– Да я и сама не умею.
– Хотите начистоту? – Кречетов твердо посмотрел ей в глаза: – Я уверен, что ваша дочь и племянник Эммы Леонидовны – любовники.
– Это неправда! – воскликнула Ирина Владимировна и спрятала лицо в ладони. Но уже через мгновенье спросила: – Что же нам делать?
– Нам? – удивился Кречетов. – Кого вы имеете в виду кроме себя и дочери?
– Вас! – с уверенностью в голосе проговорила она.
– На каком основании?
– Мне казалось, что вы мой друг и на моей стороне.
– Не хочу вас обижать, но перед Михаилом у меня есть определенные обязательства, – сказал Кречетов. – Кроме того – он мой друг, и я обязан сказать ему правду.
– Тогда мы погибли… – упавшим голосом произнесла Ирина Владимировна.
– Если Юлия не замешана в чем-то посерьезнее измены, обещаю молчать. Хотя еще час назад я думал иначе, – признался Кречетов.
– Отныне я ваша должница. – Ирина Владимировна посмотрела на него таким теплым взглядом, что он вдруг смутился.
– Тогда помогите мне.
– В чем?
– Нужно присмотреть за этой женщиной из Воркуты.
– Ее зовут Ольга.
И тут он сказал Ирине Владимировне правду:
– Она не та, за кого себя выдает.
Глава 26. Неупокоенные души любовников
Кречетов не пошел на ужин. Он стоял у окна и смотрел в темный двор. В темноте и одиночестве думалось лучше. Всего пару минут назад он позвонил криминалисту Нине Ивановне, и та дала понять, что у нее и без него много дел, однако пообещала ускориться с анализом содержимого термоса.
Звонок бухгалтерше автосалона также оставил неприятный осадок. Татьяна Васильевна сообщила, что не видела Сергея, и попросила больше не звонить и не беспокоить ее.
«Замкнутый круг», – подумал Кречетов, не собираясь с этим мириться.
Когда битый лед перекрывает течение реки, его взрывают. Теперь ему нужен не только взрыв, но и точка опоры, некая константа, которая не подлежала пересмотру и не подвергалась сомнениям.
Константа звучала так: тот, кто принес Полине Аркадьевне молоко, тот ее и убил. Совсем как в «Пигмалионе» Бернарда Шоу – кто шляпку сбондил, тот и старушку пришил.
Первым, на кого падало подозрение, был повар Халид. Во-первых, в момент отравления он находился на третьем этаже и гипотетически мог незаметно спуститься в кладовую за молоком или же прихватить его заранее. Во-вторых, повар имел неоднозначное прошлое – погибшего хозяина, которого предположительно отравили. В-третьих, все его поведение указывало на то, что он паникует и чего-то боится.
Кречетов по памяти восстановил хронометраж всего ужина перед смертью старухи. Стакан с молоком в ее комнату принесли между восьмью и половиной десятого. Ужинать сели в семь. В начале восьмого приехала Юлия. Она поднялась в свою комнату и вернулась в половине восьмого.
Полина Аркадьевна появилась в столовой без четверти восемь. В это же время Эмма Леонидовна проводила ее наверх. В восемь Леся отнесла в комнату старухи ужин.
С этого момента «затикали часики», и пошел обратный отсчет.
В начале девятого приехала Ирина Владимировна, и они с Юлией поднялись на второй этаж.
«Могли подняться и выше», – подумал Кречетов, и его заточенный на подозрения мозг сгенерировал вполне вменяемую версию. Первое: Юлия нарочно вызвала мать. Второе: почему бы этим двоим не отравить старуху.
В пользу этой версии говорило и то, что Ирина Владимировна была знакома со свойствами аконита, а Юлия могла посоветовать старухе купить его для лечения. Смертельно больной человек хватается за любую возможность выздоровления. Потом Юлия приказала Лесе срочно отмыть комнату Полины Аркадьевны, чтобы избавиться от улик.
И тут у Кречетова появился вопрос: зачем Ирина Владимировна рассказала ему про свойства джунгарского аконита? Впрочем, если бы не рассказала и Кречетов узнал бы об этом в интернете, она бы оказалась первой подозреваемой.
Дальнейший хронометраж ужина был таким: в начале десятого Василина отправилась готовить комнату для матери Юлии. Она также могла подняться выше, чтобы отравить Полину Аркадьевну. Так что горничную тоже нельзя было сбрасывать со счетов.
В девять часов закончили ужинать и разошлись по комнатам. И это значит, что у каждого из гостей, хозяев и слуг было полчаса, чтобы совершить убийство. Даже у Кречетова. Вне подозрений был только Михаил. Он возвратился домой ближе к одиннадцати.
И тут Кречетов припомнил одну свою мысль, которая недавно мелькнула в голове. А что, если горничную Лесю убили, чтобы замести все следы? А что, если это она принесла стакан с молоком? А что, если она и есть тот самый убийца?
Маловероятно, решил Кречетов. Такое предположение никак не тянет на полноценную версию. Ведь Леся могла и не рассказывать про молоко. Но она рассказала.
Складывалась парадоксальная ситуация. Любой, кто в обозначенный промежуток времени, с восьми до половины десятого, был в доме Самаровых, мог стать убийцей.
«С восьми до половины десятого…» – повторил Кречетов и вспомнил надпись на закладке старухи: «Сказать Мише с 10 до 10–45».
«Нет, не совпадает», – подумал он.
А если не совпадает, то к делу не относится. К тому времени (если речь идет о второй половине дня) старуха была мертва или при смерти.
Кречетов отступил от окна и, не раздеваясь, лег на кровать. Мысленно он вернулся к событиям той ночи, которая предшествовала смерти старухи, когда кто-то побывал в соседней комнате. Он сам убедился, что звукоизоляция в комнатах была очень слабой. Их разделяли тонкие гипсокартонные перегородки. Помещения третьего этажа предназначались только для слуг и гостей и, скорее всего, по качеству существенно отличались от хозяйских.
Могла Полина Аркадьевна слышать разговор? Могла узнать этих людей и сообразить, чем они занимаются? Вне всяких сомнений.
Но если это то, о чем она собиралась рассказать Михаилу, то почему не сказала в тот же день утром, когда он к ней заходил? Почему с таким нетерпением и беспокойством ждала его возвращения вечером?
А если это что-то случилось утром, между десятью часами и десятью сорока пятью, как было записано на закладке, тогда это никак не соотносится с ночными событиями и сережкой, которую он нашел под кроватью.
Услышав телефонный звонок, Кречетов взглянул на экран и ответил в надежде, что это звонит Сергей.
Но тот, кто с ним заговорил, имел характерный прибалтийский акцент:
– Максим Кречетов?
– Это я.
– С вами говорит Рэмунас Ивари. Вы мне звонили. Помните?
– Где взяли мой номер?
– Его дал Михаил.
– Чем вызван звонок?
– В прошлый раз я вам не все рассказал и сделал это намеренно.
– Зачем?
– Не хотел, чтобы Михаил узнал все подробности. Он был рядом с вами. Вы понимаете?
– Вполне. Что за подробности?
– Той ночью я действительно ничего не слышал и никого не встретил в коридоре, – сказал Рэмунас.
– Я вам верю, – ответил Кречетов.
– Покинув дом Самаровых рано утром, я вернулся туда чуть позже, потому что забыл в комнате ноутбук.
– Так-так… А почему вас никто не видел?
– Входную дверь открыла Василина. Спросите у нее, она расскажет.
– Ну, хорошо. Тогда зачем вы звоните?
– Имейте выдержку. Дослушайте до конца, – спокойно заметил Рэмунас. – Когда я забрал ноутбук и направился к лестнице, из комнаты вышел племянник Михаила. Столкнувшись со мной, он, кажется, испугался. Мне это показалось немного странным.
– Все произошло на третьем этаже?
– Конечно. Я ночевал там.
– Во сколько вы его видели? Вспомните хотя бы примерно.
– Могу сказать точно. Я торопился и постоянно контролировал время. Это было без пятнадцати одиннадцать, утром.
– Выходит, в десять сорок пять? – уточнил Кречетов.
– Да, – подтвердил Рэмунас. – Но попрошу вас не рассказывать об этом Михаилу.
– Почему?
– Когда Глеб выходил, мне показалось, что в комнате была жена Михаила. Мне очень жаль…
– Понял, – отрывисто обронил Кречетов. – Что сказать Самарову о цели вашего звонка? Уверен, что он об этом спросит.
– Придумайте что-нибудь. Да, и вот еще что… – припомнил Рэмунас. – В тот момент, когда мы столкнулись с Глебом, из соседней комнаты в коридор вышла пожилая женщина.
– Полина Аркадьевна?
– Я с ней не знаком.
– Она заметила Глеба?
– Не могла не заметить.
– Уверены, что это было в десять сорок пять? – уточнил Кречетов.
– Абсолютно.
На этой утверждающей ноте их разговор закончился.
Кречетов мгновенно включил информацию в одну из своих версий. Время, названное литовцем, совпало с тем, что записала на закладке Полина Аркадьевна. И это значило, что Юлия и Глеб были в комнате не ночью, как предполагал Кречетов, а утром, с десяти до десяти сорока пяти.
Упоминание о Юлии изменило первоначальную версию Кречетова. Теперь стало ясно, что в «райском шалаше» с Глебом побывала не Кира, а жена Михаила. Стечение обстоятельств – стремясь к уединению по зову желания, они попали на карандаш к Полине Аркадьевне.
Можно предположить, что, увидев в коридоре старуху, Глеб понял, что она обо всем расскажет Михаилу. Литовец – не в счет, он уезжал. К тому же Глеб явно рассчитывал на мужскую солидарность. Так бы и вышло, если бы Рэмунасу не позвонил Кречетов.
«Что мог потерять Глеб, узнай Михаил об измене жены?» – спросил себя Кречетов и, не задумываясь, ответил: «Работу, Киру и деньги». Все то, что в будущем могло бы сделать его жизнь обеспеченной.
Теперь Кречетов понял, что Полина Аркадьевна была не напугана, как ему показалось вначале. Она негодовала от возмущения.
Кречетов встал, надел пиджак и вышел из комнаты. Спустившись на первый этаж, он заглянул в столовую, где Эмма Леонидовна и Василина заканчивали убирать со стола посуду после ужина.
– Мне нужно с вами поговорить, – сказал он домоправительнице.
– Это срочно?
– Всего несколько минут, – Кречетов приблизился к ней и развернул платок: – Знаете, чья это серьга?