«Доспехи сконструированы так, – повторял он правила турнира, закружив руками воздух, – чтобы треснуть, – отскочил и направил порыв ветра в спину Гастре, – под ударом. – Гастра шагнул и повернулся к нему лицом. – Победителем станет тот, – под его руками забурлила вода, – кто первым нанесет десять ударов. – Вода разошлась на два потока, окутав обе руки. – Если только один из участников, – он метнул обе струи, заморозив их на лету, – не окажется неспособен продолжать борьбу, – Гастра сумел отбить только одну сосульку, вторая ударила в ногу и разбилась о доспех, – или не признает поражение».
Под маской Келл улыбнулся. Запыхавшийся стражник снял шлем – под ним тоже сияла улыбка. Келл снял серебряную маску, взъерошив влажные волосы.
– Вот, значит, чем вы здесь занимаетесь все последние недели, мастер Келл! – проговорил Гастра. – Готовитесь к турниру!
Поколебавшись, Келл ответил:
– Да, наверное. – Ведь он и вправду тренировался, только не знал, для чего.
– Оно и чувствуется, – подтвердил стражник. – Вам это легко дается.
Келл рассмеялся. Честно говоря, у него болело все тело, и хотя кровь пела в бою, силы быстро иссякали. Он слишком привык к магии крови; владение стихиями требовало большей отдачи. После заклинаний крови сразу наваливалась усталость, но такая битва изматывала гораздо сильнее. Перед турниром надо бы хорошенько выспаться.
Гастра пересек тренировочный зал, ступая осторожно, будто по священной земле, и остановился у сводчатых дверей, глядя на стол, где было разложено снаряжение – чаша с водой, сосуды с землей, песком, маслом.
– А у тебя есть своя стихия? – спросил Келл, приглаживая волосы.
Улыбка Гастры стала мягче.
– Всего понемногу, сэр.
– Как это? – заинтересовался Келл.
– Родители хотели, чтобы я стал жрецом, – ответил Гастра, почесав затылок. – А мне это казалось неинтересным. Целыми днями медитировать в этом сыром каменном…
– Ты умеешь создавать равновесие? – изумленно спросил Келл. Жрецов выбирали не за силу во владении одной стихией, а за умение повелевать всеми сразу. Им была подвластна гармония, дающая жизнь. Равновесие стихий считалось священным искусством. Даже Келлу оно давалось с трудом. Как порыв ветра может выкорчевать с корнем слабый росток, так и сила антари была слишком велика для тонких материй. Он мог воздействовать на то, что уже созрело, но юная жизнь хрупка и требует бережного отношения.
Молодой стражник пожал плечами и просиял.
– Хотите посмотреть? – В его голосе слышалось смущение.
– Прямо сейчас? – Келл поглядел по сторонам.
Гастра улыбнулся и достал из кармана маленькое семечко. Келл удивленно приподнял бровь.
– Держу на случай, если понадобится очаровать девушку, – усмехнулся стражник. – Люди ведь любят грудь раздувать, хотят, чтоб все кругом сверкало да гремело. Но знали б вы, сколько ночей начинались с такого семечка, а заканчивались… – Гастра, когда волновался, начинал болтать без умолку, а рядом с Келлом, похоже, волновался сильнее обычного. – И вряд ли вам, сэр, приходилось так напрягаться, чтобы им понравиться.
Гастра окинул взглядом частички стихий на столе. В небольшой миске лежала земля – не жирная садовая, а сухая дорожная, собранная между булыжниками мостовой. Не самый изящный объект для тренировок. Келл вообще-то предпочитал не землю, а камни. Зато земля имелась кругом в изобилии. Гастра зачерпнул пригоршню, сделал пальцем вмятинку и положил семечко. Потом обмакнул руку в миску с водой, придавил землю, слепил шар с семечком внутри. Закрыл глаза, шевельнул губами. Келл почувствовал в воздухе едва уловимое тепло – это ощущение он часто испытывал рядом с Тиреном.
И потом, что-то шепча, Гастра медленно раскрыл ладони. Шарик влажной земли лежал в них, как яйцо.
Вдруг из сырой земли проклюнулся зеленый стебелек. Келл смотрел как завороженный. Стебелек подрос на дюйм, на два, изогнулся в воздухе. Раскрылись темно-фиолетовые листья, между ними распустился круглый белый цветок.
Гастра показал ему деревце, явно довольный собой.
– Как оно называется? – спросил Келл.
– Ацина, – ответил стражник. – Ее листья успокаивают боль.
– Потрясающе.
Юноша пожал плечами.
– Мама с отцом не одобрили, когда я выбрал военную службу.
– Я их понимаю. – Келл хотел сказать Гастре, что он напрасно теряет время. Что его талант слишком ценен, чтобы отринуть его ради меча и доспехов. Но, с другой стороны, если бы место человека определялось только его талантами, мог бы Келл претендовать на большее?
– Но это только потому, что они не знают, где я служу, – радостно продолжал Гастра. – Они ведь думают, я патрулирую улицы в ша. Знай они, что я охраняю вас, сэр, они бы гордились. Кроме того, мы с отцом договорились, – добавил он. – Рано или поздно я все-таки уйду в святилище. Но я с детства, сколько себя помню, мечтал быть стражником. Я понимал, что если не попробую, не знать мне покоя. Нет ничего хуже, чем думать да гадать, что было бы, если бы… Поэтому я и решил – а почему бы не поспеть и тут, и там? Святилище от меня не уйдет, когда буду готов – отправлюсь туда.
– А если погибнешь раньше?
Радостный огонек в глазах Гастры не дрогнул.
– Тогда мой дар унаследует кто-то другой. И хорошо, если не такой упрямый. Так моя матушка говорит. А когда никто не видит, – доверительно сообщил он, – я иногда ухаживаю за дворцовыми клумбами.
Келл улыбнулся. Для зимы зелень в саду и впрямь слишком пышная. Гастра покосился на лестницу:
– Нам пора идти…
– Время еще есть, – заверил его Келл и встал.
– Откуда вы знаете? – спросил Гастра. – Колоколов здесь не слышно, и окон нет.
– Магия, – сказал Келл и, когда глаза Гастры распахнулись, добавил: – И еще вот это. – Он указал на песочные часы, стоявшие на столе среди прочего снаряжения.
Песок в часах еще оставался, и Келл не хотел появляться перед внешним миром раньше положенного.
– Давай еще потренируемся.
Гастра встал на позицию.
– Да, сэр.
– Зови меня Камероу, – велел Келл и снова надел шлем.
Сесса ав!
Эти слова пылали на прорицательских стендах по всему Лондону.
Два дня!
Город начал обратный отсчет.
Два дня до Эссен Таш!
Всего два дня, а у Лайлы Бард хлопот полон рот.
Она надеялась найти какой-либо неизбежный сбой в системе, запугать или подкупить того, кто составляет списки, полагалась на счастливый случай. Но, как выяснилось, участники были выбраны много недель назад. В списке было всего двенадцать имен и двое запасных, а значит, если Лайла Бард хочет выйти на арену, придется похитить чье-то имя.
В свое время Лайла чего только не воровала, но личностей в этом списке не было. Да, она брала вымышленные имена, играла множество придуманных ролей, но никогда не выдавала себя за другого, реального человека.
И надо не просто выдать себя за другого. Надо еще занять его место.
«Овчинка выделки не стоит», – предостерег ее голос в голове, занудный и прагматичный, так похожий на голос Келла. Конечно, это безумие. Конечно, надо просто сидеть на трибунах и болеть за своего капитана, поставить на него и заработать пару монет. И вообще, что она будет делать на ринге? Она тренируется всего-то несколько месяцев.
И все-таки.
Это слово бередило душу, как заноза.
Все-таки.
Все-таки она неугомонна.
Все-таки мечтает пощекотать нервы.
Все-таки как же это будет здорово!
А в том, что касается магии, Лайла не просто прилежная ученица. У нее врожденный талант.
Много месяцев назад мастер Тирен сказал, что в ней таится некая сила, которая ждет, когда ее разбудят. Что ж, Лайла давно тыкала ее палкой, и теперь эта сила проснулась – живет, трепещет, такая же неугомонная.
И от этого Лайла потеряла голову.
Но оставалась еще эта скучная проблема со списком.
Лайла целый день бродила по Красному Лондону, выясняя все, что можно, об Эссен Таш и его участниках. Заходила в таверны, бордели, общественные места, потому что знала: там легко найти ответы, даже не задавая вопросов. Можно, конечно, позолотить нужную руку, однако, если посидеть подольше за столом, выяснишь куда больше, чем тебе расскажут за деньги. А все разговоры крутились вокруг турнира.
Одним из арнезийских претендентов на победу считался Алукард. Другими фаворитами были женщина по имени Кисмайра, победительница прошлого турнира, и некий Джиннар. Но это лишь имена. А ей надо было увидеть их воочию до выхода на арену. Она пообещала себе: если они не подойдут для ее целей, она откажется от этой затеи и будет тихо сидеть на трибунах со всей командой. Но только если не подойдут. А значит, надо на них посмотреть. Оценить.
Лайла в сердцах отставила пустой бокал, встала и побрела к себе в таверну.
Но ноги сами собой свернули с дороги, и, опомнившись, она обнаружила, что стоит на главном проспекте напротив королевского дворца. Она не удивилась. Ее целый день тянуло сюда. И взгляд целый день невольно возвращался к сверкающему зданию.
«Входи», – сказал голос.
Лайла фыркнула. И что теперь делать? Подняться по парадной лестнице? Она уже бывала здесь, но в качестве гостьи, по украденному приглашению. Тогда двери были распахнуты, а сейчас стояли закрытыми, под охраной десятка стражников в сияющей броне и красных капюшонах.
И что она им скажет? «Я пришла повидать принца с черным глазом»? Возможно, знание английского поможет пройти в парадную дверь, но что дальше? Узнают ли в ней король и королева ту жалкую девчонку, которая помогла Келлу спасти город? Наверное, Рай ее вспомнил бы. При мысли о принце на душе стало теплее. Она вспомнила его не таким, каким он был, оказавшись во власти Астрид Дан, и не истекающим кровью в святилище, а позже – среди подушек, с темными кругами вокруг золотистых глаз. Усталый, добрый, он пытался заигрывать с ней, невзирая на боль.
А Келл?
Как живет черноглазый принц? Будет ли рад увидеть ее? Предложит выпить и станет расспрашивать о ее странствиях? Или нахмурится и отправит обратно в ее собственный мир?