Самым главным является тот факт, что вы, молодой человек, один из нас…
— Что значит один из вас?
— В вашей голове, дорогой друг, имеется специальное устройство. Это устройство вам внедрили, когда вы еще были младенцем. У детей, знаете ли, череп не совсем сформирован, и поэтому проведение такой операции не составляет особого труда.
Одно время мы имели доступ к новорожденным на Земле и таким образом заручились поддержкой большого количества землян, после того как они выросли и стали уважаемыми гражданами. Всех их мы отслеживали на протяжении жизни.
Но не вас. Когда вам минуло полтора года, отражающий сигнал от вашего процессора перестал фиксироваться, и мы сделали вывод, что вас нет в живых.
Такое иногда случается. Но, как я теперь понимаю, это была, скорее всего, травма головы. Вы ничего не знаете о какой-нибудь такой травме в раннем детстве?
— Вы… Вы несколько озадачили меня, доктор… То есть вы утверждаете, что у меня в голове такая же штука, как у ваших роботов? Я что, тоже робот?
— Ну зачем же робот… По всей видимости, вы были причастны к гибели одного из роботов серии «29-G-5». Иначе откуда бы вы знали об «этой штуке», как вы выразились. Это была женщина?..
— Думаю, скрывать не имеет смысла. Да, это была женщина, которая убила нашего командора.
— Это Валевского, что ли?.. Ему было не устоять. Между нами говоря, он даже не стоил, чтобы на него истратили такого хорошего робота. Я давно знал, что он никогда не оправится от потрясения, которое испытал в молодости.
— Честно говоря, доктор, мне становится страшно от того, насколько осведомленного врага Сообщества землян вы собой представляете…
— Информация в наш век — это залог успеха, молодой человек. Так что насчет вашей ранней травмы? Была такая?
— Была. Моя мать мне рассказывала, что приходящая няня уронила меня на пол. Понадобилось даже вмешательство врача. Но вы меня не убедили. Много раз меня обследовали различные медицинские комиссии. Я же военный. У меня есть квалификация пилота. Не думаю, что кто-то посадит за штурвал корабля человека с непонятным предметом в голове.
— Нет ничего удивительного, что у вас раньше ничего не обнаружили.
Процессор не виден с помощью каких-либо медицинских диагностических средств.
Его можно обнаружить только при вскрытии мозга. Но это на Земле, а у нас есть приборы, которые фиксируют наличие четырехмерного процессора и определяют степень поражения связей процессора с мозгом. Я предлагаю вам прямо сейчас определить состояние вашего имплантированного устройства, и это докажет вам мою правоту.
— Но ведь вы можете состряпать любые изображения и показания приборов, чтобы убедить меня.
— Это так. Зато я могу назвать все признаки недомоганий, которые испытывают в подростковом возрасте те, кому в раннем детстве были вживлены процессоры. Это утренние головные боли, после которых приходит тошнота, доводящая иногда до рвоты.
Происходило такое с вами в период с четырнадцати до шестнадцати лет? Ну и потом, ваш двойник — ведь вы же встречались с ним, не так ли? Откуда, думаете, мы взяли вашу внешность, если не из банка генетических данных, в котором мы храним информацию о каждом объекте, перенесшем вживление процессора? Так что давайте-ка приступим, если Вы, конечно, не возражаете.
С этими словами доктор отбросил с колен плед и без видимых усилий поднялся с кресла-каталки. Затем, подойдя к настенному шкафу, он выдвинул ящик и извлек из него некое подобие шлема с множеством различных датчиков и приспособлений. Он положил шлем на стол перед Морисом, а у себя в руках оставил только пульт дистанционного управления.
— Наденьте это. Сейчас мы все расставим по местам. — И Ризен ободряюще улыбнулся.
Морис надел устройство на голову и сразу почувствовал внутри черепа легкую вибрацию. Он немного поморщился. Заметив это, доктор широко осклабился:
— А-а, почувствовали… В следующий раз не будете говорить, что я вас собираюсь обманывать… Итак, одну минуточку. — Ризен что-то рассматривал на пульте и нажимал кнопки. — Вот, отлично! Восемьдесят четыре процента!
Поздравляю. Можете снимать шлем, юноша.
— А что, собственно, восемьдесят четыре процента и с чем вы меня поздравляете, доктор?
— Восемьдесят четыре процента связей процессора с вашим мозгом уцелело, а доминирующим над мозгом человека считается процессор, имеющий не менее шестидесяти процентов неповрежденных связей. Таким образом, я поздравил вас с днем рождения. Тех, у кого показатели менее шестидесяти процентов, мы попросту ликвидируем…
— Что ж, в таком случае я принимаю ваше поздравление, — помолчав, сказал Морис.
— Одно только мне непонятно, — продолжал Ризен, сосредоточенно потирая подбородок длинными узловатыми пальцами. — Если у вас такой высокий показатель готовности процессора, почему наш главный управляющий компьютер не опознал вас позже, когда вы оправились от вашей детской травмы?..
Послушайте, а вы, часом, не увлекались буддизмом, полетами в астрал или еще какими-нибудь новомодными штучками?.. Это, я вам скажу, плохо сказывается на состоянии связей процессора…
Морис молчал, не зная, что ответить, но Ризен по-своему понял его затруднение:
— Хотя о чем я говорю! — Он усмехнулся. — Вы же военный. Офицеры Легиона подобными глупостями не занимаются. Теперь дело за малым, друг мой.
Мы активизируем ваш процессор и снимем всю интересующую нас информацию, а вы после активизации станете нашим преданнейшим другом.
Ризен снова улыбнулся и похлопал Мориса по плечу. Потом, поднявшись с каталки, он принялся расхаживать позади Мориса, вынуждая его вертеть головой.
— Нам не нужны здесь всякие там пассивные. Нам нужны сторонники — активные сторонники. Кто не с нами, тот против нас — не новая мысль, заметьте. Я к чему это говорю, — доктор остановился и пристально посмотрел Морису в глаза, — я говорю это к тому, что активизацию вашего процессора нужно начинать не мешкая. Лаборатория к нашим услугам в любое время… Вы готовы?..
— Я… готов. — И Морис выдавил из себя слабенькую улыбку.
Доктор Ризен шел легкой спортивной походкой, а за ним, погруженный в собственные мысли, следовал Морис. Они шли по бесконечным коридорам, где вдоль металлических стен тянулись толстые пучки кабелей. Перед каждыми дверями и возле каждого лифта, которым им пришлось воспользоваться, стояли охранники. При виде Ризена они вытягивались в струнку.
Наконец все переходы закончились в пластиковом прозрачном колпаке, оказавшемся дезинфекционным предбанником. К Морису и доктору Ризену вышли служащие в стерильных масках и комбинезонах из плотной белой ткани. Они помогли прибывшим надеть такую же одежду и проводили их в большое помещение с мягким светом.
Здесь находилось довольно много людей, сидевших за бесчисленными мониторами. Они что-то все время переключали и переговаривались по устройствам связи. Многообразие разноцветных огней на настенных панелях поражало взор. Через всю длину зала тянулся ряд высоких пирамид с поверхностью, покрытой ребрами охлаждения.
На вершине пирамид находились площадки с гигантскими вентиляторами, которые гнали воздух на пирамиды. Все остальное пространство зала, за исключением проходов для персонала, тоже было занято шкафами, панелями и пучками кабелей и световодов.
Мориса привели к большому кубу — около четырех метров высотой.
Сопровождающие недолго повозились с герметичной металлической дверью, и она медленно открылась. Морис вслед за Ризеном шагнул внутрь. В глаза ему бросилось большое анатомическое кресло, наподобие кресел для пилотов. В изголовье кресла располагался колпак, к которому вело множество проводов от всевозможных устройств и приборов, размещенных вдоль стен бокса.
Совершенно не зная, как все обернется после активизации его процессора, Морис решил бороться всеми известными способами за контроль над собственным мозгом. И главный способ подсказал ему сам Ризен.
— Занимайте место… — Ризен сделал приглашающий жест. В маске, закрывавшей лицо, и белом мешковатом комбинезоне он выглядел одним из сотрудников, сопровождавших Мориса.
Когда Морис расположился в кресле, с него сняли маску и пристегнули на лицо прозрачную полусферу с отходящими от нее гофрированными трубками. Было ясно, что действие будет проводиться под наркозом и надеяться на собственное сознание для контроля за мозгом не приходится. Мориса окатила волна страха, и все тело покрылось испариной. Он надеялся методом глубокой медитации оградить себя от действия процессора, но…
Разные мысли стремительно проносились в его голове, как перед смертью.
В мозгу возникали и тут же отвергались разные варианты действий. Но постепенно напряжение стало покидать Мориса, в голове устанавливался порядок, и он совершенно равнодушно отметил, что наркоз начал действовать.
Полностью поддавшись ситуации, Морис совершенно расслабился и неожиданно необычайно ярко вспомнил один урок, который преподал ему Алекс Линдер. Он постоянно говорил Морису, чтобы тот больше времени уделял лечебной и глубокой медитации. Погружая Мориса в глубокие состояния, недоступные ему из-за небольшой и несистематической практики, Алекс хотел научить друга сохранять контроль над телом и ситуацией путем ухода за границу сна.
«Ты должен дать сну потянуть себя в его сладкие глубины грез, но в последний момент перед засыпанием воспротивься и обойди область сна и стань в стороне от нее. Когда ты встанешь в этом месте, посмотри вниз, и ты увидишь собственное тело. В нем не будет ни капельки жизни, это будет почти труп. Потом, когда ты возвратишься в тело, ты почувствуешь боль, но вскоре восстановишь над ним контроль и заживишь практически любую рану, которую нанесли твоему телу».
Морис действовал, стараясь в точности воспроизвести инструкцию Алекса.
Волны сна сначала раскачивали его на своей поверхности, а потом образовали водоворот и потянули в мягкие темнеющие глубины. Внешне Морис спал глубоким сном, но где-то в его мозгу бодрствовала одна маленькая точка. Через нее Морис осознавал все происходящее с ним как будто с очень большого расстояния.