Сразу как часы отзвонили десять вечера, звякнул колокольчик, и в дверь цирюльни «Финнеас Куафюр. Цирюльник и постижер» вошел джентльмен в черном пальто и цилиндре. В одной руке он держал кожаный саквояж, в другой – газету.
Сухонький, чуть сгорбленный цирюльник с пышной посеребренной прической и фигурно вздернутыми бровями повернулся к двери, поправил фартук.
– О, добрый вечер, доктор Доу! Вы, как всегда, пунктуальны.
– Пунктуальность – это то, что отличает джентльмена от обезьяны, – ответил посетитель. – Пунктуальность и отсутствие привычки чесаться в публичных местах. Добрый вечер, господин Куафюр.
Господин Куафюр нисколько не удивился странному ответу доктора – тот посещал его много лет, был одним из его лучших клиентов и мог позволить себе метафоры с приматами. Хотя сам цирюльник считал, что есть еще некоторые вещи, отличающие джентльмена от обезьяны. К примеру, то, что обезьяны не носят перчатки.
Доктор Доу тем временем повернулся к двери и позвал:
– Кебмен! Заносите!
В цирюльню вошел здоровенный тип в пальто с пелериной и в приплюснутом котелке. Он держал на плече большой мешок.
Мешок шевелился, его содержимое пиналось и ругалось: «Гады! Предатели! Лизуны пяток! Я вам всем задам! Только выберусь отсюда! Выпустите меня, иначе хуже будет! Ну я вам всем за… а-а-а, кашется, я яфык прикущил!»
Доктор указал кебмену на одно из кресел у высоких мутных зеркал и, когда тот опустил мешок на пол возле него, сказал:
– Подождите нас. Надбавка за ожидание и… гм… сложности вас не разочаруют.
Кебмен кивнул и все так же молча покинул цирюльню.
Стоило двери за ним закрыться, доктор подошел к мешку, быстро развязал веревку на нем и благоразумно отступил на пару шагов.
Мешок затих. Прекратил шевелиться.
– Мы на месте. Вылезай.
– Не буду! – раздалось из недр мешка. – Мешок – это мой новый дом, и я теперь здесь живу!
Доктор с обреченным видом вздохнул – выражение его лица выдавало, что он едва ли не мечтал об этом: хлопот враз бы поубавилось, а в его гостиной наконец наступил бы долгожданный порядок. Тем не менее он повторил, добавив в голос металла:
– Вылезай!
Мешок, или, вернее, тот, кто в нем сидел, послушался, и наружу показалась лохматая голова: каштановые волосы скрывали уши и половину лица, откуда-то из их глубины торчал острый нос и виднелся один искаженный гневом глаз.
– Ты вынудил меня, Джаспер, – сказал доктор Доу. – Если бы ты по своей воле согласился отправиться к господину Куафюр, мы бы избежали транспортировки тебя в мешке.
– Я стал жертвой заговора! – прорычал мальчишка. – Ты и миссис Трикк сговорились! Даже кебмена подключили! Кто еще состоял в твоем заговоре? Этот господин Дурафюр тоже участвовал?!
– Прошу простить моего племянника, господин Куафюр, – раздраженно проговорил доктор. – Как вы можете заметить, у него весьма дурные манеры. Вам предстоит потрудиться, чтобы превратить его из обезьяны в джентльмена.
Джаспер тут же непроизвольно почесал макушку, чем подтвердил высказанное ранее дядюшкой замечание об обезьяньих привычках.
Впрочем, добродушный цирюльник и не думал обижаться на мальчика.
– Боюсь, мне по силам превратить вашего племянника в джентльмена лишь внешне, господин доктор, – сказал он с улыбкой и кивнул на кресло.
Джаспер испуганно распахнул рот. Рядом с креслом стояли жуткие приспособления – одно из них напоминало автоматона с механическими клешнями, бритвами и резаками. Другое – какую-то стойку с чем-то похожим на большой казан – эта штуковина должна была надеваться на голову и, вне всяких сомнений, высасывала мозг!
Джаспер сглотнул и бросил взгляд сперва на дверь, затем на окна, но все пути к побегу казались не слишком надежными.
– Прошу вас, присаживайтесь.
– Я скорее умру, чем сяду в это кресло!
– Что ж, – заметил доктор Доу, – в таком случае ты отправишься на кладбище в очень приличном виде. Наша экономка будет горько плакать, но между потоками слез и всхлипываниями она непременно оценит твою новую прическу.
Джаспер глянул на него со злостью, а цирюльник сообщил:
– Вы не первый юный джентльмен, который не хочет стричься, мастер Джаспер. Для особых клиентов у меня есть специальное кресло. Оно стоит там, в углу. Вы всегда можете выбрать его.
Он вытянул руку, указывая на упомянутое кресло, и Джаспер похолодел. Это кресло одним своим видом вызывало ужас: неимоверно ржавое, обтянутое потрескавшейся черной кожей, к подлокотникам крепились фиксирующие ремни, а по бокам были установлены зажимы на винтах. Настоящий пыточный механизм!
– От судьбы не уйдешь, Джаспер, – будто прочитав его мысли, сказал доктор Доу. – Все к этому шло.
– Ничего к этому не шло!
Проигнорировав отповедь мальчика, господин Куафюр хохотнул:
– О, мне нравится ваш цирюльный фатализм, доктор. Я так полагаю, мы делаем прическу, о которой вы мне писали в письме?
– Разумеется. – Доктор Доу, казалось, устал спорить. – Кресло, Джаспер! Немедленно!
Бросив на дядюшку преисполненный ненависти взгляд, Джаспер наконец выбрался из мешка и забрался в кресло.
– Не с ногами!
Джаспер вздохнул и спустил ноги.
Удовлетворенный этим, доктор Доу опустился на диванчик у стены, достал из портсигара папиретку и тут же погрузился в облако вишневого дыма. Раскрыв газету, он скрылся за ней, словно вмиг позабыл о существовании племянника.
Господин Куафюр тем временем встал за спинкой кресла мальчика и возвестил голосом профессионального шпрехшталмейстера, объявляющего невероятный цирковой номер:
– Что ж, шевелюриманс начинается!
– Это мое новое нелюбимое слово! – пробурчал Джаспер, глядя на него через зеленоватое зеркало. – А будет… больно?
Из-за дядюшкиной газеты раздалось:
– Только твоей душе. Но можешь мне поверить, раны быстро затянутся.
Джаспер показал отражению дядюшки язык.
А затем он и сам не заметил, как начался тот самый шевелюриманс. Первым делом господин Куафюр надел на мальчика парикмахерский пеньюар – грубая, тяжелая и отчего-то пахнущая котами накидка походила на кокон, но вылезти из нее Джаспер не решился.
Затем цирюльник вылил на его голову какую-то жидкость и несколькими быстрыми движениями взбил нежно-розовое мыло – Джаспер мгновенно стал напоминать леденец на палочке.
– Глаза щиплет, – сообщил он, на что из-за разворота газеты последовал ответ:
– Можешь плакать. Только не вертись – одноухий племянник мне не нужен: ты и с двумя-то плохо слышишь, когда к тебе обращаются.
Джаспер сжал зубы и запретил себе плакать: показывать слезы этим безжалостным личностям?! Нет уж!
Что-то загудело, цирюльный аппарат включился и обдал его голову потоком теплой воды, которая тут же потекла в специальный желоб.
Ну а после этого зазвучало то, чего Джаспер ждал со страхом, – щелканье ножниц. Он во все глаза следил через зеркало за тем, как двигаются манипуляторы аппарата, как они стремительно охаживают его волосы. Он и не думал вертеться – лишиться уха ему очень не хотелось…
Стрижка шла. Цирюльник сообщил маленькому клиенту о том, что в данный момент осуществляется этап филировки, то есть прореживания прядей. Волос у Джаспера было столько, что в какой-то миг, казалось, даже механизм устал работать. Но тут вдруг, когда у племянника доктора Доу уже затекло все, что только могло затечь, господин Куафюр сказал: «Достаточно. Дальше я сам», и механизм выключился.
Джаспер оценил свой вид и поморщился. Сам бы он назвал себя сейчас не иначе как «исковерканным».
Цирюльник вытащил из петельки на фартуке ножницы и наконец лично взялся за дело. Встав перед мальчиком, он одним движением состриг ему челку – открылось миловидное лицо, которое больше подошло бы какой-то девчонке. Джаспер тут же опустил глаза и покраснел – отчасти «запущенность» его прически была связана с тем, что он сам себя стеснялся – вдруг кто-то и правда примет его за девчонку…
На очереди были виски, и начался этап столь длительный, тягомотный и… ничем не выделяющийся, что под мерное щелканье ножниц и шелест страниц дядюшкиной газеты Джаспер заскучал и начал натурально клевать носом.
А затем цирюльник крутанул ручку под креслом и развернул его спинкой к себе.
– Приступаем к затылку, – сказал господин Куафюр. – Моя любимая часть стрижки и головы.
Джаспер задумался: а какая у него самого любимая часть головы? Скорее всего, рот, решил он, ведь им можно есть печенье «Твитти»…
Время едва ползло. Ножницы вернулись в петельку на фартуке, их заменила бритва. Джаспер вовсю представлял сейчас выражение лица цирюльника – и, разумеется, в его фантазиях оно было кровожадным: он читал как-то об одном безумном цирюльнике, и тот не упускал случая прирезать кого-то опасной бритвой. Между тем господин Куафюр работал аккуратно, и мальчик ощущал лишь, как его голову скребут, словно острыми когтями.
Он глядел на дядюшку, но тот погрузился в вечерние новости и не обращал внимания на племянника. Кажется, он перечитывал газету уже в десятый раз.
Закончив с затылком, а заодно и висками, господин Куафюр потянул на себя рычаг под спинкой кресла, и оно наклонилось. Джасперу предстал темный потолок.
– Пробор, – сказал цирюльник и принялся копаться в мозгу Джаспера. Так, по крайней мере, тому показалось.
В руках у господина Куафюр появились расческа и ножницы, при этом он то и дело подтачивал пробор бритвой, и мальчик задумался: «Эй! Сколько у него там рук?! Пока я здесь сижу, у него что, выросла третья?»
– Слово «куафюр» – это же прическа на языке всяких стариков, – сказал он. – Моя бабушка часто говорила, что мой куафюр отвратителен. Вас что, зовут «Господин Прическа»? Похоже на вымышленное имя.
– Джаспер! – Доктор Доу даже прервал чтение и наградил племянника возмущенным взглядом.
– А что? Ну странно же…
Господин Куафюр задорно подмигнул мальчику.