— Слава!.. Да здравствует!.. Во веки веков!..
Последние хмельные и ободранные в драке горожане ушли от главных ворот, и там, среди битых черепков, раздавленных фруктов, тряпок и выбитых зубов, на пыльной дороге лежал всеми брошенный Тро.
Было жарко, и в воздухе над телом вились зеленые мухи. А голодные полудикие псы, хоть и осторожно, все же сужали свои круги, повизгивая от предвкушения славного пира.
Ахха сменил резиденцию императоров и жил теперь на другом конце города — не в сумрачном родовом замке, а в белом, словно мел, дворце, который утопал в зелени и имел просторные и светлые залы.
Весь уклад придворной жизни изменился с приходом нового императора.
Четыре сотни покалеченных рабов Ахха оставил — лишь отменил «живой ковер» из потных животов. Худина был удален на кухню. Враги бывшего раба-фаворита ликовали, но и они, чванливые вельможи, не были особенно обласканы. Теперь ценность того или иного придворного определялась его военными заслугами или же, на худой конец, количеством пожертвований на нужды армии.
Ахха не устраивал пышных выходов в тронный зал. Он ежедневно встречался только с Моххадом, ставшим теперь нарвадом империи, с Сейком, поставленным во главе канцелярии, и еще с Заппой — начальником охраны. Видеть остальных Ахха вовсе не хотел, и они целыми днями просиживали в залах первого этажа, надеясь хотя бы случайно увидеть императора и обратиться к нему с какой-нибудь просьбой.
Прислуживали Аххе двое молодых рабов, у которых еще уши не зажили после обрезания. Иногда от скуки Ахха устраивал гладиаторские бои прямо в своем саду или казнил кого-нибудь собственноручно, но это ему скоро надоело.
Нужно было либо срочно готовиться к новому походу, либо жениться и утешаться с молодой женой. Ведь Ахха еще не стар — ему только шестьдесят, и он мог бы порадовать империю наследниками, а то ведь даже дурачок Ое случайно выпал из окна и принцев в государстве не осталось.
Императорский трон был достигнут, но что делать дальше — об этом Ахха раньше как-то не задумывался, Может быть, организовать новый поход, но куда?
Если уж готовить, то в земли, которые простирались за Полем Мертвых.
А почему бы и нет, ведь Ахха — удачливый солдат. Он дошел до океана через земли муюмов — это что-то да значит. А удачливых Железный Отец не карает. Он, наоборот, покровительствует смелым и жестоким. Пусть Поле Мертвых непреодолимо, но за ним, как говорят люди, есть другая, запретная страна.
Как-то раз, через месяц после прибытия в Тротиум, мучаясь от скуки, Ахха вспомнил о двух пленниках.
— Заппа, — позвал император.
Он расположился на третьем этаже, в тенистом саду, устроенном на огромной террасе дворца. Ахха сидел на подушках под деревом, крона которого была усыпана пурпурными цветами. Перед божественным на специальном подносе стояла чаша с охлажденным зе и фруктами.
— Заппа!
Начальник стражи стоял поодаль рядом с двумя телохранителями и тут же подбежал на зов.
— Я слушаю, мой повелитель! — согнулся он в поклоне.
— Заппа, а где наши муюмы? Я, признаться, забыл о них. Смерть дорогого брата так огорчила меня, что я ослаб памятью. Где они и чем занимаются?
— Женщина среди рабынь, а мужчина в башне в старом замке.
— Ты говоришь, в башне? А что он натворил?
— Я полагал, — губы Заппы тронула еле заметная улыбка, — что там он будет целее. Ведь он собственность императора. К тому же он живет в башне не как узник. У него ковры, мягкие подушки, хорошая еда. Мы даже приводили ему женщину.
— Женщину?! Ах, собачьи головы! Ну и придумали! — засмеялся Ахха. — Ну и как?
— Он отказался от нее. Он нам сказал, что пока он от женщин и от зе отказывается.
— Отказывается?! Это интересно. — Ахха, опершись на подставленное плечо раба, встал с подушек и несколько раз обошел дерево, под которым сидел. Похлопал по стволу и, как бы разговаривая сам с собой, добавил:
— Он что, больной, этот Морри?
— Как вы сказали? Прошу простить, но я не расслышал, мой повелитель, — виновато произнес Заппа.
— Я сказал, Морри. Так его зовут, — пояснил Ахха и недовольно пожевал губами. Он подумал, что зря проговорился и показал, что знает имя пленника.
— Да, я думаю, так оно и есть, мой повелитель. Он иногда начинает прыгать, как необъезженный буйвол, размахивает руками, ногами. Потом, когда устанет, садится на пол и отдыхает, закрыв глаза. И долго сидит, как мертвый. И даже, кажется, не дышит. Так что, скорее всего, он больной, мой повелитель.
— Ну хорошо, хорошо. А как чувствует себя пленница?
— О великий! Она прекрасно чувствует себя, только мало улыбается.
Приходится часто менять охрану, так как мои люди просто тают от ее красоты.
Она так держит себя, как будто ей принадлежит полмира. Рабыни хоть и знают, что она тоже собственность императора, такая же, как они, но ухаживают за ней, как за госпожой, а она принимает это как должное.
— Это очень интересно, Заппа. Честно говоря, я во время похода не удосужился посмотреть на нее. А что же в ней необычного?
— У нее большие глаза, и не фиолетовые, как у нас, а, страшно подумать, серого цвета. Волосы напоминают по цвету благородных желтых буйволов, и кожа — как спелый, сладкий плод, а не землистая, как у наших женщин… А ногти у нее… — Голос Заппы звучал все громче, жестикуляция стала отчетливее и резче. — А ногти у нее розовые.
— Да ты какие-то сказки рассказываешь…
— Он говорит правду, — подал голос стоявший неподалеку всегда молчаливый Моххад.
— Ты?! — удивленно вскинул брови Ахха. — Ты тоже видел ее?!
Моххад не ответил на этот вопрос, а лишь пробубнил:
— И еще у наших женщин нос смотрит вниз, а у этой он дерзко задран.
Это и раздражает и нравится… — развел руками Моххад.
«Что ж, если даже этот кремень восхищается пленницей, ее необходимо увидеть», — решил император.
— Заппа, сегодня до ужина доставьте этих пленников в мой дворец.
— Эре! Ну что ты там копаешься? Скоро придут священные посланники, а ты еще не одет.
— Иду-иду, старший жрец! — отозвались из маленькой кладовой величиной со шкаф. Охая и кряхтя, оттуда выбралась хромая старуха и заковыляла к своему хозяину. Она набросила на него серебристый плащ и заколола на плечах специальной металлической застежкой в виде человечка, нечаянно уколов старшего жреца в заплывшее жиром плечо.
— Ой, ведьма! Ты специально это делаешь, да? Со свету меня сжить хочешь, собака облезлая?!
— Штой, не дергайша, а то еще брюхо пропорю! — сердито прошамкала старуха. Она не боялась ругающегося хозяина, поскольку знала его не один десяток лет.
Давным-давно, когда старшим жрецом был мудрый Калла, Эре была молодой, красивой и прислуживала ему в храме. Калла был хотя и мудр, но стар и не интересовался ею. А ведь девушке уже было двадцать лет. И напрасно она строила глазки молодым жрецам, они очень боялись старого Каллу.
Так и бесилась она четыре года, пока в храме не появился новый ученик.
Юношу звали Алкаи, и ему уже исполнилось пятнадцать лет. Престарелым отцом был приведен скромный и смышленый мальчик и отдан в виде штрафа за неуважение, проявленное к служителям храма: бедняга не успел достаточно быстро, по своей дряхлости, сотворить тройное падение ниц перед самим Каллой.
Рассерженный старший жрец потребовал компенсацию за проявленное неуважение. Взять у нищего старика было нечего, он и так жил в меловой пещере недалеко от Тротиума. И ему повелели привести в храм сына.
Мальчик пришелся, что называется, ко двору. Быстро запоминал все культовые мероприятия и последовательность действий в них. Интересовался содержанием старинных свитков и поряд'ком движения небесных светил. Алкаи понравился Калле, и старший жрец самолично взялся за его обучение. Калла полагал, что со временем на него можно будет возложить заботы о храме.
Эре тоже не осталась в долгу. Она давно положила глаз на новичка.
Улучив как-то раз подходящий момент, Эре в темном сумрачном коридоре подкараулила Алкаи и, преодолев его слабое сопротивление, в конце концов добилась чего хотела.
Так у них с тех пор и пошло и благополучно продолжалось, пока любовники не состарились. Алкаи, стройный некогда юноша, превратился в толстого брюзжащего старшего жреца. На нем теперь лежала священная функция докладывать обо всех событиях, больших и маленьких.
Глава 20
В глубоком часовом колодце гулко зашумела вода из перевернувшейся переполненной чаши — это означало, что пора идти в особую комнату. Алкаи, громко сопя, протопал по винтовой лестнице и, тяжело дыша, ввалился в абсолютную темноту. В брюхе у него, как обычно, завибрировало, и зачесались пятки. Все это происходило от страха. Хотя и не первый год, один раз в десять закатов приходил сюда старший жрец, но от зуда в пятках и этого страха, аж до бурчания в кишках, не мог избавиться никак.
Вот опять в нишах появились тусклые холодные огни, которые постепенно наливались силой и принимали отчетливый ультрамариновый оттенок. Постепенно проявлялись контуры, и в двух нишах появились живые изображения людей. Их глаза закрывали серебристые очки, разбрасывавшие яркие искрящиеся блики.
— Мы приветствуем тебя, старший жрец! — раздался голос одного из обитателей ниши. — Что, хороши ли дела в храме, все ли в порядке?
— В порядке, божественные посланцы, — пролепетал Алкаи и поклонился.
— Что нового в достойном Тротиуме с тех пор, как там правит император Ахха?
— Нового? А что нового? Подданные любят его, прославляют. Деньги на содержание храма из казны императора поступают вовремя. Разве что в императорском дворце теперь живет прекрасная пленница. Ее зовут Анупа.
Соглядатаи говорят, что для наших мест это красота невиданная.
— Откуда же взялась эта красавица? — спросил другой божественный посланец. — Ведь женщины империи, даже горянки, имеют некрасивые серые и сумрачные лица.
— Она из дальних мест. С берега океана, божественные. Тамошние густые леса в изобилии были населены сильными и красивыми людьми. Это племена муюмов. Но теперь какое-то поветрие погубило их. Неведомая сила уничтожила всех. Не пожалела даже маленьких детей.