— Ведь это странно, что одна Анупа, как ты ее называешь, выжила из такого многочисленного племени. — Голос звучал из ниоткуда, и губы посланцев не шевелились.
— Она не одна. Мне докладывали, что с ней рядом был какой-то человек с лицом, заросшим волосами.
— С бородой?! Ты говоришь, он был с бородой?! — одновременно воскликнули посланцы, и на их непроницаемых лицах появилось заметное беспокойство.
— О посланники Железного Отца, мне непонятно ваше священное слово «бо-ро-да». Что оно значит? Простите мое невежество. — И Алкаи упал на колени.
— Ну полно, наш младший брат. Скоро ты умрешь и воссоединишься в эфирном облике со всеми нами и узнаешь все, что тебе надлежит узнать. А теперь расскажи нам об этом пленнике подробнее.
— В сущности, я больше ничего не знаю. Знаю только, что этот пленник навлек на себя гнев императора. Великий Ахха соизволил сделать Анупу своей женой и матерью будущего наследника, а лохматый пленник, как мне докладывали, устроил большой скандал и даже пытался — о ужас! — Алкай даже глаза закатил, — напасть на императора. Его обмотали железными колючками и бросили в сырые подвалы старого замка. Теперь его наверняка сделают императорским рабом. Отрежут уши и руки по локоть. Но это лучше, чем быть слепым и работать в шахте. Многие рабы позавидовали бы этому пленнику. Он будет одет и сыт. — Алкаи закончил и ждал, когда его спросят еще о чем-нибудь. Наконец голос из ниоткуда снова зазвучал:
— А скажи, старший жрец, как часто тебе приходилось слышать о людях с заросшим лицом?
— Никогда, божественные.
— И ты не знаешь, откуда взялся этот человек? Как его зовут?
— Я точно не помню, великие посланцы. — Алкаи наморщил лоб и стал вспоминать. — Дотти… Нет, Дорти, нет, не Дорти… Вспомнил! Его зовут Морри! Мне докладывали. Великий Ахха так и сказал: «Иди, Морри, ты ведешь себя строптиво, но я по своей милости оставляю тебе жизнь раба, хотя вполне мог лишить тебя головы». — Алкаи, договаривая, заметил, что ультрамариновые изображения меркнут: посланцы исчезали, не дослушав.
Морис валялся на холодном и сыром полу в подвале, и мысли его, впервые за столько времени, были далеко от этого города и вообще планеты. Впервые он ощутил себя не существом, пытающимся во что бы то ни стало благополучно выбраться из сложившейся ситуации, а пришельцем, чужаком.
Где-то в глубине души Морис чувствовал зарождающийся протест: «Как и кто уничтожил тысячи людей и наши корабли с десантом? Кто сделал нас такими беззубыми? Ведь уничтожены лучшие силы, лучшие!»
Вспомнился Алекс — Алексис Линдер. Симпатяга, умница и хороший друг; нет его, остался лежать он на этой планете.
Тим — румяный, добрый парень — и его теперь нет. А толстый Порк? «Где они, Лист, ответь! Нечего тебе ответить. И ты не имеешь права пускать слюни.
Слишком много ты потерял. Слишком большой счеу тебя, Морис, к неизвестному врагу, злобному и опасному. И если ты умрешь, то кто предъявит этот счетк оплате?! Ты, ты давал в Школе присягу! Ты присягал на верность нации, всему Сообществу! Помни о долге, помни!»
По ногам его бегали здоровенные насекомые, но Морис уже не обращал на них внимания. Он был полностью во власти своих мыслей.
«Помни о долге, Морис! Помни! Пора прекратить дурацкие фокусы. Вел себя как мальчишка. Полез драться с императором. Хорошо еще, что эти обезьяны на месте башку тебе не открутили. Да, Морис! Опять подвела тебя женщина!» Узник со злостью отшвырнул какое-то особенно зловредное насекомое, которое упорно пыталось забраться ему в рот.
Нахальная животина треснулась в темноте о дальнюю стену и затихла.
Морис вздохнул, и в его голове продолжился парад невеселых мыслей: «Вот незадача! Ну конечно, конечно. Влюбчивый очень. Как хладнокровно ведь действовал, и даже талантливо, до появления этой проклятой бабы. Как бабы — так неудача. Эх, добраться бы до тех, кто здесь с нами так шутит!.. Ну да ладно, сочтемся. Все, Морис, никаких теперь глупостей. Выжить… Главное — выжить!.. Любовь побоку. Пускай Анупа сама выбирается как хочет». После того как эта мысль появилась в мозгу, возле сердца у Мориса что-то неприятно зашевелилось. Из темноты возникли такие добрые, красивые, преданные глаза.
Узник как будто почувствовал прикосновение теплых ласковых рук. А на губах появился вкус поцелуя.
— Нет!!! Нет и нет! — заорал Морис и изо всей силы ударил по полу кулаком.
Во все стороны брызнула липкая и вонючая жидкость от раздавленных насекомых.
— Я сказал, нет… — сквозь зубы процедил Морис уже тише, судорожно сглатывая и пытаясь избавиться от спазмов, сдавивших горло. — Все, я успокоился. И когда я выйду отсюда, я стану другим, а точнее, прежним Морисом Листом. Трезвым и рассудительным, хладнокровным и коварным.
Беспощадным к врагам нации.
Вверху что-то зашуршало, и вместе с посыпавшейся на голову узника трухой в темноту подземелья через открывшуюся крышку люка проник тусклый свет угольного фонаря. В проеме показалось несколько лысых рабских голов.
— Выбирайся, голубчик! Пришел твой час вступить в общество избранных!
Вот тебе дорога к счастью! — ехидно прогнусавил какой-то остряк наверху.
Последние его слова утонули в дружном хохоте. Затем оттуда свесилась веревочная лестница и раза два нетерпеливо дернулась, как бы приглашая Мориса последний раз воспользоваться ее услугами.
Сразу несколько сильных, жилистых рук подхватили его, помогая высвободиться из узкой горловины люка. Морис распрямился и потер грязными кулаками глаза. После кромешной тьмы даже тусклый свет угольного фонаря слепил его.
— Куда идти? — спросил он, щурясь.
— Я покажу. — И рослый раб с фонарем в руке пошел первым.
Было душно, и темная кожа на лысом черепе раба блестела, будто смазанная нефтью. Они шли по узким, извилистым, вырубленным в скалистых породах коридорам. Морис чувствовал, что позади него по пятам идут еще человека четыре. От первого раба жутко разило потом. К этому примешивался еще запах хлорки и жареного мяса. Морис вспомнил, что примерно так же пахли трюмы пиратских кораблей, захваченных флотским патрулем, — сочетание запахов кухни и нужника.
Ну вот, наконец и пришли. Остановившись, проводник потянул за висевшую веревочку, и прямо перед Морисом поднялись плотные деревянные жалюзи.
Повернувшись к нему, конвоир глухо скомандовал:
— Вперед!
Морис вошел. В нос ударил запах, как в коридоре, только во много раз сильнее. За спиной мелодично стукнули дощечки-жалюзи, закрывая выход. При красном свете угольных фонарей, висевших на закопченных стенах, Морис осмотрелся.
Вокруг шла какая-то зловещая работа. В сумрачном большом зале повсюду сновали рабы в белых накидках. Они таскали, держа под руки, каких-то окровавленных, обессиленных людей. У многих бедняг ноги безжизненно волочились по замазанному засохшей кровью полу. Время от времени в разных местах зала раздавались леденящие душу, жуткие крики, которые затем резко обрывались.
В воздухе бурым маревом висел зловонный пар, как в бане, и, наверное, это было похоже на предбанник преисподней. Мориса передернуло. Казалось, что громадное нечистоплотное животное дышит ему в лицо. Он не заметил, как с двух сторон к нему подошли два мускулистых раба в белых накидках, крепко подхватили под руки и повели. Морис шел не сопротивляясь, глядя по сторонам широко раскрытыми глазами и морщась при всяком новом крике. Лица его сопровождающих ничего не выражали. Эти люди были на обычной скучной работе.
Наконец они остановились возле странного приспособления — какой-то сложной деревянной конструкции. Морис все более неуютно чувствовал себя в этом помещении. Все явно предрекало ему большие неприятности, и он это чувствовал.
Молчаливые спутники по-прежнему стояли не шелохнувшись. И Морису уже стала понятна причина их заминки. Прямо перед ним двое рабов в белом старательно пыхтели: они неестественно завернули руки своей жертве, засовывая ее головой в адскую машину. Человек упирался как мог, и было видно, что ему туда очень не хочется. Но его голову быстро зажали в специальном устройстве так, что он не мог ею пошевелить. Его руки растянули в стороны и крепко привязали кожаными ремнями.
К торчащей голове спереди подошел человек в большом заляпанном фартуке.
На темнокожем лице его играла белозубая улыбка. В руках улыбающийся человек держал небольшой металлический ковшик. Он улыбался, как добрый повар, который хочет угостить малыша припрятанными для такого случая сладостями.
Вот он нагнулся к нелепо торчащей голове, что-то быстро-быстро сказал на ухо, все время улыбаясь, а затем едва заметным, отработанным движением молниеносно опрокинул на голову несчастного свой ковшик…
Дикий визг разрезал бурый туман зала и смолк. Голова жертвы стала дымиться, а волосы приняли пепельный оттенок. Специальной щеточкой добрый «повар» смел легко вылезшие волосы и сбросил их в сторону, в общую кучу, уже довольно большую.
Обожженная красная голова походила на кусок мяса, а человек в фартуке уже держал в руках острую зубчатую струну. Два мастерских движения, и уши полетели на пол. Взяв струну потолще и сделав еще два движения, он кивнул: можно забирать. Освободив голову, двое рабов взяли бесчувственное тело и унесли. В зажимах остались висеть руки. Не переставая улыбаться, повар отстегнул руки и, положив их отдельно рядом с кучей волос, повернулся к Морису:
— Теперь ваша очередь, прошу!
Морис уже порядком струхнул. До сих пор ему казалось, что он вот-вот пробудится от страшного сна.
«Надо срочно что-то сделать, чтобы оттянуть время, и потребовать встречи с императором. Пообещаю ему какую-нибудь военную техническую новинку — он, кажется, опять собрался на войну. На такое должен клюнуть». В эти короткие мгновения голова Мориса быстро и напряженно работала, предлагая варианты, как хороший компьютер. «Тут главное вырваться, а там заору, пригрожу, что за эту ошибку им срубят головы… Пока эти двое держат за локти — руки завернуть не смогут, а попробуют перехватить за запястья…»