Вечером 8 ноября в зале пивной «Бюргербраукеллер» на очередной митинг собрались три тысячи человек. Около девяти вечера неожиданно для всех Гитлер картинно с целью привлечения внимания разбил пивную кружку, растолкал сидящих и взобрался на стол. После чего выстрелил из пистолета в потолок и заявил: «Национальная революция началась!» В силовом отношении нацисты опирались на штурмовые отряды Эрнста Рема, которые были сформированы на основе фрайкоров — военизированных формирований из ветеранов войны. Фюрер заявил собравшимся, что военные казармы и здание полиции захвачены, а солдаты и сами полицейские уже присоединились к нему. Правительство объявил низложенным. На самом деле это было не так. Военные и полиция и не думали вставать под флаги со свастикой. Верные правительству войска начали стягиваться к пивной.
Понимая, что дальнейшее промедление приведет к разгону его сторонников, Гитлер утром 9 ноября во главе колонны штурмовиков двинулся на одну из центральных площадей Мюнхена — Мариенплац. Во главе колонны шли приближенные Гитлера, будущие руководители рейха.
В начале шествия полицейские патрули не препятствовали движению колонн. Но когда люди под знаменами партии Гитлера приблизились к штаб-квартире сухопутных войск, которую они хотели отбить у правительства, им преградил дорогу вооруженный отряд полицейских численностью около ста человек. Против них пришли также вооруженные 600 штурмовиков СА. Пролилась кровь. Но власть оказалась более решительна. Гитлера и его сторонников арестовали, он получил пять лет тюрьмы. Именно в тюрьме он написал свою программную книгу «Моя борьба». В ней он сделал главный вывод, что с помощью революции правительства не свергают и надо договариваться с финансовой и промышленной элитой.
Ресторан, к которому подъехали Вальтер и руководство партии «Возрождение порядка», носил название Glöckchen [17]. Соответственно, на вывеске были изображены колокольчики. Во дворе стояло много машин. На входе красовалась бравая охрана. Гостей во главе с Глюксом встретили с подчеркнутым уважением. Большой зал был украшен в истинно немецком стиле. На стенах висели еловые гирлянды, перевитые красными и черными лентами — цвета фашистского флага, — лавровые венки со свастикой внутри. На возвышении стоял длинный стол. Над ним висел большой портрет Адольфа Гитлера и транспарант со словами «Приветствуем партию “Возрождение порядка”». Перпендикулярно президиуму разместились четыре длинных стола. За каждым с двух сторон сидели человек по сорок-пятьдесят. Это все были мужчины солидного возраста, с заметной сединой, хорошо одетые. Они активно общались, видимо, были хорошо знакомы друг с другом. У многих на лацканах виднелись значки со свастикой или буквами W и O. Царила приподнятая, шумная атмосфера, активно подогреваемая пивом в больших кружках и громкой музыкой, преимущественно немецкими маршами.
Появление генерала Скорцени и других членов президиума, в том числе Вальтера, было встречено дружным ревом «Хох!», «Хох!», «Хох!». Многие вскинули руки в нацистском приветствии.
— Поистине замечательный вечер, мои боевые товарищи! Я так рад вас снова видеть, — начал генерал, и его слова встретил шквал аплодисментов. — Нашим врагам никогда не победить нас! Не так ли, штурмбаннфюрер Хильке?
Плотный, почти лысый человек вскочил со своего места и радостно завопил:
— Никогда, мой генерал!
— Я вижу нашего бравого штандартенфюрера Вайсмана, с которым мы с вами сражались плечом к плечу. Ты готов еще повоевать, Франк?
— Яволь, группенфюрер, — тут же заявил крупный красномордый здоровяк. Его слова потонули в радостном реве возбужденной толпы.
— Да, нас еще много осталось в строю. Я приветствую вас на нашей ежегодной встрече. Этим мы показываем нашу верность традициям. Рад сообщить вам, что теперь нас стало еще больше, к нам присоединились наши единомышленники, ведущие тяжелую подпольную борьбу с красной заразой на землях нашей родины. Приветствуем нашего патриота, геноссе Отто. Он так же, как и вы, боевой офицер и не нарушил присяги в этих суровых условиях.
Шум аплодисментов заглушил слова Глюкса. Отовсюду слышались «Браво», «Хох!». Оркестр грянул «Песню Хорста Весселя», официальный гимн НСДАП. Весь зал поднялся и затянул хорошо им известные слова.
— Господа, братья по оружию, сегодня мы снова вместе, но даже когда мы вдали друг от друга, нас объединяет общая идея. И когда Германия снова нас призовет взяться за оружие для ее освобождения, никто из нас не дрогнет. Мало того, мы приведем с собой наших сыновей. Будущих правителей Великого немецкого рейха. Мы, используя достижения наших ученых, обретем былую силу и заставим наших врагов считаться с нашими идеалами. Я верю, что мы еще пройдем стройным маршем почти до края земли. Один народ, одна Германия, один фюрер!
Оркестр заиграл очередной патриотический марш. Возбужденные пожилые мужчины, раскачиваясь из стороны в сторону, нестройно затянули старую песню. Застолье продолжалось за полночь. Поздно вечером Вальтера наконец-то доставили в гостиницу. Он немного напрягся уже, когда забирал у портье ключ от своего номера. У того бегал взгляд и пальцы выбивали нервную дрожь. Такое не свойственно людям этой профессии. Только чрезвычайные события могут вывести их из себя. Он успел сделать лишь пару шагов, как двое в штатском и один в полицейской форме преградили ему дорогу.
— Господин Пауль Риттер, вам придется проехать с нами.
День был нечетный, значит, встреча с китобоями будет только завтра, и Север отправился на рекогносцировку. Вилла располагалась в километре вправо от шоссе на Сан-Антонио, до самого курортного городка было порядка десяти километров. Разведчик сверился с картой, убедился, что это именно то место, что он искал. Отдельно стоящий объект скрыт двухметровым глухим забором, поверху идет колючая проволока. Со всех сторон просматриваемая пампа почти на километр, за ней на небольшой возвышенности лесной массив. Заглянуть во двор можно было только с расстояния и только забравшись на дерево. Ближе можно подобраться лишь в темное время. Север отправился в Сан-Антонио, поселился в гостинице, благо курортный сезон только начинался. Он давно обратил внимание, что в Чили все и везде торгуют. Торгуют — сидя на асфальте или на ящиках. Разложив перед собой нехитрый скарб. Наиболее ценный товар расположен на лотках. Сплошной блошиный рынок. Особо много торговцев было на рыночной площади. Там-то Север и приобрел хороший бинокль. Торговец уверял, что это бинокль с корабля «Адмирал граф Шпее», затопленного немцами в устье Ла-Платы. Потому, мол, и цена такая солидная. Бинокль действительно был хорош, естественно, производство фирмы «Карл Цейс». Заодно прихватил и рыбацкий комбинезон из «чертовой кожи», как на родине называли что-то похожее на брезент. Не будет же он лазать по деревьям и пампе в костюме. Пока не стемнело, вернулся к вилле и стал наблюдать за происходящим на ней с разных точек. Ближе к вечеру распахнулись массивные ворота, и в сторону столицы укатил черный легковой автомобиль. Больше никакого движения не было. Матвей все время ломал голову, прикидывая, как определить, есть ли узник в доме, и как с ним связаться. Диверсантов в спецназе ГРУ готовили на совесть. Навыки никуда не делись. Он дождался, когда ночь окончательно захватит чилийскую землю, и осторожно пробрался поближе к объекту. На его счастье собак здесь не держали, видимо, заботились, естественно, не об арестантах в подземной тюрьме, а о покое крупных персон. Ограда была из толстых досок, плотно, без щелей, подогнанных друг к другу. Он предусмотрительно прихватил с собой горбыль и теперь, прислонив его к забору, смог вскарабкаться и, зацепившись пальцами за край, подтянуться и хорошенько рассмотреть внутреннюю территорию. Вход в строение был только один. Широкое крыльцо, двустворчатая массивная дверь, по обе стороны от нее узкие высокие окна, через которые просматривался холл. Как рассказывал Луис, справа была комната дежурного охранника, который проверял входивших в помещение и контролировал пространство перед воротами. В темное время суток в его обязанности входил регулярный обход вокруг строения. За ним располагалась небольшая кухня, в другом крыле — бильярдная и буфет. В центре находилась широкая лестница вверх, на второй жилой этаж, и вниз, в узилище. С тыльной стороны здания на уровне земли виднелись небольшие зарешеченные окна. Видимо, за одним из них коротал время Барсук. Как узнать за каким? Нелегал бесшумно спрыгнул на землю. Он долго прислушивался, надеясь на какой-нибудь шум из-за решеток. Но слышна была только тихая музыка из окон второго этажа. Видимо, отдыхали охранники и контрразведчики. Конечно, это было популярное танго. От безысходности он стукнул кулаком по забору. Тут его осенило. Матвей нашел небольшой камень и стал отстукивать азбукой Морзе. — • • — • Три буквы QSN, которые по таблице кодов обозначают: «Слышите ли вы меня?» В ответ тишина, он попробовал еще и еще раз, прислушиваясь к возможному ответу или появлению заинтересовавшегося стуком охранника. Он сбился со счета, когда услышал морзянку в ответ. Видимо, стучали чем-то твердым по решетке. Матвей тут же отстучал: «Ваш позывной». Получил ответ: «Барсук». Волна радости охватила разведчика. Место нахождения и личность агента установлены. Уже полдела сделано. «Какое окно». — «Восточное». Молодец Барсук, написал бы правое, и ломай голову: правое с какой стороны, а восточное всегда на востоке. Матвей не стал злоупотреблять и отстучал короткое: «Жди». В ответ поручил «Р», что означало квитанцию на прием сообщения.
Бар «У боцмана и каракатицы» оказался еще той забегаловкой. В зале висел плотный туман табачного дыма и устойчивый запах спиртного. Пьяные докеры и моряки всех мастей создавали неповторимую атмосферу вавилона. Любой трезвый или одинокий вызывал пристальное недоброжелательное внимание. Пока Север шел от двери до стойки, его пару раз пытались схватить за рукав пиджака. Троих нахохлившихся русских моряков он приметил сразу. Трое здоровых бородатых мужиков с неприязнью смотрели на окружающих. Их коробило от грязи, ругани, вони. Видимо, тот, кто выбирал место встречи, ориентировался только по туристической карте, не представляя, что это в реальности. На столе у советских моряков сиротливо стояли три кружки пива и блокнот с тиснением «Китобойная флотилия “Слава”». Такого здесь точно никогда не было. Хорошо, хоть не партбилет Москва выбрала в виде опознавательного знака. Беседовать в таких условиях было нереально.