На кровати лежал темный плащ. Она набросила его на плечи, взяла шляпу, осторожно надела ее и поглядела в зеркало. Оттуда на нее смотрел кто-то незнакомый – еще не Эльсор, но уже не Бард. Чего-то не хватало. Пряжки! Она порылась в карманах, достала радужную застежку, приколола у шеи. Потом вздернула голову, копируя осанку и манеры Эльсора, и сходство стало полнее.
Лайла расплылась в улыбке и прицепила к поясу короткую шпагу. Это ничуть не хуже, чем быть пиратом, подумалось ей.
– Аван, рас Эльсор, – поклонилась ей статная женщина – хозяйка таверны, когда Лайла вышла на лестницу.
Лайла кивнула в ответ, жалея, что ни разу не слышала голоса Эльсора. Кажется, Алукард сказал, что Стросс родом из тех же краев. Акцент у него был резкий, и Лайла, подражая ему, негромко произнесла:
– Аван.
Удалось. Больше никто не обратил на нее никакого внимания, и Лайла вышла на предрассветную улицу. Уже не воровка и не морячка, а маг и волшебник, готовый сразиться на арене Эссен Таш.
Глава 7Перекрестки
Накануне Эссен Таш Ночной рынок проснулся около полудня.
Часы работы, очевидно, изменились в расчете на богатых гостей, прибывших на праздник. Чтобы убить время до Ночи знамен, Лайла бродила между прилавками, позвякивая монетами в кармане Эльсора. Она купила чашку пряного чая, сладкую булочку и стала вживаться в новый образ.
Она не осмелилась вернуться в «Блуждающую дорогу» – там придется снова стать Дилайлой Бард, потому что ее все равно разоблачат. Ничего, когда начнется турнир, это станет не важно. Лица исчезнут под масками. А сегодня надо, чтобы ее увидели. Разглядели. Запомнили.
Это было нетрудно. Лавочники обожают посплетничать. Достаточно, купив что-нибудь, завязать разговор, обронить намек, раз-другой назвать имя, обходя стороной тему турнира, забыть какую-нибудь безделушку, чтобы за тобой побежали вдогонку, крича: «Эльсор! Мастер Эльсор!»
И когда она пересекла весь рынок, дело было сделано, по толпе поползли слухи. «Стейсен Эльсор. Будет состязаться. Красивый малый. Худоват только. Никогда его не видал. Что он умеет? Ну, скоро увидим». Она ловила на себе взгляды, слышала обрывки разговоров, боролась с воровским инстинктом скрыться с глаз.
«Еще рано», – сказала себе она, когда солнце наконец склонилось к горизонту.
Не хватало еще кое-чего.
Она направилась в палатку к Калле.
– Рановато ты пришла, – сказала хозяйка.
– Вы не назначили время.
Торговка застыла, пораженная новым обликом гостьи.
– Как я выгляжу? – спросила Лайла, разглаживая плащ Эльсора.
– Еще меньше похожа на женщину, – вздохнула Калла, сдернула шляпу с головы Лайлы и повертела в руках. – Неплохо, – оценила она, потом заметила коротко остриженные волосы. – А это еще что?
– Хотелось перемен, – пожала плечами Лайла.
Калла укоризненно покачала головой, но спорить не стала. Вместо этого она нырнула за занавеску и вынесла футляр.
Внутри лежала маска.
Лайла взяла ее в руки и едва не выронила. Изнутри маска была окована темным металлом, гладким, будто литым. Калла разъяла на части прежнюю маску демона и сотворила из нее нечто совершенно новое. Черные рога уже не торчали над головой, а изящно загибались назад. Надбровная часть стала острее, нависала над глазами, как козырек, а нижний край, который раньше был на уровне скул, теперь опускался по щекам, повторяя линию челюстей. По-прежнему лик демона, но уже другой породы.
Лайла надела маску и залюбовалась ее дьявольской красотой. Вдруг Калла протянула ей еще одну штуковину – из такой же черной кожи, с таким же темным металлом, напоминающую диадему или же линию улыбающихся губ – края приподняты выше середины. Лайла повертела ее в руках, недоумевая, что с этим делать. Калла отобрала у нее вещицу, зашла за спину и защелкнула ее у Лайлы на шее.
– Чтобы голова удержалась на плечах, – пояснила мастерица и ловко пристегнула воротник к незаметным петлям по нижнему краю маски. Поглядев в зеркало, Лайла увидела свое лицо, словно зажатое между огромными челюстями.
Она зловеще усмехнулась, и зубы блеснули в глубине дьявольской пасти.
– Вы чудо, – сказала Лайла.
– Анеш, – пожала плечами Калла, но Лайла видела, что мастерица горда своей работой. Ей вдруг захотелось обнять эту женщину, но она сдержала порыв.
Шарнирная челюсть позволяла поднять верхнюю часть маски. Голова демона увенчала ее собственную, как корона, а челюсть осталась на месте.
– Как я выгляжу? – спросила Лайла.
– Необычно, – ответила Калла. – И страшно.
– То, что надо, – улыбнулась Лайла.
Зазвонили колокола, и ее улыбка стала шире.
Время пришло.
Келл подошел к кровати и осмотрел одежду – черные брюки и черная рубашка с высоким воротником, расшитая золотом. Поверх рубашки лежала золотая фибула, которую принц выдал брату для королевского приема. Плащ лежал на спинке кресла и терпеливо ждал, но Келл не подошел к нему. Это талисман путешественника, а сегодня он не покинет дворца.
Одежду, лежавшую на кровати, выбирал Рай, и это не просто подарок.
В подарке скрыт намек.
Камероу ты станешь завтра.
А сегодня ты Келл.
Недавно заходил Гастра, чтобы по приказу Рая забрать маску.
Келлу не хотелось расставаться с ней.
– Радуетесь, наверное, – по-своему истолковал его колебания Гастра, – из-за турнира. Думаю, нечасто вам выпадает случай проявить храбрость.
– Это не игра, – заявил Келл, пожалуй, слишком сурово. – На кону стоит безопасность королевства. – Гастра побледнел, и Келла кольнула совесть.
– Я дал присягу защищать королевскую семью, – сказал Гастра.
– Сожалею, что тебе приходится защищать и меня, – грустно сказал Келл.
– Это честь для меня, сэр. – В тоне юноши слышалась чистая, неподдельная искренность. – Я готов отдать за вас жизнь.
– Надеюсь, не придется, – сказал Келл и протянул ему маску Камероу.
– Я тоже, сэр. – Юный стражник смущенно улыбнулся.
Келл прошелся по комнате и постарался выкинуть из головы завтрашний день. Для начала надо пережить сегодняшний вечер.
У стены стояли кувшин и тазик. Келл наполнил ванну, прижал ладони к ее бокам и держал, пока вода не согрелась. Помывшись, он оделся в выбранный принцем наряд. Надо порадовать брата – это самое малое, что он может для него сделать. Хотя, надевая тунику, Келл спросил себя, долго ли Рай будет требовать награды в благодарность за свой подарок. Легко представлялось, как десять лет спустя Рай все еще просит принести ему чаю, ссылаясь на все ту же историю.
– Сам налей, – скажет Келл, и Рай с укоризной ответит:
– Помнишь Камероу?
Вечерний костюм был тесен, подчеркивал фигуру по моде, которая нравилась Раю, и казался полупрозрачным. Узкий покрой заставил Келла выпрямиться во весь рост, забыв о привычной сутулости. Он застегнул золотые пуговицы, в том числе на рукавах и манжетах – боже, сколько же тут застежек! – потом приколол над сердцем королевскую фибулу.
Келл оглядел себя в зеркало и замер.
Даже со светлой кожей и рыжими волосами, даже с черным глазом, блестевшим, как полированный камень, он выглядел по-королевски. Келл долго любовался своим отражением, как зачарованный.
Он выглядел как принц.
Рай стоял перед зеркалом, застегивая блестящие пуговицы на тунике. За закрытыми окнами клубились, будто пар холодной ночью, звуки праздника – стук колес подъезжающих карет, смех, шаги и музыка.
Он опаздывал и знал это, но никак не мог взять себя в руки, побороть страх. Темнело, ночная мгла наваливалась на дворец и на него, сжимая грудь невыносимой тяжестью.
Он налил себе бокал – уже третий, поглядел в зеркало и вымученно улыбнулся.
Куда подевался принц – любитель праздников, который не знал ничего лучше, чем дарить радость и быть в центре внимания?
Умер, сухо подумал Рай, не успев вовремя остановиться, и не в первый раз порадовался, что Келл не может читать его мысли с той же легкостью, с какой ощущает его боль. К счастью, остальные до сих пор видят в нем прежнего Рая, а не того, кем он стал сейчас. И непонятно – то ли он хорошо притворяется, то ли они смотрят невнимательно. Что тут скажешь? Келл подарил ему жизнь, отдав свою, и не виноват, что брату эта новая жизнь нравится меньше, чем прежняя. А прежнюю Рай потерял по собственной глупости.
Он залпом выпил бокал, надеясь поднять себе настроение, но мир стал еще более тусклым. Он коснулся блестящих пуговиц, в сотый раз поправил корону, вздрогнул от холодного сквозняка.
– Золота на тебе маловато, – послышался голос от балконной двери.
Рай окаменел.
– Куда смотрит стража? – медленно произнес он. – Почему впускают пиратов?
Нежданный гость сделал шаг, другой, и бесчисленное серебро на нем зазвенело, как колокольчики.
– Теперь нас называют каперами.
Рай обернулся и увидел Алукарда Эмери.
– Что касается золота, – спокойно сказал принц, – его ровно столько, сколько нужно. Чем больше на себя надеваешь, тем больше желающих тебя обчистить.
– Вот же дилемма, – покачал головой Алукард и приблизился еще на шаг. Рай присмотрелся к нему. Его темно-синий наряд с серебристым плащом, очевидно, никогда не бывал в море. Густые темные волосы аккуратно уложены и усеяны драгоценными камнями, над правым глазом сверкает сапфир. Эти глаза – словно ночные лилии в лунном свете. Раньше он благоухал этими лилиями. А теперь пахнет морским ветром и пряностями, и еще чем-то неведомым из далеких земель, где Рай никогда не бывал.
– Что привело разбойника в мои покои? – спросил Рай.
– Уж и разбойника, – Алукард попробовал слово на вкус. – Но лучше быть разбойником, чем скучающим придворным.
Рай почувствовал, как глаза Алукарда медленно, жадно ощупывают его, и зарделся. Лицо вспыхнуло, волна жара покатилась вниз – под воротник, вдоль груди, под рубашку и пояс. Это было непривычно. Рай не владел магией, но в личных делах привык повелевать – обычно все происходило по его прихоти и ради его удовольствия. Но сейчас власть ускользала. Единственным человеком в Арнсе, способным смутить принца, превратить его из гордого владыки в нервного юнца, был Алукард Эмери. Изгнанник. Разбойник. Пират. И при этом – королевский родственник. Не претендент на престол, но все же… Алукард Эмери мог бы иметь герб и теплое местечко при дворе. Но предпочел сбежать.