— Эй, да перестань ты, на правду не обижаются!
Не останавливаясь я шёл вперед, к кромке поля. Да, да, я хочу убраться отсюда! Я всю жизнь об этом мечтал! Но не мог же я, пацан, улететь на сказочную, великую, древнюю Терру, когда болела мать! И с этим проклятым набором волонтёров… ну не хотел я руку ломать, кто ж такое захочет, я себе тренировку устроил, решил показать всё, на что способен, комиссии, а тут…
И сегодня. Шла в руки удача, шла жемчужина огромной цены. Сдал бы её в контору, получил чек… и через неделю, на туристическом лайнере «Афанасий Никитин», что раз в полгода останавливается у планеты, отправился бы в метрополию.
А теперь — конец. «Всем миром на билет» мне не скинутся, это уж точно. Вместо того придёт батюшка Виталий, выпьет со мной, или травки покурит, если пост, посмотрит укоризненно в глаза, начнет говорить о Боге, о судьбе, о том, что я своим безалаберным поведением огорчаю Господа, что последствия — духовные — для меня будут очень прискорбны. И не замечу, как пойду под венец с пожилой, толстенькой, занудливой Ольгой Петровной…
Я пришёл в себя, оказавшись на краю взлётного поля. Было совсем темно, и в ночном небе вспыхивали, чиркали, сгорали и тухли звёзды. Ну, не звёзды… падающие звёзды. Наша планета окутана пылевым облаком — из-за него настоящих звёзд мы никогда и не видим. Зато каждый миг над головой сгорают тысячи микрометеоритов. Говорят, настоящие звёзды точно такие же, только они не мерцают, горят ровно и спокойно. Говорят, что наше звёздное небо красивее обычного. Потому и приезжают иногда туристы — провести одну ночь, потанцевать и выпить под мерцающим шатром…
Не знаю.
Я хотел бы увидеть настоящие звёзды.
Я хотел бы летать от звезды к звезде. Пройти по планетам Приграничья, посетить Терру. Кем угодно там быть! Хоть золотарём! Но не в нашей дыре! Господи, пусть не верю я в тебя, не верю, но молю, помоги вырваться отсюда! В настоящий, огромный мир, где можно стоять под небом, в котором горят звёзды, а не межпланетный мусор! Где происходят настоящие дела!
— Лёшка!
Из темноты возникла фигура в форме. Я узнал Дениса — почему-то он был при полном параде, даже три своих ордена нацепил. И звёздочку на погоны уже добавил…
— Так и знал, что это ты шатаешься… — уже потише сказал он, подходя. — Всё-таки военная территория, приятель!
Я молчал.
— Или я выбыл из разряда тех, с кем ты разговариваешь? — полюбопытствовал Денис.
— Нет… — выдавил я. — Извини. Ты был прав… во всём.
— Надо же, — Огарин развёл руками. — Ты признаёшь… — он замолчал, подошёл ближе, взял меня за руку. — И ты меня извини. У тебя неприятность случилась, а тут я со своими нравоучениями. Не держи зла.
— Мир и любовь, — ответил я. Надо же, способность шутить ещё не атрофировалась!
— Да, кстати… мир и любовь… У тебя водичка есть?
Я отстегнул с пояса новую флягу, рефлекторно прихваченную из трактира, молча подал Денису. Тот глотнул, снял фуражку и вылил остатки воды себе на голову. Задумчиво сказал:
— Красиво… всё-таки мне будет не хватать вашего неба… Держи!
В его ладони лежала жемчужина. Чуть поменьше той, что я проворонил днём. Но всё равно — большая.
— Я глянул по справочнику — должно хватить на билет в метрополию, — сказал Денис. — Бери.
— Нет.
— Что? — Огарин удивлённо посмотрел на меня. — Эй, Лёшка, привет! Это я! Я взял у тебя флягу воды, а взамен даю эту самую жемчужину. Какая разница, человек предложил обмен, или абори?
— Большая. Абори не знают ей цены.
— Не хотят знать. И я не хочу. Всё равно продавать бы не стал, увёз как сувенир. Какого чёрта… лучше тебе помогу. Бери!
— Откуда она у тебя?
Денис фыркнул.
— Оттуда, откуда и у всех. Я ведь дежурю на посту. Гоняю туземцев, если те забредают на взлётное поле. А они, иногда, протягивают мне жемчуг. Зачем обижать отказом ходячие излучатели? Вот откуда жемчужина. И она не единственная, кстати.
— Нет.
— Почему, скажи на милость? Бьют — беги, дают — бери!
— Денис, ты прав насчёт судьбы. Не умею я пользоваться её подарками.
— Так вот он тебе, подарок! Пользуйся!
— Денис, это…
— Что — «это»? Что?
Минут десять мы переругивались. Денис пихал мне в руку жемчуг, а я не принимал его. Я не мог сформулировать, почему не должен был брать жемчуг. Не знал этого сам. Но — не брал.
— Лёшка, — Денис наконец-то понял, что меня не переспорить. — Ну в чём дело? Ты говоришь — я прав. Так вот она, судьба!
— Это не судьба.
— А что же тогда?
— Жалость.
Огарин сплюнул. Уже совершенно спокойно спросил:
— А когда будет судьба?
— Я её узнаю.
— Может ты и прав, — неожиданно заметил он. — Никогда не верь в подарки судьбы. Если не приходится вырывать их зубами — они не вкусные. Молодец, Лёшка… Чему-то я тебя научил… всё-таки…
Засунув руки в карманы, нахохлившись, он стоял передо мной, разом утратив свой бравый и всегда уверенный вид. Смотрел в искрящееся небо — наверное, для него это зрелище и впрямь необычное, раз никогда не упускает случая полюбоваться.
— Красиво, — осторожно заметил я.
Огарин пожал плечами.
— Да я, в общем-то, не любуюсь. Пытаюсь найти корабль.
— Какой корабль?
— Яхта класса «Рикша». Час назад запросила разрешения на посадку. Думаешь, чего я тебя искал на поле? Броди… мне-то что. Но попадёшь под откатный луч двигателя — мало не покажется.
— Яхта, — повторил я. В наших краях это была ещё большая редкость, чем земной транспортник или круизный лайнер. Обычная яхта, конечно, если к ним применимо слово «обычная», нуждается в регулярном и сложном обслуживании. А до ближайшего по-настоящему развитого мира — почти двадцать световых. — Что это за модель, «Рикша»?
— Не знаю. Их сейчас много развелось. Может развалюха, а может летающий дворец.
— Скоро будет?
— Через полчаса, — Огарин достал трубку. — Или чуть раньше.
— Наверное, на дозаправку или ремонт идёт, туристы загодя предупреждают, — предположил я. — Можно мне посмотреть?
— Да смотри, мне-то что…
Мы стояли, глядя на зачирканное метеорами небо. Углядеть в нём корабль — почти невозможно. И всё-таки было что-то завораживающее в этой безумной попытке — среди тысячи сгорающих звёзд разглядеть одну, живую.
— Помнишь, как мы познакомились? — спросил вдруг Денис. — Точно так же. Ты выбрался на поле поглазеть на какой-то корабль.
— Помню. Ты меня ещё чуть не пристрелил.
— Ага. Ну что ты хочешь, я же третий день был на планете. К вашей… безалаберности ещё не привык. На Ханумаи мне дали бы отпуск за пристреленного нарушителя.
— За пристреленного мальчишку.
— Без разницы. Режим космопорта — это режим. Брось, Лёшка. Кто старое помянет…
— Угу.
Огарин похлопал меня по плечу.
— Знаешь, буду я скучать, наверное. И без вашего сумасшедшего неба, и без этих придурков-абори. И без тебя тоже.
— Без меня, придурка…
Капитан тихо засмеялся.
— Злись. Только не на меня злись, такая злость — бесплодна. На себя. Всегда и во всём. Чтобы ты ни сделал неправильного — злись на себя. Это иногда помогает.
— Корабль, — сказал я.
— Где? — Огарин вновь задрал голову.
Я соврал ему. Не потому даже, что хотел прервать поток нравоучений. К ним я привык, да и говорил Денис большей частью правильные вещи.
Мне просто захотелось тишины.
Это смешно, наверное. Вот только Денис для меня был другом, настоящим другом. Я это только сейчас сумел понять. Все остальные… ну, даже те, с кем я времени проводил в десять раз больше, они были наши, местные. Я их знал, как облупленных, и они меня тоже. Это всё-таки не совсем дружба, когда выбирать не приходится. С Денисом мы подружились, после того как он десять минут продержал меня на прицеле, а я позорно разревелся. И виделись-то не очень часто, он вечно был занят, старший офицер гарнизона из двадцати человек, а мне надо было шастать по лесам и обихаживать абори…
Но он был моим другом. Теперь его не будет рядом. Останется наш маленький посёлок, останется гарнизон, останется это рассыпающееся под ногами взлётное поле, и миллионы сгорающих в небе звёзд пеплом лягут под ноги. Денис улетит к новому месту службы, а я ещё месяц-другой поругаюсь с общиной, а потом пойду к напомаженной Ноновой с букетом алых роз…
— И впрямь, корабль, — удивлённо сказал Денис. — Как ты разглядел? Таких талантов не замечал…
Я удивлённо посмотрел в небо. Да. Точно. Красная точка, на первый взгляд неотличимая от тысяч других, никак не собиралась гаснуть, да и двигалась ощутимо медленнее.
— Идет на плазменных, до посадки минут пятнадцать-двадцать, — капитан покачал головой. — Нет, ты и впрямь молодец! Как углядел?
Ощущение было дурацким.
Мне всегда хотелось, чтобы он меня хвалил. От родителей доводилось, иногда, слышать слова одобрения. От него — никогда… почти никогда. Не за что было. Да и сейчас, если честно, не за что.
— Никак, — сказал я. — Не видел я корабля. Просто так сказал, наудачу.
Огарин хмыкнул.
— А может быть и это — хорошо?
— Чего ж хорошего?
— Удача… хоть кусочек удачи… Пропадёшь ты тут, Лёшка. Точно, пропадёшь…
— У нас планета мирная, добрая. У нас только негодяи, да бездельники пропадают.
— Лёшка, пропасть можно по-всякому. Даже оставаясь живым и здоровым, с хорошенькой женой, здоровыми ребятишками и приличным счётом в банке. Для некоторых — не это главное.
— Для тебя, например?
— Ага, — с удовлетворением ответил Денис.
— Ты потому пошёл в космопехоту?
Огарин усмехнулся.
— Да… я ведь тебе не рассказывал никогда. Теперь можно, пожалуй.
— Что, достаточно для этого вырос? — иронично спросил я.
— Не в том дело… Да. Пожалуй, тебе это нужно услышать. Я ушёл в космопехи, потому что моя сестра была дурой.
— Чего?
Мне сразу представилась картина — обиженный злой старшей сестрой Денис собирает вещи в котомку, ворует у родителей кредитку, и зайцем летит на Терру…