…В кабинет вошел высокий грузный человек, представившийся адвокатом Вьюгиным. Синий костюм на нем вот-вот разойдется по швам, такой тесный, подумал Сергей, здороваясь с ним за руку.
И как раз в эту минуту в кабинет впорхнула, иначе и не скажешь, Рожкова! Положила перед ним блюдце с розовыми зефирками, послала ему воздушный поцелуй и исчезла. Брови Вьюгина взлетели вверх, он широко улыбнулся, показывая крупные желтоватые зубы.
– Извините, – ошарашенный визитом Люси сказал Сергей, пряча зефир в стол.
– Так что, мы можем приступать? – загремел вежливым низким густым басом адвокат.
– Да, пожалуй.
– Думаю, мне полчаса хватит, чтобы поговорить с моим подзащитным.
Там, где полчаса, там и сорок минут, а то и целый час! Пока адвокат беседовал в соседнем кабинете с Мезенцевым, Сергей снова вышел покурить на лестницу. Он уже и не знал, что думать о Рожковой. Может, у нее не все в порядке с головой? Или она просто дразнит его? Да уж, с такой девушкой точно не соскучишься.
– Привет! – вдруг услышал он и увидел ее, точнее, ее стройные ножки в туфельках, когда она спускалась к нему. Странное дело, он смотрел на ее ноги до тех пор, пока она не приблизилась к нему окончательно. Они словно примагничивали его взгляд.
– Куда-то ты не туда смотришь, – засмеялась она. Это была совершенно другая Рожкова, та, прежняя, влюбленная в него, веселая и милая. – Вроде у меня с чулками все в порядке, не порваны!
Она приподняла юбку и осмотрела ноги. Ее тонкие щиколотки просто сводили его с ума! Все. Что было выше ее бедра, Сергей додумал себе сам. Вот бы раздеть ее и увидеть, какая она вся, целиком! И представив, обмер от счастья – она просто потрясающая!
– Я звонил тебе вчера вечером, хотел пригласить на ужин, но трубку взял какой-то мужик.
– Это Борис, мой брат. Заехал ко мне, привез яблоки с дачи. А ты что подумал? – Она хитро улыбнулась.
– Да так сразу и подумал, что это твой брат Борис. И сколько у тебя таких «братов Борисов»?
– Несколько, – она расхохоталась. – И все привозят одни только яблоки.
– Ну-ну. А что сегодня вечером делаешь?
– Буду печь яблочный пирог. Если хочешь, приходи. У меня неплохо получается.
– Ты уверена, что хочешь этого?
– Почему бы и нет? А что там с Фионовой? Появилось ли что-нибудь новое?
Он рассказал в двух словах, считая, что после того, как много она сделала для него, как помогла в расследовании, имеет право знать.
– Да уж… Действительно, все указывает на него. Но тут, как ты и сам понимаешь, существует только два варианта: либо это он, либо не он. Конечно, проще всего сразу же поверить в то, что это он убил свою приятельницу, но тогда неплохо было бы узнать мотив, а это очень интересно, либо его подставили и он никого не убивал, но что-то знает.
– Знаешь, что меня настораживает? Марина Фионова – женщина не очень красивая, к тому же с трудным характером. И совершенно не сексапильная, ну то есть совсем. Это на мой взгляд, конечно. Вроде бы высокая, стройная, глаза большие, а лицо какое-то вытянутое, и эта челюсть…
– И дальше-то что? При чем здесь челюсть?
– Да при том, что я никак не могу понять, что он в ней нашел. Сам-то он, можешь, кстати, заглянуть ко мне, его сейчас приведут для допроса, интересный мужчина. Красавчик. И знаешь, нежный такой, интеллигентный… Его пассия должна быть под стать ему, во-первых, гораздо моложе, ну и такая тургеневская барышня…
– А ты что, разбираешься в мужской красоте? – она ущипнула его за бок.
– Вот посмотришь на него и сама все поймешь.
– Ты себя считаешь красавчиком? – она снова его ущипнула, больно, но все равно ему было приятно, потому что это делала она.
– Да откуда мне знать! – он поймал ее руку, стиснул, затем поднес к губам и поцеловал. Ее маленькие нежные пальчики пахли ванилью. Зефир!
Она потерлась щекой о его куртку, вздохнула:
– Ладно, Родионов. Мне пора. А ты все-таки подумай, вдруг это не он… Неплохо было бы копнуть его прошлое, узнай все про его личную жизнь. А вдруг он вообще женат, а об этом никто не знает. Это я так, к примеру. Ты же понимаешь, что он практически стопроцентный кандидат на статус убийцы. Убил и ничего не сделал для того, чтобы скрыть улики, чтобы его машина не попала в объектив камеры на дороге, к примеру, и так далее. Он же не дурак, хоть и биолог, наверняка умный мужик. Кто-то мог его крепко подставить.
Сергей вернулся в кабинет, все были в сборе, и он начал допрос.
15
Мы возвращались из Сосновки вместе с Зоей уже под вечер. После бессонной пьяной ночи (спасибо виски!) мы с ней отсыпались до обеда. Потом выпили кофе и пошли помогать Илье собирать упавшие яблоки. Те, что оставались на ветках, он планировал собрать в следующие выходные и уложить в ящики на зиму.
– Может, ты все-таки вернешься в лицей? – совершенно бестактно спросила его Зоя, когда они после работы в саду, разрумянившиеся и уставшие, сели, чтобы перекусить.
– Зоя! – окликнула ее я, делая страшные глаза.
– Ага, особенно сейчас, когда Марина мертва, когда ее убили, да? – вздохнул Илья.
– Да при чем здесь Марина? – теперь уже возмутилась я. – В лицее никто не знает эту историю. Ты же заплатил моей сестре за молчание. Там до сих пор в шоке от твоего ухода. Если хочешь, я могу распустить слух, что ты перенес операцию, а теперь поправился, все в порядке, и ты вернулся. Другое дело, возьмут ли тебя обратно? Там же сейчас исполняет твои обязанности Сизова Анастасия Станиславовна. Заметь, она до сих пор исполняющая обязанности.
– Ты серьезно полагаешь, что меня могут взять обратно? – он сразу оживился, приободрился, его лицо прямо засветилось!
– Да лучше тебя директора и не найти! Позвони Михайловской, Кочергину, договорись о встрече. Действуй, пока Сизова окончательно не заняла твое место.
– А как к этому отнесется сама Настя?
– Да перекрестится! Быть директором такого лицея престижно, конечно, но и очень сложно. Она не обладает твоей харизмой, авторитетом. Ей очень трудно, поверь мне.
Я говорила чистую правду! Словом, мы оставили Илью в глубокой приятной задумчивости и вернулись на моей машине в город.
– Я так и не получила вразумительного ответа, зачем ты потащилась к Илье Петровичу, – сказала я. – Твои байки не убедили меня ни в чем. Ты несла просто какой-то бред!
– Ты дура, что ли, Катька! Да мне стыдно было за тот день, когда я по дурости своей поехала к нему с Мариной, когда она устроила этот скандал. Я не знала, о чем точно будет идти речь. Она сказала только, что у вас с ним конфликт и что надо бы с ним, директором, поговорить. И когда я узнала потом, что он уволился, подумала, конечно, что на самом деле это его уволили. Что Марина разрушила его карьеру, ославила его. А эта мерзкая история с деньгами! Ужас! И чего это она так взъелась на него, я так и не поняла!
– Да дело не в нем, а во мне. Ее целью было рассорить нас с Ильей. Так она наказывала меня за своеволие, за то, что у меня появилась какая-то личная жизнь, мужчина, что я, может, переспала с ним или, не дай бог, еще выйду замуж. Она боялась остаться одна, понимаешь? Боялась, что я брошу ее, променяю на свою собственную семью. Вот этого она не могла допустить.
– Да брось ты! Она же нормальный и адекватный человек! Она любила тебя, я это точно знаю, и хотела, чтобы ты была счастлива.
– Может, и любила, но как?
– Понимаю, она чрезмерно тебя опекала, но просто потому, что боялась, что ты совершишь какие-то ошибки… Она считала тебя, как бы это помягче сказать, инфантиль…
– Шизофреничкой она меня считала, – перебила я ее, заводясь. – Психопаткой. Ты просто не в курсе, сколько раз она возила меня к психиатру. Есть такая дама-психиатр, ее зовут Мира Соломоновна Штейн. Она очень красивая, просто роскошная, молодая между прочим, и прирожденный психиатр. Так вот, сколько раз мы с ней вместо того, чтобы заниматься психиатрией, просто гоняли чаи, курили у нее в кабинете, у нее свой частный кабинет на Набережной…
– Курили? В кабинете?
– Да, вечером, когда у нее уже не было клиентов. И просто болтали о том о сем… Вместо каких-то там сеансов… Она прекрасно понимала, что моя сестра зациклена на моем душевном здоровье, что ей постоянно кажется, что я где-то «не догоняю», что, как ты говоришь, инфантильна, что меня легко обмануть, что я запросто могу влипнуть в какую-нибудь историю и вообще погибнуть! Еще она считала, что у меня провалы в памяти. Вот это меня просто выбешивало!
Представь, как-то вечером она собиралась в театр. Одна. Надела платье нарядное, бусы нацепила. Потом заглядывает в мою комнату, а я только что вымыла голову, сижу за компьютером, играю в свою любимую бродилку с волшебниками и магами. Она смотрит на меня как на идиотку и орет: ты что, мол, еще не собрана? Почему голова мокрая, мы же опаздываем в театр! Но я ничего не знала о театре. Она мне не говорила. И билет у нее был один…
– Постой, кажется, я припоминаю эту историю. Да, она рассказывала, что ты забыла про театр, что у тебя случаются провалы в памяти. Но я подумала тогда, что она преувеличивает. И знаешь почему?
– Интересно.
– Да потому что этого не может быть! Я разговаривала с одной своей знакомой, которая работает в министерстве культуры, она была у тебя на открытом уроке в лицее. Ты бы слышала, Катя, с каким восторгом она рассказывала о тебе, о твоем профессионализме, о том, сколько стихов Пастернака ты тогда читала наизусть, как много рассказывала о его жизни на уроке… И все, кто тогда был на твоем открытом уроке, а там бабы-акулы, зубастые и вредные, были просто в восторге от тебя.
Я помнила этот урок, он на самом деле прошел с успехом, в лицее меня все ходили поздравляли. А одна родительница, уж не знаю, как она узнала об этом уроке, на следующий день принесла в школу большой букет лилий и поблагодарила меня за мои занятия, сказала, что ее сын Паша так увлекся чтением, что перестал играть в компьютерные игры. И что он стал писать стихи, рисовать, словом, я как-то хорошо на него повлияла.