— Ни разу о них не слышал, — признался Серегил, медленно втирая масло в пальцы Илара: — Но, быть может, они избегают бань.
Илар тихонько фыркнул:
— Даже не беря во внимание эти метки, я сомневаюсь, что кто-то меня там заждался. Я уверен, ты рассказал им о том, какую роль я сыграл в твоем падении?
— В том не было нужды. Вы ведь сразу сбежали… господин. Этот поступок всё сказал сам за себя.
— Ты должен был рассказать, иначе тебя ждали две чаши, или я ошибаюсь? Так что же тогда спасло тебя?
— Мне был объявлен тетсаг, но за меня вступились руиауро, и его заменили изгнанием. Быть может, Вас ждала та же участь. Ведь убийство совершили не Вы.
— Не я, но твой отец и сестра все лето не спускали с меня глаз, и не преминули бы заявить, что это я совратил тебя.
Серегил усилием воли заставил себя оставаться деликатным, массируя сухожилие и затем лодыжку Илара.
— Но Вы, действительно, совратили меня… хозяин, — выдавил он из себя.
— Возможно, поначалу, — ответил Илар, вдруг задумавшись: — Но я уже говорил тебе, что я на самом деле полюбил тебя.
Серегил замер и тяжело выдохнул, его терпение лопнуло:
— И потому ты послал меня в палатку той ночью, прекрасно зная, что должно было случиться? — спросил он, едва сдерживаясь, чтобы не кричать: — Даже если бы я не убил того человека, со мной всё было бы кончено. Ведь именно за это Виресса заплатила тебе, я не прав?
Он оборвал себя и снова стал тщательно растирать масло по пальцам Илара, словно это могло загладить его вспышку.
— Я никогда не хотел, чтобы ты кого-то убивал, — пробормотал Илар, уронивший голову на спинку стула, более расслабленный, чем Серегил когда-либо видел его. — Ну полагал, конечно, что получишь взбучку, не более того.
В это Серегилу верилось с трудом. Поступок был вопиющим нарушением гостеприимства и бросал тень на весь клан.
— Я забрал бы тебя с собой, если бы только мог, — тихо добавил Илар, — и мы были бы счастливы вместе. Если бы не Улан-и-Сатхил, я обязательно стал бы твоим тали.
Серегил мог ответить, что какой бы ни была правда на тот момент, теперь каждый верит в свою собственную её версию: так и Илару, возможно, верится в то, что он только что сказал. Но ведь теперь у каждого за плечами было четыре десятилетия, достаточно времени, чтобы сотни раз прокрутить в голове события того лета. И вспомнит ли теперь каждый из них что-то, помимо того, что ему захотелось запомнить?
Илар вздохнул:
— Ты не веришь мне, да, хаба?
— Разве это так важно, мой господин? — отозвался Серегил, борясь с внезапным желанием усомниться в своей правоте.
Илар вдруг склонился к нему, схватил за ошейник и притянул к себе для жадного поцелуя. Пузырек с маслом снова покатился по полу, окутывая их терпким ароматом роз. Серегил не стал ни сопротивляться, ни отвечать на поцелуй, с удовлетворением отметив легкое разочарование в глазах Илара, не торопившегося отпускать его. Он держался очень прямо, пока Илар, обхватив ладонями его лицо, испытующе вглядывался в его глаза. Через какое-то время тот негромко рассмеялся и, наконец, отпустил Серегила.
— Даже спустя столько лет, и всего, что случилось со мной, ты все еще соблазняешь меня. Можешь считать это комплиментом.
— Полагаю, что так оно и есть. Хозяин.
Серегилу очень нелегко давалась эта ложь, приправленная скрывавшей неприязнь искренностью. Пусть Илар думает, что им движет нечто иное, а не отвращение. Похоже, его игра оказалась вполне правдоподобной. Илар схватил его за руки и притянул к себе, усадив на колени, как будто Серегил все еще оставался тем зеленым юнцом, каким был в то далекое лето.
Серегил заставил себя расслабиться и не сопротивляться, когда Илар принялся жадными руками ощупывать его лицо, плечи, грудь, а затем прижал его к себе и вдохнул аромат его волос.
И на одно короткое предательское мгновение тело Серегила, всё вспомнив, отозвалось на эти объятья.
Но Илар вдруг стряхнул Серегила со своих коленей. Тот приземлился на задницу, а негодяй пнул его своей умащенной маслом ногой, опрокинув Серегила на спину.
— Чёрт! Я как будто обнимаюсь с трупом. Думаешь, таким образом тебе удастся добиться моего расположения?
Илар рявкнул что-то приказным тоном, и тотчас появился один из охранников, что стояли снаружи и подал ему кнут.
Серегил весь сжался на своем коврике, одной рукой угодив в пятно пролитого по ковру масла, а Илар принялся осыпать ударами его согнутую спину и плечи.
— Простите меня, господин! Я не смел и подумать. Вы хотите, чтобы…? "О, прости меня, Алек!" Вы хотите, чтобы я отдался Вам этой ночью?
С ожесточенным смехом Илар выронил кнут и задрал край своей одежды, чтобы Серегил смог увидеть его позор.
— И что бы я стал делать с тобой вот этим?
Серегил не смог сдержать дрожи сострадания: Илару отрезали всё, что было возможно. Между его ногами не было ничего, кроме шрамов.
— О, господин! — все еще не желая прекратить игру, он осторожно положил руку на его бедро, чуть ниже пояса: — Вы были бы не первым евнухом, с которым я имел дело.
Илар отстранился, опустил одежду, и на какой-то краткий миг Серегил поймал легкий проблеск страсти в его глазах. Он явно желал его.
— Вот как? — язвительно усмехнулся Илар: — Какую однако интересную жизнь ты вел все эти годы, оставаясь свободным. А не играешь ли ты и со мной в умную шлюху, а? Ради своего полукровки? Или, быть может, ты планировал хитростью проникнуть в мою кровать и придушить меня там?
Серегил опустился на пятки и открыто встретил взгляд своего мучителя:
— Я дал Вам слово, господин Илар: моя жизнь за его. Пока он жив, я не причиню Вам никакого вреда.
И снова он увидел, как Илар заколебался, что было верным признаком его уязвимости. Но это снова быстро прошло. Илар покачал головой, поправляя свою одежду.
— Не причинишь? Ну что ж, возможно я обдумаю твое столь щедрое предложение, но только не этой ночью.
Он подобрал кнут и пошел к двери.
— Да, и отвечая на твой прошлый вопрос. Господин Ихакобин великодушно согласился помочь мне обосноваться в моём собственном доме, как только его дела увенчаются успехом. Вольноотпущеннику с таким патроном, как у меня, здесь будет житься очень и очень неплохо. Ты будешь моим первым рабом, украшением моего дома. Так что наслаждайся краткими мгновениями, пока ещё можешь видеть своего тали.
Серегил ещё какое-то время оставался стоять на коленях, окутанный удушливым запахом роз. Времени оставалось всё меньше. Он мысленно вознес благодарение Четверке за то, что Илар так много рассказал ему о своих планах. Необходимость играть сломленного послушного раба была для него как кость в горле, но всё, на что он пошёл этим вечером, того стоило. Узнать бы теперь, сколько времени у него в запасе.
Запах масла въелся в руки настолько, что он не смог отмыть его, даже погрузив ладони в бадью с водой. Он преследовал его и ночью, когда он провалился в темный, неотвязный сон.
Дикие белые розы цвели вдоль реки возле лагерной стоянки его отца в то далекое лето. Когда они впервые поцеловались, Илар сорвал для него один цветок. Он тщательно удалил все колючки и заткнул его за ухо Серегила.
— Ты прекрасен.
— Вовсе нет. Ты просто хочешь меня поцеловать ещё раз.
— Ты прекрасен. И я, действительно, этого хочу… — и он поцеловал его снова.
Серегил отдал ему розу, но вместо цветка в руке оказался кинжал, и он вонзил его в прекрасную шею Илара тем же точным ударом, каким убил того хаманца… Но теперь то был молодой хаманец, и он лежал у его ног. Лунный свет окрасил кровь на коже мертвеца и одежде в черный цвет, а его волосы были похожи на снежный ореол.
Илар тоже был здесь, он скрывался в тени, рыдая, и кровь стекала по его обнажённым бедрам… Нет, это был Алек. Они кастрировали Алека! И что-то бледное и страшное возилось в траве, чуть ниже кустов, шелестя мертвой листвою…
Серегил подскочил и уселся, в кромешной тьме, схватившись за щеки. Он плакал. Но о ком?..
И он снова услыхал этот жуткий шелест листьев, ужасно испугавший его, и лишь потом осознал, что кто-то просто скребется в его дверь..
Он подошел к двери и прижался к ней ухом, прошептав:
— Кто там?
Он догадывался, конечно, но вынужден был соблюдать осторожность, чтобы не выдать своего возможного союзника, окажись там Илар, затеявший злые козни.
— Это я, Рания.
Она говорила так тихо, что он едва мог её слышать.
— Что Вам надо?
— Вы и правда найтраннер, как говорят?
— Вы разбудили меня лишь затем, чтобы выяснить это?
— Знает ли скиталец, как убежать из этого дома?
Серегил выжидал, не отвечая.
— Вы можете выйти отсюда? — торопливо прошептала она.
— Как видите, я не могу даже выйти из этой комнаты.
— А если бы могли?
— Быть может. Но тем, кто бежит, лишаются ног. Так сказала мне Зориель.
— Только те, кого удается поймать.
— Что Вы хотите? Чтобы я помог Вам бежать?
— Тссс! — повисла небольшая пауза. — Да! До сих пор у меня не было надежды, но я услышала, как Кенир говорил о Вас с кем-то, хвастая, что ему удалось поставить на колени такого умного человека, как Вы.
— Он так говорил? Сегодня?
— Да. Но ведь Вы на самом деле ненавидите Кенира, не так ли? Быть может, даже столь же сильно, как я?
— О, полагаю, у меня к тому даже больше причин, чем у вас, миледи. Вам известно, как скоро он покинет этот дом?
— Нет, неизвестно. Быть может, через несколько недель. Для него уже готовят дом.
— Вы не видели здесь светловолосого полуфейе? Где-нибудь в мастерской?
— Да, он там. За ним очень бдительно следят.
Она сделала паузу, затем быстро зашептала, ещё понизив голос:
— Кто-то идет! Подумайте над моими словами.
Серегилу не всё удалось расслышать, потому что её шепот заглушили громкие шаги, но когда грохот нескольких пар ног утих и ничего не случилось, он понял, что ей удалось благополучно исчезнуть.