И тут в голову ей пришла свежая идея.
Необычная и опасная – то есть совершенно в ее вкусе.
Пожалуй, подумала Лайла, пришло время пойти на бал.
Келл шел по улице, и толпа перед ним расступалась. Он снял шлем, вывернул плащ, но волосы слиплись от пота, а дыхание еще не успокоилось.
– Рай! – окликнул он принца, который в окружении стражи шел ко дворцу.
– Что ты тут делаешь? – удивился он.
– Это была она! – прошептал Келл, поравнявшись с братом.
Люди вокруг кричали и махали, надеясь поймать хотя бы взгляд и улыбку принца.
– Кто? – спросил Рай так же тихо, взмахом руки отвечая на приветствия толпы.
– Стейсен Эльсор, – прошептал Келл. – Это Лайла.
Рай наморщил лоб.
– Понимаю, у тебя был нелегкий день, – он потрепал брата по плечу. – Но очевидно…
– Рай, я видел ее своими глазами. Она со мной говорила.
Рай покачал головой, продолжая улыбаться.
– Не может быть. Тирен выбрал бойцов много недель назад.
Келл огляделся, но Тирена, как назло, рядом не было.
– Меня-то он не выбирал.
– Зато тебя выбрал я. – Они подошли к дворцовой лестнице, оставляя толпу позади.
– Ничего не понимаю. Может, она и есть Эльсор, а может, просто выдает себя за него. Но человек, с которым я сражался на арене, это не какой-то неизвестный маг из провинции. Это была Дилайла Бард.
– Поэтому ты и проиграл так легко? – спросил принц на вершине лестницы.
– Ты же сам мне велел! – огрызнулся Келл. Стражники распахнули дверь, и его слова эхом отдались в пустом вестибюле. Келл поднял глаза и ахнул: посреди вестибюля стоял король. Максим бросил на Келла всего один взгляд и коротко велел:
– Наверх. Сейчас же.
Все поднялись в комнату Келла.
– Мне казалось, я выразился совершенно ясно, – сказал король.
Келл сидел в кресле у балкона. Его отчитывали, как ребенка, а Стафф и Гастра безмолвно стояли рядом. Рай получил приказ подождать снаружи и в ярости расхаживал по коридору.
– Разве я не велел тебе оставаться во дворце? – спросил король.
– Велели, но…
– Ты остался глух к моим пожеланиям?
– Нет, сэр.
– Видимо, когда я просил как отец, ты плохо меня понял. Теперь я приказываю тебе как король. Ты не имеешь права покидать дворец до особого распоряжения.
Келл оцепенел.
– Это несправедливо.
– Не веди себя как ребенок. Я бы не просил, если бы это не было ради твоего же блага. – Келл насупился, и глаза короля потемнели. – Хочешь оспорить приказ?
– Нет. – Келл постарался убрать морщинки со лба. – Но мы оба понимаем, что это не имеет отношения к моему благу.
– Верно. Это делается для блага государства. И если ты предан короне и семье, то останешься во дворце, пока турнир не закончится. Ты меня понял?
У Келла сдавило грудь.
– Да, сэр, – еле слышно прошептал он.
Король обернулся к Стаффу и Гастре.
– Если он еще раз выйдет из дворца, вы оба будете наказаны. Ясно?
– Да, ваше величество, – мрачно ответили они.
И король ушел.
Келл уронил голову на руки, глубоко вздохнул, потом одним взмахом скинул все со стола, раскидав книги и разбив о мозаичный пол бутылку ависского вина.
– Вино-то зачем переводишь? – проворчал Рай, опускаясь в кресло напротив.
Келл откинулся на спинку и закрыл глаза.
– Все не так уж плохо, – подбодрил Рай. – Зато ты успел выйти из состязания.
От этого Келлу стало еще горше. Пальцы потянулись к амулетам на шее, и он с трудом подавил желание сбежать. Но нельзя: что бы ни думал король, Келл всей душой предан королевскому дому, своей семье. Брату.
Принц подался вперед, не желая замечать, какая буря бушует в душе у Келла.
– Ну, – сказал он, – что наденем на праздник?
– Иди ты со своим праздником, – буркнул Келл.
– Да ладно. Там тебя не искусают. Кроме того, а что, если на празднике появится некая молодая особа со склонностью к переодеванию? Неужели ты упустишь такой случай?
Келл оторвал голову от подушки.
– Ей вообще нельзя было состязаться.
– Поздно. Она уже достигла немалых успехов. Возможно, ты ее недооценивал.
– Я ей поддался.
– И все остальные тоже? – весело спросил Рай. – Мне показалось, она вполне способна за себя постоять.
Келл застонал. Это правда. Но совершенно невозможно. Впрочем, как и все, что делает Лайла. Он встал.
– Так уж и быть.
– Развлечешься немного.
– Но больше никакого красного с золотом, – заявил Келл и вывернул плащ. – Сегодня я буду в черном.
Лайла вошла в палатку. Калла напевала, подкалывая булавками подол юбки.
– Лайла! – кинулась она навстречу. – Аван! Чем могу быть полезна? Нужна шляпа? Может быть, манжеты?
– Дело в том… – Лайла провела рукой по вешалке с плащами, вздохнула и повернулась к платьям. – В общем, мне нужно вот это. – Глядя на пышные непрактичные наряды, она испытывала что-то вроде ужаса, но Калла расплылась в восторженной улыбке. – И не удивляйтесь, – добавила Лайла. – Это для мастера Келла.
Улыбка портнихи стала еще шире.
– По какому случаю?
– Турнирный бал. – Лайла потянулась к одному из платьев, но Калла шлепнула ее по руке.
– Никакого черного, – твердо сказала она. – Если уж решила приодеться, нарядись как следует.
– А что плохого в черном? Замечательный цвет.
– Да. Чтобы прятаться и растворяться среди теней. Чтобы штурмовать замки. Но не для бала. В прошлый раз я отпустила тебя в черном, а потом всю зиму мучилась.
– Если так, то у вас, наверное, мало своих забот.
Калла укоризненно покачала головой и обернулась к коллекции платьев. Лайла ощупывала их взглядом, поморщилась при виде яично-желтой юбки, пурпурных бархатных рукавов. Они походили на спелые фрукты, на изысканные десерты. Лайле хотелось выглядеть величественно, а не пробуждать аппетит.
– Вот, – сказала Калла и сняла с вешалки одно из платьев. Лайла внутренне сжалась. – Нравится?
Оно было не черное, но и не конфетно-яркое. Темно-зеленое, как ночной лес, где сквозь листву пробиваются лунные лучи.
В первый раз Лайла сбежала из дома – если его можно так назвать, – когда ей было десять лет. Она пришла в Сент-Джеймсский парк, забралась на невысокое дерево и просидела там всю ночь, дрожа от холода и глядя сквозь ветки на луну, мечтая о дальних краях. Утром притащилась обратно и обнаружила дома беспробудно пьяного отца. Он даже не заметил, что дочка пропадала.
Калла заметила тень у нее на лице.
– Не нравится?
– Очень красивое, – сказала Лайла. – Но не для меня. – Она с трудом подбирала слова. – Не для той, какая я сейчас. А для той, какой была раньше.
Калла кивнула, повесила платье обратно.
– Ну-ка, ну-ка… – Она отыскала еще одно. – А вот это?
Платье было… неописуемое. Цвет где-то между синим и серым, и все усеяно тысячами серебряных капелек. По лифу и рукавам пробегали лучи света, и казалось, что платье переливается сумрачным блеском.
Оно вызывало в памяти море и ночное небо. Блеск ножей, звездный свет и свободу.
– То, что надо, – прошептала Лайла.
Она попыталась примерить платье и только сейчас поняла, как сложно оно устроено. В руках у Каллы оно выглядело как стопка красиво сшитых лоскутов, но на самом деле представляло собой очень хитрую конструкцию.
Очевидно, этой зимой в моде были сложные фасоны – сотни застежек, пуговиц, зажимов. Изрядно повозившись, Калла как-то умудрилась переодеть Лайлу в новый наряд.
– Анеш, – вздохнула она, справившись наконец.
Лайла осторожно посмотрела в зеркало, ожидая обнаружить на себе хитроумное пыточное устройство. Но вместо этого ахнула от изумления.
Сложный фасон придал худенькой фигурке Лайлы округлости, пусть и скромные. У нее появилась талия. Выше талии платье мало чем помогло, поскольку работать было практически не с чем, но, к счастью, этой зимой было модно подчеркивать плечи, а не бюст. Воротник смутно напомнил Лайле изгиб ее новой маски. Это воспоминание придало ей сил.
Строго говоря, это был еще один маскарадный костюм.
К огорчению Каллы, Лайла осталась в узких черных брюках и сапогах, заявив, что их все равно никто не увидит.
– Надеюсь, снять платье будет проще, чем надеть? – спросила Лайла.
Калла приподняла бровь:
– Думаешь, мастер Келл не знает, как это делается?
Лайла вспыхнула. Надо было развеять догадки портнихи еще много месяцев назад, но из-за этих догадок – о том, что Лайла и Келл… гм… обручены или хотя бы как-то связаны – Калла в первую очередь и согласилась ей помогать. И помощь ее была неоценимой. Так что – прочь, гордость.
– Сначала надо отстегнуть вот это. – Калла показала две булавки внизу корсета.
Лайла потянулась руками за спину, ощупала кружева, размышляя, можно ли спрятать под ними кинжал.
– Сядь, – велела портниха.
– Не знаю, получится ли…
Калла укоризненно покачала головой и указала на табуретку. Лайла осторожно опустилась.
– Не бойся. Платье не порвется.
– Я не за платье боюсь, – пробормотала Лайла. Неудивительно, что женщины, которых она обкрадывала, так часто падали в обморок. Они просто не могли дышать, и Лайла была уверена, что их корсеты не были и вполовину такими тесными.
«Хватит ныть, – велела себе Лайла. – Я и пяти минут в платье не проходила, а уже расхныкалась».
– Закрой глаза.
Лайла недоверчиво моргнула.
– Токк, доверься мне.
Доверять Лайла не умела. Но, раз уж начала, придется пройти до конца, тем более что на ней новое платье. Она закрыла глаза, и Калла втерла что-то под бровями, а затем в губы.
Не раскрывая глаз, Лайла чувствовала, как по волосам прошлась расческа, мягкие пальцы начали перебирать пряди.
За работой Калла напевала, и Лайле внезапно взгрустнулось. Мамы не было на свете уже давно, и Лайла с трудом воскрешала в памяти прикосновение ее рук, звук ее голоса.
«Тигр, о тигр, светло горящий…»
Ладони вспыхнули, и Лайла, опасаясь ненароком поджечь платье, поспешно свела их и сосредоточилась на ковровых стенах палатки и легкой боли от заколок, скользящих по голове.