Женщина тряхнула головой.
– И вот новая версия, новая подозреваемая по делу – Зоя! Да-да, Мира, теперь Кристина с Валей считают, что мою сестру убила Зоя, что это она подкинула в мастерскую Кристины нож… Пусть себе думают. Да, забыла рассказать о том, какая я умная! В разговоре со следователем я сделала вид, что не знаю, в какие места наносились удары ножом, типа в спину… Да-да, я еще и хитрая! Мира? Ты здесь?
Женщина поднялась с дивана, подошла к окну. Кабинет все еще оставался пуст.
– Я вам так скажу, Мира. Когда человеку постоянно внушают мысль, что с ним что-то не так, он рано или поздно и сам начинает в это верить. Но со мной этот номер, к счастью, не прошел. Я, повторяю, в полном порядке. И только вам я доверила свою тайну. А вы, как профессионал, как настоящий знаток человеческих душ, психиатр, ведь никому об этом не расскажете?
В дверях послышалось какое-то движение…
– Нет, я никому не расскажу, – услышала она знакомый голос. – Никогда.
– Ма, что ты делаешь?
– Не видишь разве? Прибираюсь.
В холле квартиры Метелей образовалась целая гора мусора, где помимо бумаг, картона и рваных холстов была свалена в кучу женская одежда, грязное постельное белье, предметы туалета – словом, все, что осталось от пребывания в доме Кати.
– И что ты сделаешь, если она придет?
– Валечка, она больше не придет.
– Ты боишься ее?
– Знаешь, милая, иногда я боюсь и себя.
– Ну, тебя я тоже боюсь. Ты веришь, что это она… свою сестру?
– Нет. Она слишком ее любила. Но именно эта любовь и сделала ее несчастной и больной на всю голову.
– Но как же она теперь будет без нас, без Марины?
– Она же замуж собралась за Илью. Не думаю, что она, живя с ним, вспомнит о нас.
– Но если не она, тогда кто же убил Марину?
– Официальная версия, насколько мне известно, Зимин. Он мертв, теперь все можно свалить на него.
– Думаешь, Рожкова остановится в своем расследовании? Она же показывала нам то видео, которое получила с твоей помощью, когда ты установила в мастерской камеру! Там же четко видно, что это Катя подбрасывает в тубус нож…
– Там лица не видно. Да и на ноже кровь животного.
– Может, это не она?
– А я о чем? Конечно, не она. Просто я знаю Катю. После всего, что произошло, вернее, после того, сколько на нее навалилось, после всех этих грандиозных перемен в ее жизни мы с тобой будем напоминать ей о сестре. О том периоде ее жизни, когда ей приходилось прятаться у нас. Вспомни только, как горько она плакала, когда ее сестра в очередной раз пыталась ей внушить, что она больна, что она не помнит, что делала… То внушит ей, будто бы она вместо того, чтобы поехать на работу в свой лицей, отправилась в свою школу, где училась, будучи школьницей, представляешь?
– Как так?
– А вот так. Понимаешь, такие жестокие психологические приемы сильнейшим образом действуют на психику и делают человека, в нашем случае жертву, слабым и уязвимым. Такими людьми легко управлять. Марина тянула из нее деньги, выдумывала разные болезни, требующие дорогостоящих лекарств, внушала ей мысль, что ее, проблемную, никто не возьмет замуж, а потому они, дескать, должны держаться вместе. Она полностью оградила Катю от Ильи, тем самым поставив крест на ее личной жизни. В то время как она сама, не без моей помощи конечно, познакомилась с Зиминым и начала с ним встречаться. А потом в ее жизни появился Мезенцев.
– Мам, ты же любила Катю. Как можно вот так взять и выставить ее на улицу?
– Валя, вся эта история была для меня своеобразным уроком. Ну нельзя так близко подпускать к себе людей. Нельзя постороннему человеку так глубоко проникать в нашу жизнь. Может, ты и не заметила, но она стала копировать меня – и в живописи, и, что самое непозволительное, в жизни. Она стала одеваться в моем стиле, повторять какие-то мои разговорные обороты речи, даже смеяться! Она, потеряв опору в лице своего домашнего тирана, пыталась стать самостоятельной, сильной, а в качестве примера, образца, взяла меня, мою личность. Странно, что ты этого не заметила. А как легко она сдала нас с тобой, заявив следователю об отсутствии у нас алиби на момент убийства?
– Просто она была не в себе… Кстати, а ты сама-то зачем сказала Родионову, что вы с Катей тогда практически весь день были вместе? Только не говори, что ты допустила мысль, что это она убила сестру.
– Честно? Пятьдесят на пятьдесят.
– Хочешь сказать, что как бы заранее простила ее?
– Мне трудно об этом говорить… Не знаю. Это сложно.
– Знаешь, мам, мне иногда кажется, что я тебя совершенно не знаю.
– А ты и не знаешь.
Кристина в длинном фартуке, заляпанном красками, вооружившись резиновыми перчатками, размотала рулон толстых полиэтиленовых пакетов, отделив десять штук, и принялась наполнять их вещами Кати.
«– …а как это лучше сделать?
– Думаю, самый простой способ – это яд.
– Где бы раздобыть такой яд, чтобы она не мучилась, чтобы все произошло в считаные секунды. Все-таки она моя сестра.
– Надо подумать. Поизучать этот вопрос.
– Кристина, мы с тобой потенциальные убийцы или просто много выпили вина?
– Думаю, что и то и другое…»
Кристина отшвырнула от себя мешок. Ну не приснился же ей этот разговор! Она даже помнит, где все это происходило. Вот здесь, на кухне. Была ночь. Валя уже спала у себя наверху, когда к ним приехала Катя. С разбитой губой и ссадиной на подбородке. Она так рыдала, что Валя проснулась, вышла из своей комнаты в пижаме и, свесившись с перил, сонно спросила, мол, что за крики? Кристина знаком отправила ее обратно к себе.
– Что на этот раз, Катюша?
– Я купила просроченное молоко, причем в коробке, а оно свернулось! Наверное, я виновата, я редко когда смотрю на срок хранения. К тому же всегда считала, что, раз молоко в коробке, значит, хранится долго…
– То есть она врезала тебе за молоко? Ты серьезно?
– Кристина-а-а… – заревела Катя уже в голос, как маленькая девочка. – Что со мной не так? Я же нормальный человек. Я уважаемый в лицее преподаватель. Меня дети любя-я-ят…
Слезы уже текли потоками, она едва успевала их подбирать маленькими кулачками.
– Пока ты еще нормальный человек, но если продолжишь жить с этой мегерой, точно свихнешься… Вот, выпей!
Они часто пили вино. Пили как компот. Вино было сладким, вкусным. Оно расслабляло и успокаивало Катю.
– Тебе надо съехать от нее, поняла? И чем раньше, тем лучше.
– Не могу больше так, нет сил… Как я завтра появлюсь с такой губой в лицее?
– Я бы на твоем месте ее убила…
– Легко сказать… – Катя взяла со стола салфетку, промокнула ею мокрое лицо, после чего шумно высморкалась. – Я вообще не понимаю ее! Ведь временами она бывает просто шелковая! Такая милая, обходительная, может приготовить мне мое любимое пюре, пожарит курицу и весь вечер будет подходить ко мне, чтобы обнять…
– Ты бы проанализировала, когда такое случается, может, тебе удалось бы подстроится под нее… Хотя дурацкий совет, не слушай меня…
– А ты думаешь, я не анализировала? Тут все просто: когда все в нашем доме делается по ее правилам, тогда милее и добрее ее нет! Между прочим, это относится и к ее коллегам по работе! Вот почему ей уже мало кто там, в школе, перечит…
– Катя, но она ударила тебя по лицу! По твоему красивому лицу! Думаешь, она не понимала, что делает?
– Может, и я в чем-то виновата… Я не про срок хранения молока, а про то, что мне надо было бы согласиться с тем, что я такая невнимательная и вообще… признаться, что я росомаха… А я просто отмахнулась от нее и сказала, что не стоит поднимать такой шум и устраивать скандал из-за какого-то прокисшего молока. Что ей надо бы нервы поберечь… И вот после этого началось…
Вспоминая подробности своей ссоры с сестрой, Катя дотронулась до кровоточащей губы и принялась энергично выдувать воздух через зубы, как бы остужая ранку.
Кристина только тогда сообразила, что надо бы ей прижечь губу, продезинфицировать. Бросилась к аптечке, достала перекись и вату. Обработав губу, Кристина предложила Кате выпить за здоровье, они снова выпили вина.
Но вот когда, в какой именно момент и в каком контексте возникла тема убийства, она долго не могла вспомнить. Быть может, когда заговорили о мечте? Кажется, в какой-то момент Кристина сказала, что мечтает отправиться в Намибию. Полюбоваться огненно-красными песками Калахари во время сафари, покормить гепардов!
Да, точно! Вот с этого все и началось. «А я хочу, чтобы моей сестры не было». Вот такая была мечта у заплаканной девочки Кати.
«Так давай сделаем так, чтобы ее не было. Я тебе помогу». Кристина, вспомнив фрагменты того ночного и опасного разговора, испытывала сейчас жгучий стыд. Что же это получается? Она сама спровоцировала Катю, а теперь, когда вообще непонятно, кто это сделал (а вдруг это действительно Катя?!), она объявляет ее персоной нон-грата в своем доме и выбрасывает все, что только может ей напоминать о ней! Разве это не подлость? Получается, что они обе нарушили какие-то невидимые границы дружбы, опустившись до предательства и подлости по отношению друг к другу. Катя тем, что призналась Рожковой в отсутствии алиби Кристины на момент убийства. А Кристина тем, что согласилась сотрудничать со следствием, поверив в виновность Кати и установив в своей мастерской видеокамеру. И ведь кто-то проник в ее дом, и пусть даже лица не видно, всем же понятно, что это была Катя! Только у нее были свои ключи и возможность беспрепятственно войти и сунуть нож в тубус…
– Мам, ты чего плачешь-то? – нахмурилась Валя, наблюдая за матерью, застывшей с мешком в руке. Глаза Кристины были полны слез.
Валя допила какао, встала и подошла к матери. Обняла ее.
– Давай все вернем на свои места, а? И напрасно ты считаешь, что она к нам больше не придет. Это же наша Катя. Она придет, вот увидишь! Может, не одна, а с Ильей. Он хороший, добрый и любит ее. Может, он-то как раз и поможет ей прийти окончательно в себя. Она переедет к нему в Сосновку, а квартиру, где так много страдала, продаст ко всем чертям!