власти.
– Они захотят тебя увидеть, – сказал король, и Келл прекрасно понял. Максим имел в виду не лично Келла, а волшебника-антари. Юноша ощетинился. Ну почему он чувствует себя трофеем? Хуже того, дорогой безделушкой…
– Прекрати! – прикрикнул на него Рай.
– Что прекратить?
– Выкини из головы то, что заставляет тебя хмуриться больше обычного. У нас у обоих морщины появятся. – Келл вздохнул. – Пойдем! – поторопил Рай. – Я не предстану перед ними в одиночку.
– Кого же ты боишься? Лорда Сол-ин-Ара?
– Кору.
– Вескийскую принцессу? – рассмеялся Келл. – Да она же еще дитя.
– Это раньше она была дитя, причем невыносимое. А теперь, говорят, выросла и стала сущей ведьмой.
Келл покачал головой.
– Ну ладно, пойдем. – Он положил руку принцу на плечо. – Я тебя спасу.
– О мой герой.
В Красном дворце было пять залов. В Большом устраивали балы, он сверкал полированным деревом и хрустальными скульптурами. Золотой, отделанный камнем и драгоценными металлами, использовали для приемов. Бриллиантовый находился в самом сердце дворца и был целиком стеклянным. Небесный был расположен под крышей, его мозаичные полы мерцали в лучах солнца и звезд. Последний, Розовый, потрясал величественной изящностью. Попасть в него можно было только через отдельный вход и вестибюль. Из потолочных окон лился яркий свет. Стены и пол были выложены королевским мрамором с прожилками граната и золота – дворцовые маги создавали этот минерал исключительно для нужд короны. Вместо колонн стройными рядами выстроились огромные вазы с букетами, а мимо них от дверей к трону вела золотая дорожка.
В Розовом зале королевская семья обычно встречалась с подданными, а сейчас было решено принять здесь царственных гостей.
Если те, конечно, соизволят явиться.
Келл и Рай стояли по обе стороны парадного крыльца. Рай облокотился о спинку отцовского трона, Келл вытянулся по стойке «смирно» возле королевы.