кера космическими силами агрессора.
— Мы же пришли сюда затаиться! — выкрикнула из-за спины Эн Эйко. — Алексей!
Я читал достаточно книг о войне, да и фильмов повидал немало. Я лишь не знал, насколько боевые посты стационарных огневых точек дублируют рубки космических кораблей.
Вот и шанс проверить.
— Опасность бунта! — сказал я.
— Выполнено, — отрапортовал компьютер, когда синеватый стакан защитного поля накрыл кресло. Эн Эйко, уже поднявшая пистолет, не рискнула выстрелить.
Я посмотрел на экран, где красные точки «рассеивали» зелёные, а десяток десантников сходился вокруг штаба.
— Атака десанта, выполнять, — сказал я.
— Выполняется, — подтвердил мягкий голос.
Что происходило над нами, на поверхности, я представлял прекрасно. Лазерные турели и ракетные трубы, лезущие из земли. Разворачивающиеся чащи радаров. Всполохи энергии — огненные плети, мощности которых хватает для боевых кораблей.
На десант, пусть и хорошо защищенный, тоже должно хватить.
— Мы же всё равно не победим! — закричала Эн Эйко. — Всё равно! Истребители уничтожат бункер, «Лоредан» сядет и закрепится, планету сожгут мезонной бомбардировкой!
Её голос был искажен защитным полем, и казался не совсем человеческим.
В какой-то мере оно было верно.
— Там мои друзья, — сказал я, кивая на экран, где безнадёжно огрызался штаб космопехоты. — Теперь — у них есть шанс.
— У нас? У нас — есть? — крикнула Эн Эйко. Маленькая, хорошенькая, кудрявая девочка Эн, которую очень хорошо научили служить и защищать.
Своих.
Мы все для неё чужие. И нет разницы между псилонцем и человеком с фронтира.
— Шанс был бы, — сказал я. — Если бы ты не передала псилонцам информацию о трёх известных тебе боевых точках.
Я смотрел на лицо Артёма — мне хотелось знать, известно ли это ему.
Мальчик закусил губу.
Знал.
— Псих! — закричала Эн Эйко. — Это был единственная возможность! Нам позволили бы покинуть планету!
Одной рукой она схватила Артёма, прижала к себе, словно куклу. Пистолет смотрел мне в лоб, но стрелять девочка не пробовала. Видимо, реально оценивала мощность защитного поля.
— Сорок процентов боевых систем выведены из строя, — сообщил компьютер. — Уничтожено девять вражеских особей.
Я ждал. Мне не надо было касаться кнопок и ловить врагов в перекрестья прицела. Время детских игр кончилось.
— Шестьдесят процентов боевых систем выведено из строя. Уничтожено четырнадцать вражеских особей. Случайные потери наших сил — в границах допустимых норм.
Игры — кончились. Зато нормы — остались.
— Восемьдесят процентов боевых систем выведено из строя. Уничтожено шестнадцать вражеских особей. Расчёту рекомендуется покинуть территорию бункера.
— Снять защиту с поста командира, — сказал я, вставая. На главном экране красные точки торопливо стекались в нашу сторону. Не уйти. Всё равно — не уйти. Но лучше под небом, а не в раскалившейся от плазмы бетонной норе.
— Сволочь! — сказала Эн Эйко.
— Не стреляй, я запрещаю! — крикнул Артём. — Не убивай его!
Я пожал плечами. Мне было почти всё равно. Я смог сделать то, что должен был сделать. Дальше — всё равно смерть.
— Кто же вы такие, — сказал я. — Знать бы…
Эн Эйко плакала, опустив пистолет. Она с удовольствием бы меня пристрелила, но, похоже, не могла нарушить прямой приказ брата.
Мне бы тоже стоило её убить. Потому, что эта девочка совершила самое неслыханное преступление в истории — предала человечество чужим. Даже в годы Смутной Войны это случалось совсем редко. Если и случалось — то под пытками, психоломкой, шантажом…
А здесь, гляди-ка, добровольно!
Что же происходит, а? Для чего сделали, именно сделали, эту девочку-робота, готовую пожертвовать человечеством ради… нет, не ради себя, ради братца.
Если он ей брат, конечно…
— Я выхожу наверх, — сказал я. — Вы — как хотите. Уговаривать не буду.
Но уговаривать и не пришлось.
Только откинув люк и оказавшись на поверхности, я понял масштабы произошедшего.
Всё произошло слишком быстро. Не как в кино. Нырнули в бункер, приняли командование, приказ был отдан, боевые системы заработали… Три минуты боя, отсиженные под землёй.
Теперь я видел, что способна сотворить стационарная огневая точка космопорта, если её вовремя не уничтожить.
Черное всё было вокруг, выжженное в шлак. Пожарище, с островками бетонных плит. Там, где выдвигались оружейные турели, вообще ничего не осталось, только поблескивали лужицы расплавленного металла. Небо закрывали облака пепла, по ногам тоже мело чёрной порошей.
Сколько сил бросили псилонцы на эту незапланированную подземную крепость? Сколько их полегло… А если бы уцелели и другие?
— Гляди, Эн Эйко, — сказал я. — Это твоя работа.
— У меня только одна работа, — в её голосе не было ни капли эмоций. — Не я привела псилонцев на вашу планету.
Я не ответил — я смотрел на слабое движение в облаках пепла.
Как псилонец выбрался из разбитого бронекостюма — не знаю. И почему уцелел, когда костюм превратился в сверкающую лужицу, тоже. Конечно, ему всё равно досталось, идти он не мог.
Зато — полз.
Достав бластер я пошёл навстречу вражескому десантнику. Каждый шаг выбивал из-под ног струйки гари.
Псилонец поднял голову.
У него была серовато-синяя кожа, точь-в-точь как на картинках. Немного непропорциональные, слишком тонкие и короткие ноги, длинные руки с цепкими пальцами. А вот почему их иногда называют «яйцеголовыми» — не знаю, скорее, череп псилонца напоминал расширяющуюся кверху грушу. Остатки светлых волос торчали жидкими обгорелыми прядями, но больше никаких повреждений не было видно.
— Фигово дело? — спросил я.
Большие круглые глаза не мигая смотрели на меня. Без своего киборгизированного костюма псилонец был беззащитен. Даже более, чем я, вышедший из бункера. У него, похоже, и ручного оружия не было.
— Мир и любовь…
Давешний абори, тяжело переваливаясь, зарываясь в пепел по щиколотки, подошёл к нам. Дышал он тяжело, надсадно, а «говорил» ещё хуже. Надо же — выжил! Уцелел!
Я посмотрел на алую жемчужину в протянутой руке. Как настойчиво он мне её предлагает. Смешно.
И ещё это — «мир и любовь»…
— Где ты видишь — мир и любовь? — спросил я с любопытством. — А? Родной? Засунь свой камешек в положенное место.
Абори вздохнул:
— Место…
— А лучше — убегай подальше. Убьют ведь случайно.
— Случайно…
Я снова посмотрел в глаза псилонца. Тот ждал, спокойно и отстранёно. Может он был в шоке, может быть и впрямь, хрупкая и малочисленная раса умела умирать достойно.
— Ты ведь уже мёртв, — сказал я. — Вы все мертвы. Потому и пришли убивать. А я… я жив. Пока ещё.
— Пока ещё? — полюбопытствовал абори.
Засунув бластер в кобуру я повернулся. И оцепенел.
Сзади, полукругом, высились шесть псилонцев. Броня переливалась тёмными радужными огнями, будто перекалённый металл. Оружия в их руках не было, зачем? Вся их металлическая скорлупа была оружием. Наверное, дрогни мой палец на спуске бластера, я испарился бы в один миг.
Эн и Артём Эйко стояли рядом с псилонцами. Кажется, один из них говорил с девочкой.
Что ж, её предательство всё-таки оправдалось. Они улетят с планеты. Псилонцы — закрепятся. Имперский флот вывалит на поверхность сотню мезонных бомб.
Ничего не дала свирепая атака огневой точки «дельта», ничего, кроме краткого мига торжества.
Один из псилонцев шагнул вперед. Подошёл, поглядел на меня сверху вниз — в костюме он был выше на две головы, как минимум.
— Кто командовал сражением?
У них всегда были прекрасные системы перевода. Никаких проблем с коммуникацией они не испытывали, вот понять претензии примитивных рас, вроде людей или булрати, им было трудновато.
— Я командовал.
— Ты — солдат?
— Ополченец.
Лица псилонца не было видно за шлемом. Да и не сказало бы ничего мне выражение его лица.
— Ты надеялся победить?
— Нет.
— Нанести нам непоправимый ущерб?
— Нет.
— Чего ты хотел?
— Помочь нашим.
Абори тяжело пошёл к нам. Протянул руку с жемчужиной к псилонцу, прошамкал:
— Помочь нашим…
Вспышка — ослепительная, и непонятно даже, что и откуда выстрелило. Тело абори разлетелось кровавыми ошмётками.
— Зачем? — спросил я.
— Неполноценный разум, не способный бороться за существование, не должен мешать разговору разумных существ.
Надо же. Меня — зачислили в разумные. Исходя из чужой, причудливой логики.
— Ты будешь пленён, — сказал псилонец. — Скоро планета будет наша. Мы поведём переговоры с Императором Людей.
— Никто не будет вести с вами переговоры, — сказал я. — Война закончилась давным-давно. Вас просто уничтожат.
— Мы поведём переговоры, — повторил псилонец. — Корабль идёт на посадку. Те, кто помог нам, будут отпущены. Кто противостоял — уничтожены. Кто противостоял достойно — пленены.
Вряд ли он понял, что я смотрю уже не на него. В дымную, чёрную даль, на кромку леса.
— Вы зря убивали абори, — сказал я. — Ведь это не первый, кого вы убили?
— Неполноценный разум, — отрезал псилонец.
Горизонт будто шевелилась. Бурые, мягкие, аморфные фигуры выползали одна за другой. Я не знал, что они умеют двигаться так быстро.
— Вы ошиблись, — сказал я. — Вы снова ошиблись. Нельзя делить так просто. На своих и чужих, на полноценных и неполноценных. Это не срабатывает, никогда.
— Корабль садится, — торжественно сказал псилонец. Вытянул руку, сорвал с моего пояса бластер. Металлические пальцы сомкнулись, отбросили смятый пистолет. — Ты пленён.
Он шагнул к раненному сородичу. Легко поднял закованными в броню руками. Это было даже трогательно.
А небо, затянутое пеплом, исходило тягучим гулом. Крейсер ещё не был виден, но он шёл на посадку, оповещая о себе грохотом двигателей. Подул ветер — пепел погнало в сторону леса, и высоко-высоко блеснул исполинский цилиндр.