Валя с досадой ударила ногой, обутой в кроссовку, по двери. И ей показалось, что та немного поддалась внутрь. Тогда она взялась за ручку, опустила ее, и дверь распахнулась, просто отъехала к стене…
В лицо сразу пахнуло скипидаром, красками и еще чем-то горьким, жирным. Так всегда пахнет в мастерских.
– Зимин! – крикнула она в темноту. Она помнила, что передняя представляет собой очень длинный, вытянутый коридор, по левую сторону которого находятся двери, ведущие в кухню, жилые комнаты и ванную, а если идти прямо, то окажешься в просторной мастерской, где художник и работает.
Черт! Его дома нет, а дверь открыта! И это в мастерской художника. Где картины стоят, как чугунный мост! Она позвала его еще несколько раз, потом с помощью телефонного фонарика нашла на стене выключатель, щелкнула и зажмурилась от яркого света. Вот он, коридор. Она медленно двинулась в сторону мастерской. Дверь была открыта, и свет из передней высветил несколько цветных пятен в глубине комнаты – это его картины.
Что ж, я здесь, теперь остается только осмотреть все вокруг, чтобы убедиться в том, что с хозяином все в порядке. Потому что, будь Зимин здоровым, он никогда не оставил бы дверь незапертой…
Так рассудила Валентина, включая свет в мастерской. Увидев распростертое тело на полу, она закричала…
Пришла в себя на улице, в темном дворике, который теперь слегка просматривался из-за светящегося окна мастерской. Набрала номер матери, позвонила. Кристина, видать, крепко спала после бутылки красного. Тогда Валя позвонила Ольге Розановой, актрисе, маминой подруге, той самой, к которой еще недавно приревновала. К счастью, та хоть и была в гримерке, но спектакль уже закончился и она могла свободно разговаривать.
– Зимин умер! – сказала она в трубку, после чего начала сбивчиво рассказывать, как оказалась в мастерской. И только после того, как она все это рассказала, испугалась вопроса, который мог последовать после этого. Спрашивается, а зачем она вообще потащилась ночью к художнику?
Но Ольга, к счастью, не спросила. Она сказала: «Еду!»
В ожидании Валя закурила, сидя на какой-то сомнительной скамейке, пахнущей плесенью и сырым деревом. Оранжевым огоньком зажженной сигареты написала в воздухе: мрак!
Актриса прикатила на такси, вышла оттуда вся такая в белом, пахучая, как роза, с распущенными волосами, очень красивая. Обняла Валю.
– Ну пошли, посмотрим, что там с Зиминым… Кстати, а ты как здесь оказалась?
– Его следователь ищет, тот, который занимается расследованием убийства Марины Фионовой.
– А… Поняла, о ком идет речь. Но зачем следователю Зимин?
Они уже прошли в квартиру, и Розанова вошла в мастерскую, увидела распростертого на полу рядом с мольбертом худого бледного человека, похожего на скелет, одетый в джинсы и черный свитер, опустилась перед ним на колени и пощупала его пульс.
– Он жив.
Она вскочила и быстро принялась вызывать «Скорую».
– Улица Антонова, дом 32. Человек без сознания, это известный художник, Валерий Зимин, достояние нашей страны… Думаю, ему стало плохо с сердцем… Да, хорошо, ждем.
– Это вы нарочно так сказали, что он достояние?
– И да и нет. Чтобы не получилось, как с одной моей знакомой, которая вызвала «Скорую» вечером, а машина пришла утром следующего дня. Она чуть не померла…
Она снова присела рядом с художником, взяла его руку в свою.
– Ты держись, Валерочка. Сейчас приедут, и все будет хорошо.
Она даже погладила его по седым растрепанным волосам, провела ладонью по лбу.
– Между прочим, ты спасла гения. Да-да!
– Тетя Оля, а какие дела у моей мамы были с Зиминым?
– Какие еще дела?
– Я случайно услышала ваш разговор… Да и следователь расспрашивал маму, не знакома ли она с Зиминым. Потому что выяснилось, что Зимин общался с Катиной покойной сестрой. Я же чувствую, что они все трое как-то связаны: моя мама, Зимин и Марина. Но Марину убили…
– Это ты у мамы спрашивай. Я в ее дела не лезу.
– Ненавижу вас, взрослых! – вдруг зашипела Валентина и отпрянула от Розановой, бросилась к дверям. – И скажите моей маме, что я не вернусь домой. Запарили своими тайнами, как будто бы я маленькая и бестолковая…
Она вдруг почувствовала необыкновенную легкость во всем теле, как если бы где-то внутри нее образовалась пустота на том месте, где был огромный и тяжелый камень. Да, она сказала, что думает. И вот пусть теперь эти взрослые, которые не замечают ее присутствия, спохватятся и спросят: а где же Валечка? А Валечка домой не вернется.
Она выбежала и побежала вдоль пустой уже в этот ночной час улицы, сама не зная куда. Бежала, пока не утомилась. Она дрожала. Что теперь делать? Куда идти?
Решила переночевать у подружки, Верочки Ерофеевой. Созвонилась с ней, сказала, что ушла из дому. Та обрадовалась, что будет ночевать не одна, потому что родители уехали к кому-то на дачу.
– Ты чему радуешься? Я с мамой поссорилась. И все так запуталось… – говорила она уже в такси. – Может, заехать в супермаркет, купить что-нибудь к чаю?
Подружка ответила, что ничего не нужно.
– Что, от родителей ушла? – спросил водитель, подмигнув ей. – Может, ко мне?
– Чего? – она схватилась уже за ручку двери.
– Я страшный-страшный серый волк. Я в таких вот девочках знаю толк, – он, толстый, мерзкий, с рябым лицом и сальными волосами, загоготал.
– Дурак! – бросила она. – Я такой отзыв тебе напишу, урод, тебя уволят!
– Да я пошутил! У меня у самого две дочери. Просто хочу сказать: нечего шляться по ночам, поняла? От родителей она ушла…
Оказавшись у Верочки, Валя отключила телефон.
– Все, пусть теперь побегает, поищет меня… А то секреты у них у всех от меня…
24
– Вообще-то от этого бывают дети, – сказала я Илье, натягивая на себя одеяло до самого подбородка.
Шампанское отпустило меня, я пришла в себя и теперь хотела только одного – спать.
– Ну, положим, сегодня такого бы не случилось, если ты понимаешь, о чем я…
Какой же он был скромный. Страстный и одновременно скромный. И чудесный. Самый лучший мужчина на земле.
Меня не только шампанское отпустило, но и сестра. Я ни разу за всю ночь о ней не вспоминала. Она перешла в другое измерение, и теперь ее душа, может, и хотела меня найти, схватить за руку и повести за собой, но не видела. Не видела! И ее призрак в Сосновке не появлялся. Все. Она исчезла. И мне бы радоваться, но время от времени глаза мои наполнялись слезами. Сами собой. Или же где-то внутри меня поселилась тоска, причины которой я не осознавала. Или все-таки осознавала?
Очень сложные чувства меня тогда одолевали. И только одно целиком завладело мной, я просто утонула в нем – это мое желание быть с Ильей. В свое время начитавшись любовных романов, я подсмеивалась, подтрунивала в душе над девушками, потерявшими голову от любви и полностью растворившимися в ней. Теперь и я увязала в этом сладком и опасном чувстве, быстро пуская корни в мужчину, напитываясь им и от этого становясь счастливой и невероятно доброй.
– …но если ты не против, то в другой раз мы все сделаем по-другому… – он повернулся ко мне и обнял, прижал к себе. – Я очень хочу детей. А ты?
Где я? И где дети? Почему я никак не могу их себе представить? Какими бы они получились?
– Я тоже хочу детей, – прошептала я и тут же увидела картинку: нас в кровати трое, между мной и Ильей спит, приоткрыв пухлый ротик-вишенку, малыш. Затем моя фантазия показала мне фрагмент нашего будущего: вот дверь спальни открывается и входит девочка лет пяти, в пижамке, прижимая к груди вислоухого смешного плюшевого зайца…
– Ты выйдешь за меня?
Он, казалось бы, с трудом продираясь сквозь болезненный страх быть отвергнутым, задал мне этот вопрос.
И я, дурочка, вместо того чтобы ответить «да», расхохоталась, вскочила с постели, включила свет и потребовала цветов!
– Да не вопрос! – к счастью, он понял, что у меня легкая любовная истерика, поэтому не обиделся, тоже встал и убежал прямо в трусах в сад, откуда вернулся с букетом разноцветных, холодных и влажных роз. Встал на колено и протянул мне цветы. – Катя, выходи за меня!
И вдруг откуда-то в его руке оказалась коробочка с кольцом. Как в кино, подумала я. Откуда у него кольцо? Может, он уже кому-то делал предложение и ему отказали?
И тут я поняла, что это не мои мысли. Что в комнате находится она, моя сестра. И это она вливает, как кипящее масло, мне в уши всю эту гадость, ненависть к Илье.
– Ты подготовился… – тихо произнесла я, зондируя эту тему и надеясь получить правдивый ответ.
– Я купил его сразу после того, как ты первый раз побывала здесь… И если бы не твоя сестра, ты давно, полагаю, надела бы его…
Уф… Я выдохнула. Значит, он еще тогда, когда мы с ним здесь читали стихи, принял решение жениться на мне. Связать со мной свою жизнь. Илья…
– Я говорю: да! – и бросилась обнимать его.
«Дура, просто он твой первый мужчина. Поэтому ты и радуешься. А чему? Вы же практически не знаете друг друга. Должно пройти время, чтобы ты поняла, хочешь ли жить вместе с ним, готова ли обслуживать его, готовить ему еду, стирать и гладить одежду, вымывать весь этот огромный дом, работать в саду…»
Она все-таки здесь, в спальне.
– Мне кажется, что моя сестра еще не отпустила меня, – призналась я, понимая, что этой откровенностью могу напугать Илью.
– Со временем это пройдет, – он, к моему удивлению и радости, совершенно спокойно отнесся к этому бреду. – Она же столько лет была рядом, комментировала каждый твой шаг, каждый поступок…
Где-то в доме проснулся мой телефон и теперь ритмично и глухо надрывался, подзывая меня к себе.
– Я сейчас его тебе принесу, – сказал Илья.
Звонила Кристина. Я даже напугалась. Шел третий час ночи. Даже моя подруга-сова ложилась спать раньше. И уж если она звонит – это не к добру.
– Кристина, что случилось?
Она плакала в трубку и говорила, что Валя пропала. Что ушла из дома, когда она спала. Соседи, живущие в доме напротив, видели, как Валентина садится в такси.