Ожидание столь сладострастного момента измотало его окончательно. На часах было уже десять вечера, а Анна все не возвращалась домой. Он совершенно промок, продрог и проголодался. Минуты текли медленно, и с каждой последующей минутой в его голову приходили все более изощренные способы мести.
– Где же ты, Аннушка, прячешься? Когда же ты придешь кормить свою собаку? – сквозь зубы процедил Егоров, распечатывая третью по счету пачку сигарет за этот день. Окоченевшими руками он вытянул сигарету и собирался уже закурить, но передумал, потому что его внимание привлек высокий мужчина, остановившийся около подъезда, где жила Анна. Мужчина был одет в темную штормовку с капюшоном, и Егоров не смог разглядеть его лица. Однако он точно знал, что данный субъект в этом подъезде не проживает, так как всех жильцов он за два дня утомительного ожидания успел изучить и запомнить.
Прежде чем войти в подъезд, незнакомец несколько раз посмотрел по сторонам, будто опасаясь слежки, и только затем вошел в дверь парадного.
Квартира Анны Самариной располагалась на третьем этаже, и Егоров выбрал себе наблюдательный пункт таким образом, чтобы через окно лестничной клетки просматривался вход в квартиру. Он даже не поленился и заменил перегоревшую лампочку на лестничной клетке, чтобы было видно, кто входит в квартиру вечером. Возможность, что Анна попросит кого-нибудь покормить собаку, не исключалась. Если это произойдет, он проследит за этим человеком, и тот приведет его к девушке. Расстояние от местонахождения Егорова до подъезда было достаточно большим, но и это он предусмотрел, прихватив с собой армейский бинокль. Егоров поднес его к глазам и замер.
Мужчина поднялся на третий этаж и остановился как раз у двери Анны Самариной, огляделся, постоял некоторое время в нерешительности, затем нагнулся, выпрямился, в руках его что-то блеснуло, вероятно, ключи, снял капюшон и еще раз обернулся. От удивления и неожиданности Кирилл Анатольевич присвистнул и уронил бинокль в грязь. Меньше всего он ожидал увидеть у двери Анны именно этого человека!
«Вот это номер! – размышлял он растерянно. – Маленькая тварь поскакала прямиком к защитнику убийцы ее любимой сестренки! А я-то все думаю, гадаю, куда это Аннушка запропастилась? Весь город обыскал, а она, оказывается, к врагу подалась! Прячется у него и спокойно ждет возможности меня заложить. И, без сомнения, заложит, теперь у нее и поддержка есть весьма существенная. И что ей неймется, сама ведь просила, обливаясь слезами, чтобы осудили виновного в смерти ее разлюбезной сестры. Тварь, других слов нет! Необходимо немедленно заткнуть ей рот. Заткнуть раз и навсегда, другого выхода теперь нет».
Егоров нагнулся, поднял залепленный жирной грязью бинокль и бросился по направлению к гостинице, в которой остановился Арестов.
Арестов прислушался – в квартире стояла тишина: собака не лаяла, за дверью не было слышно никаких звуков, указывающих на нахождение животного в квартире. Он осторожно вставил ключ в замок и повернул его несколько раз – раздался приглушенный щелчок, и дверь открылась. Просунув голову в квартиру, Аркадий внимательно оглядел прихожую – никакого шевеления, зловещая тишина и полумрак.
– Эй, собачка, выходи, – вложив в голос весь свой запас ласки, позвал он, по-прежнему не решаясь пройти в квартиру, но на его зов никто не откликнулся.
Он подождал еще некоторое время, боком протиснулся в прихожую, закрыл за собой дверь и замер. Помимо его воли, воображение нарисовало ему огромного голодного пса, притаившегося в другой комнате, который тихо сидел в засаде и ждал подходящего момента, чтобы разделаться с ним, используя его молодое тело в качестве сытного ужина.
– Собачка, я пришел тебя покормить, – судорожно сглотнув слюну, еле слышно прошептал Арестов и добавил: – Сухой корм и консервы на холодильнике.
В ответ на его заманчивое предложение из глубины квартиры кто-то громко зарычал. Аркадий вздрогнул, ужас парализовал его, ноги подогнулись, он сполз по стене вниз и по-детски закрыл лицо руками.
Очнулся он от того, что нечто прохладное и влажное касалось его руки. Он убрал руки от лица. Около его ног вертелось что-то маленькое, белое и лохматое, похожее на плюшевую игрушку, и тихо поскуливало. Аркадий резко встал – белый комочек подпрыгнул от неожиданности, тявкнул и умчался в другую комнату. Постепенно приходя в себя, Арестов от души расхохотался и пошел в комнату разыскивать живую плюшевую игрушку. Не успел он пройти и пары шагов, как вдруг из другого конца квартиры вновь раздалось жуткое рычание, которое никак не могло издавать то существо, с которым он только что познакомился. Округлив от ужаса глаза, Аркадий, превозмогая страх, пошел на этот звук и оказался в кухне. Пока он шел, зловещее рычание прекратилось. Включив свет, он внимательно огляделся, заглянул под стол – никого. «Это глюки», – расстроено подумал адвокат, налил себе воды из крана, выпил ее залпом и сел на стул. Спустя минуту в кухню мелкими перебежками вкатилась собачка. Она села напротив Аркадия, участливо посмотрела ему в глаза и интенсивно завиляла хвостиком.
– Есть хочешь, да? – спросил Аркадий, нагнулся и погладил собачку по мягкой пушистой шерсти. – Сейчас я тебя покормлю, родная. Потерпи еще минутку.
Арестов встал, открыл банку с собачим кормом, выложил ее содержимое в миску и поставил на пол. Голодное животное с жадностью набросилось на еду, проглотив ее в одну секунду. Как только миска опустела, собака вновь села напротив Аркадия и требовательно посмотрела ему в глаза.
– Понял. Ты не наелась, – улыбнулся Аркадий и открыл вторую банку консервов. Следующую порцию постигла та же участь; в мгновенье ока уничтожив еду, собака вернулась в исходную позицию и опять требовательно посмотрела ему в глаза. Аркадий, окинув сострадательным взглядом тщедушное тельце песика (кстати, он так и не понял, сучка перед ним или кобелек), и предложил ей третью банку.
На этот раз собака ела не торопясь, можно сказать, даже лениво, тщательно прожевывая пищу и почему-то тяжело дыша. Покончив с ужином, собака тяжелой шатающейся походкой подошла к Аркадию, села напротив и требовательно посмотрела ему в глаза.
– Ну ты даешь, подруга! Сколько же можно жрать? – возмутился Аркадий, вскрывая четвертую по счету банку консервов. Собака подошла к миске, съела ее содержимое, повернула морду к Аркадию, хотела было посмотреть требовательно ему в глаза, но передумала, громко рыгнула и завалилась на бок. Передвигаться она больше не могла, потому что ее задние лапы с трудом доставали до пола из-за огромного живота, в который добрый Аркадий впихнул четыре банки консервов, равных по объему половине самой собаки. – Слава богу, наелась, – неуверенно сказал Арестов, оглядывая не на шутку располневшее животное. Состояние собаки его стало беспокоить: глаза были закрыты, пасть, напротив, открыта, и из нее свисал набок язык. – Обожралась вусмерть, – испуганно сказал Аркадий и нагнулся над собакой. Псина приоткрыла глаза, опять рыгнула, кряхтя и постанывая, поднялась на лапы и поплелась в другую комнату, громко пукая. Аркадий пошел следом, стараясь не дышать. Догадаться, куда устремилась собака, было несложно. Проводив несчастное животное до балкона, на котором, по словам Анны, располагался собачий туалет, Аркадий начал осмотр квартиры.
Квартира оказалась маленькой, но с большим количеством комнаток, из чего Аркадий сделал вывод, что каждому члену семьи был выделен свой уголок. Гостиная была самой просторной комнатой в квартире, обставлена она была с большим вкусом добротной массивной мебелью, которая внушала чувство покоя и защищенности. Спальня родителей выглядела унылой и брошенной, видимо, девочки после их смерти старались туда не заходить. Окна спальни были завешены плотными шторами, зеркала шкафа и трюмо закрыты простынями. Аркадию стало не по себе, и он не стал долго задерживаться в этой комнате – слишком отчетливо здесь ощущалось дыхание смерти. Следующая комната была заперта на ключ. Аркадий понял, что это – обиталище Лизы, и сердце его болезненно сжалось. Наконец он добрался до последней комнаты и, как только вошел в нее, сразу понял, что это жилище самой Анны.
Он неторопливо прошелся вдоль стеллажей с книгами, провел рукой по полированной поверхности письменного стола, смахнул с него засохшие лепестки, опавшие со старого букета, поправил занавеску и сел на кровать, небрежно накрытую мягким пушистым пледом. В отличие от других комнат квартиры, чисто убранных и как будто нежилых, здесь все было иначе. Повсюду были разбросаны модные журналы, фантики от конфет, бумажки с нарисованными смешными человечками. На полочках беспорядочно выстроились тюбики с помадой, баночки с кремом для лица, расчески, кисточки для макияжа, открытая коробочка румян. На полу возле шкафа – несколько пар обуви: остроносые туфельки, старые кроссовки с порванными шнурками, одинокая тапка с нелепым помпоном; джинсовый молодежный рюкзачок с мягкой игрушкой, прицепленной вместо брелока… Он именно такой и представлял Анну в быту: небрежной, живой, увлеченной, восторженной и немного наивной. Было в жизни девушки только одно несоответствие: книги, которые заняли тумбочку у кровати, были слишком уж серьезными для предположения, что она с увлечением читает подобную литературу на ночь. Но тем не менее у кровати они лежали не для красоты: томики были заложены закладками в нескольких местах. Аркадий взял первый попавшийся том, это оказался Ницше – «Полное собрание сочинений». Он с удивлением повертел его в руках и открыл на месте закладки. Текст был отмечен красным карандашом: «Увидеть последнюю красоту какого-либо творения – для этого недостаточно всего знания и всей доброй воли; нужны редчайшие счастливые случайности, дабы однажды отхлынул для нас облачный покров с вершин и они залились бы солнцем. Не только должны мы стоять на правильном месте, чтобы увидеть это: сама душа наша должна совлечь этот покров со своих высот и взыскать внешнего выражения и подобия, словно получая от этого устойчивость и самообладание». Прочитав про себя отмеченный текст, Аркадий положил книгу на место и задумался. «Почему Анна выделила эту фразу? Что ее так заинтересовало? Почему она вообще читает философскую литературу? – Ответа на эти вопросы он не находил. Девушка неожиданным образом открылась ему с другой, непонятной, загадочной стороны. – Надо поразмыслить над этим как-нибудь на досуге», – решил он и вышел из комнаты.