Онни молча смотрел на нее, так грустно, что Алина чуть не расплакалась. Она бросила вилку на стол и опустилась перед ним на колени.
– Слушай, я не знаю, что на меня нашло, – бормотала она, сопротивляясь его попыткам ее поднять. – Прости, я не думала, что это так важно… Я просто не хотела затягивать с готовкой, ведь вечером мы бы всяко устали, а мясо и так уже полежало в тепле… Давай завтра поставим будильник, ладно? Прямо на девять утра поставим, встанем и сразу пойдем, ладно?
Онни прекратил тащить ее вверх и тоже сполз со стула к ней.
– Милая, не надо так. – Он уткнулся носом ей в волосы. – Мне просто грустно, что опять так получилось. Для меня это очень важно, понимаешь?
Алина кивнула, цепляясь за его футболку, как утопающий за соломинку. Потом помотала головой.
– Не знаю. Не знаю, понимаю или нет. Если это просто прогулка, тогда почему ты так сердишься? Почему именно сейчас, почему нельзя подождать лета?
– Летом ты скажешь, что там клещи. – Видимо, Онни пытался пошутить, но вышло сердито. – На самом деле сейчас просто такие дни… ну, подходящие. Не ждать же, когда снег выпадет, ведь лыжи ты тоже не любишь! А сейчас как раз все удачно складывается… ну, в общем, удачный момент, вот погода как раз…
– По-моему, ты что-то недоговариваешь.
– Почему? – Ему наконец удалось поднять ее с пола и усадить к себе на колени.
– Потому что ты не поцеловал меня, когда вышел из ванной и пошел в магазин. И потому что соль не купил. – Она сама почувствовала, насколько глупо это звучит, и несмело хихикнула в конце фразы. Тоже мне, соль! Он тоже хмыкнул.
– Хочешь, я сейчас пойду и куплю соль? – спросил он. – Или ты думаешь, это я так пытаюсь выманить тебя из дома? Отличная идея! Однажды тебе надоест паста без соли, ты выйдешь в магазин, и тут-то я тебя схвачу и утащу в лес!
– Да ну тебя, – рассмеялась Алина. – А поцелуй как объяснишь, который мне задолжал?
– А я не объясню. – Он спустил жену с колен, встал и поднял ее на руки. – Я сразу должок отдам, с процентами, окей?
За ночь погода испортилась. Алина проснулась еще до будильника, который ответственно поставила на девять утра, и уныло слушала ветер, завывающий в вентиляции. В щелях жалюзи было видно, как мечутся туда-сюда крошечные белые снежинки. Вот в такой день остаться бы дома и заказать пиццу… Но Онни наверняка надуется, она и так уже два дня его обламывает, это будет совсем нечестно. Может быть, он сам проснется и поймет?
Тогда она тоже ужасно замерзла в том черном лесу. Особенно когда… когда тот вышел из-за деревьев.
Спустя столько лет Алина так и не смогла себе объяснить, кого она встретила – сумасшедшего, бродягу, животное? Да и был ли кто, или его целиком нарисовало щедрое воображение испуганного ребенка? Он просто не мог, не имел права существовать – и все же он был там. От него веяло холодом и ужасом, как от глубокого черного колодца, и подходил он все ближе к оцепеневшей Алине, а потом поднял страшную черную руку, положил ей на голову и издал какой-то низкий вибрирующий звук. Тогда она отмерла, всхлипнула, повернулась и побежала, не разбирая дороги и ощущая, как по ногам текут горячие струйки, и почти сразу выскочила на светлую зеленую полянку, где мама с тетей бегали и аукали, как сумасшедшие. Потом мама орала уже на нее: и за мокрые штаны, и за то, что убрела куда-то, и за то, что позволила какому-то незнакомцу, наверняка маньяку, к ней подходить и трогать. Она так ярко живописала дочери, как маньяки крадут маленьких девочек, а потом этих девочек находят по частям в оврагах, что Алине еще год снился тот овраг у речки и валяющаяся на дне ее, Алинина, нога в мокрой и грязной розовой штанине.
Если бы она могла рассказать об этом Онни! Может быть, тогда он отстал бы со своим лесом, понял бы, что для нее это слишком? Но ведь он поднимет ее на смех, скажет, что это было давным-давно и не в этом лесу, даже не в этой стране. Финны все просто помешаны на своей природе! Алина глубоко вздохнула и сжалась. Она и маме тогда не сумела ничего объяснить, и ему не сможет.
– Не спишь? – спросил Онни, подтягивая ее поближе и целуя в висок. Алина вздрогнула от неожиданности.
– А ты тоже не спишь? – Она повернулась к мужу и поцеловала в шею, туда, где темные завитки волос сливались с черными завитками татуировки.
– Не сплю. – Он прижал ее к себе так сильно, что у Алины аж дыхание пресеклось.
– Пойдем… в лес? – спросила Алина, заглядывая ему в лицо.
– Ты не хочешь? – спросил он в ответ, не поднимая век.
Что-то такое было в этом вопросе, что она быстро сказала:
– Хочу! Мы ведь договорились…
Он перекатился на живот, придавливая ее к кровати.
– Я люблю тебя. – Онни сжимал ее плечи, покрывая лицо легкими невесомыми поцелуями. – Люблю, люблю, люблю…
Холодный амулет опять больно впился Алине в грудь всеми своими гранями, но на сей раз она промолчала и даже не сделала попытки его сдвинуть.
У Алины были всего одни теплые джинсы, их она и надела. А еще вытащила из дальнего угла шкафа шерстяные носки, водолазку с начесом, присланные мамой вязаные перчатки…
– Как на Северный полюс собираешься, – улыбнулся Онни, наблюдая за тем, как она натягивает колготки, а затем джинсы.
– Это он и есть, вон снег летит. – Алина махнула рукой в сторону окна, за которым дворовые елочки уже принарядились в белое.
– Да он скоро перестанет, – оптимистично заверил муж, шнуруя берцы. – Я почти уверен!
Но погода, пока они шли, стала даже хуже. Деревья стонали под порывами ветра, снежная крошка секла лицо, и Алина сильно жалела, что не стала искать на антресолях толстый зимний шарф. Они все же забежали по дороге в конфетный магазин, и теперь карман ей оттягивал бумажный пакет с фигурными мармеладками, зефирками и джелли-бинс, но лезть в него – это снимать перчатки…
– Мы чай забыли! – ахнула она, замирая в шаге от тропинки, уводящей с тротуара в лес. – Термос не взяли, Онни! И бутерброды тоже в холодильнике остались!
– Алина. – Онни тоже остановился и посмотрел на нее. – Я не буду возвращаться за чаем и бутербродами, мы это уже проходили. Если ты хочешь уйти – иди, я один пойду.
Алина нервно кусала губы, съедая гигиеническую помаду.
– Ладно, – решилась она. – Ты… ты меня любишь?
– Люблю. – Он обнял ее и прижал к себе. Так, в обнимку, они и сделали шаг с асфальтовой дорожки.
Спустя полчаса прогулки тропа стала совсем узенькой, идти под руку уже не получалось. Алина уныло плелась по размокшей земле, засыпанной полусгнившей хвоей, одной рукой придерживая капюшон, а другой колупаясь в кармане в попытке все-таки открыть пакет с конфетами. Впереди маячила темная куртка Онни: он шел быстро, то и дело убегал вперед, потом останавливался и оборачивался, дожидаясь жену. Неожиданно он свернул с тропинки куда-то в сторону, под деревья.
– Эй, – позвала его растерянная Алина, – ты куда?!
– Пойдем! – Он повернулся и ободряюще махнул рукой. – Тут нет тропинки, но мы почти пришли.
Алина чуть не взвыла от накатившей злости и досады.
– Ты в куртке и берцах, – проговорила она, стараясь, чтобы голос не дрожал, – а я в пальто и городских кроссовках. Мне будет неудобно лезть напрямую через деревья и кусты! Онни, давай пойдем по тропинке! Сколько пройдем – столько пройдем, а если поймем, что надоело, – вернемся назад…
– Алина, – серьезно произнес муж.
Она помрачнела. За последние три дня Онни столько раз говорил с ней вот так – укоризненно и сердито, – сколько не набралось бы за все предыдущие месяцы.
– Что? – Алина все-таки сошла с тропинки, отчаянно жалея себя и злясь на мужа, который заставлял ее мучиться ради своей прихоти.
– Милая, мы же идем не просто так, а в конкретное место, – он подошел к ней и обнял, прижавшись лбом к ее лбу, – прошу, не спорь и не спрашивай ни о чем, просто иди за мной! Я обещаю, в конце будет тепло, мы сможем отдохнуть, поесть и согреться. Ты мне веришь?
Алина чуть отстранилась и вопросительно поглядела ему в лицо:
– Так это какой-то сюрприз? Ох, ну а что ж ты раньше-то молчал! Ладно, показывай, куда идти!
Довольно скоро она вообще перестала понимать, где они находятся. Онни шел по лесу так, как будто на елках были развешаны указатели: резко сворачивал, пролезал под ветками, помогал ей перебираться через бурелом, почти не замедляясь, обходил большие лужи – или маленькие болотца, – веля жене идти за ним шаг в шаг. Алина совсем замерзла, в кроссовках хлюпала ледяная вода. Спасибо, хоть пакетик с конфетами наконец сдался, и она время от времени совала в рот очередную мармеладку, сплевывая налипшую перчаточную шерсть. Наконец Онни нырнул в просвет между двумя высокими елками и повернулся к ней:
– Пришли.
Ветви расступились, и перед ними открылось лесное озеро. Совсем небольшое, оно лежало в плоских берегах, поросших ельником с редкими золотыми вкраплениями березок и осин. Ветер гнал зыбь по темной воде, снежинки таяли, не долетая до поверхности какие-то сантиметры. Алина озиралась, выискивая обещанный сюрприз. Летний домик с печкой? Палатка и мангал? Хотя бы навес и кострище? В чем вообще смысл?
Онни прошел дальше по берегу и остановился перед большой корявой елкой, которая росла у самой воды. Ее корни узловатыми дугами выступали из скудной песчаной почвы и окунались в озеро. Онни наклонился и коснулся толстой нижней ветки дерева, как будто поздоровался, а потом повернулся к жене:
– Иди сюда!
– Я не могу. – Алина ощутила, как улегшаяся до поры тревога поднимает голову. – Там вода! Я и так уже ноги промочила…
– Солнышко, уже скоро мы сможем обсохнуть и согреться. Давай, немножко осталось!
Алина вздохнула и шагнула на мокрый прибрежный песок. Вблизи стало видно, что корни у ели искривились не просто так: они оплетали плоский серый валун, лежащий у кромки воды. Муж поймал ее за руку и притянул к себе, обнимая за спину.
– Знаешь, когда-то озеро было намного шире и этот камень лежал прямо в воде. Он ведь гораздо больше, чем кажется, корни его ушли глубоко в землю.