ссиленный разведчик закрыл глаза и впал в полузабытье, разрешив себе наконец немного отдыха.
Поначалу ему показалось, что прошло несколько минут, когда сон резко прервался. Солнечный свет больше не пробивался между каменными обломками, а ночной холод пробрался под одежду от остывших каменных плит. Стало понятно, что остаток дня уже закончился, снаружи спасительный сумрак.
Разведчик прислушался: за каменными стенами по-прежнему раздавались голоса, а вот стук лопат уже затих. Разговор слышался совсем рядом, капитан смог бесшумно подползти к выходу и разобрать речь говорящих. Спорили двое: капрал Шнитке и офицер. Шнитке с визгливыми нотками упрашивал второго:
— Герр офицер, я не лгу. Поверьте мне: там был русский диверсант. Он в пещере, надо копать дальше и достать тело. Тогда вы получите крест, а еще мы сможем решить вопрос с моим карточным долгом. Совсем немного покопать, и орден окажется у вас на груди!
— Нет, Шнитке, меня достало твое вранье. Солдаты не будут больше разгребать этот завал. Иди проспись, чтобы не мерещились русские разведчики и шпионы!
— Я трезв, господин офицер. Охранники ведь тоже видели его! Он там, внутри.
— Отстаньте, вы пьяница, Шнитке, и лгун! — взорвался офицер. — Может, это был медведь или призрак, а может, просто дерево. А вам от страха показалось, что это русские! Мне плевать, что это было. Мои солдаты пойдут в казарму, они трудились весь день из-за вашего глупого вранья. Если желаете, можете ковырять эту гору, сколько вздумается! Но я больше не желаю слушать этот бред.
Голос выкрикнул приказ, после чего загрохотали тяжелые сапоги десятка немецких солдат. Постепенно шаги затихли. На пространстве вокруг каменной гряды установилась звенящая тишина. Стало слышно, как ругается под нос Шнитке. Капрал в ярости сыпал площадной бранью, пинал большие валуны и проклинал всё и вся на свете.
Разведчик понял: пора действовать, наконец выпал шанс исправить ситуацию. Шубин бесшумно выкарабкался из расщелины, камешки осыпа́лись под ногами. Только капрал этого не услышал: он в бессильной ярости стучал саперной лопаткой по огромной горе обломков, что остались после взрыва, и выкрикивал:
— Чертов русский! Идиоты! Предатели! Я докажу вам всем, капралу Шнитке вручат крест, а вы будете завидовать!
За своими причитаниями немец не заметил, как по левой стороне скальной гряды скользнула тень и тут же исчезла за ближайшим деревом. Там, за ветками, Шубин расстегнул армейский ремень и собрал его в тугую петлю. Воспользоваться пистолетом сейчас было нельзя: солдаты под командованием офицера находятся неподалеку, могут услышать выстрелы. Если действовать ножом, то кровь испачкает форму. Именно форма нужна была советскому разведчику; он и не думал тратить силы, чтобы отомстить тому, кто загнал его в каменный мешок заброшенных штолен. Всего лишь решил воспользоваться удобной ситуацией и расправиться со Шнитке без шума и выстрелов. От капрала ему нужна была форма немецкого военнослужащего для маскировки, чтобы больше не опасаться столкновений с патрулем или случайным военным.
Кожаная петля неожиданно оборвала выкрики Шнитке. Он выпучил глаза, схватился руками за ремень на шее, но разведчик рванул со всей силы за концы, так что пухлый капрал рухнул назад. От удара и веса тела хрустнули позвонки на шее, мертвый Шнитке обвис, как тряпичная кукла. Глеб перехватил тяжелое тело и оттащил за дерево. Здесь он быстро переоделся в форму немецкого военного, проверил, на месте ли документы. Потом отволок раздетого мертвеца к расщелине в скале и запихал в несколько приемов еще теплое тело в глубину скалы, подальше от любопытных глаз. Даже если завтра начнут искать пропавшего игрока и пьяницу, то решат, что он сбежал от своих долгов и споров с местными офицерами.
Свою одежду разведчик зарыл под тяжелым камнем, а сверху навалил еще обломков скальной породы. Пора снова выдвигаться в путь, целый день оказался потерян из-за случайной встречи с ленивыми патрульными. Глеб сверился с положением звезд на небе и выбрал другое направление движения. Больше ему можно не скрываться при каждом шорохе за деревьями или в оврагах, теперь получится смело собирать информацию прямо у немцев в тыловой части. Единственное, что нужно делать, — это держаться подальше от Каменки, где расположилась часть Шнитке и знающие его сослуживцы. Поэтому новый капрал Шнитке оправил форму и спокойным размеренным шагом направился в сторону районного центрального поселения — прямиком в поселок Борун.
Глава 4
По расчетам разведчика, от районного центра он находился в паре десятков километров. За три часа можно пройти это расстояние, перед рассветом обойти блокпосты без ненужной проверки документов, а потом уже собирать сведения на улицах поселка — слушать разговоры проживающих там немецких чинов, наблюдать за жизнью оккупантов, высматривать движение техники. На ходу Шубин придумывал, что же может говорить капрал Шнитке, если всё-таки его остановит патруль для проверки документов. Для чего он явился в тыловую часть из Каменевки? От размышлений его оторвал шум воды. Глубокий вдох, и он почувствовал влажный воздух: где-то рядом переливается и журчит бурным потоком лесной ручей. Грудь мгновенно сдавило от жажды. Он привык не замечать ее, но на самом деле уже несколько часов организму не хватало воды: губы стали сухими, как листы бумаги, а во рту язык прилипал к нёбу. Его выход из заброшенной штольни, а потом нападение на Шнитке были такими рискованными, что разведчик и позабыл о важных потребностях организма — воде и еде. Сейчас же капитан решил сделать перерыв; время позволяло передохну́ть, напиться вдоволь воды и привести себя в порядок. Его голова и лицо были покрыты пылью после обвала. В таком виде лучше не являться в Борун: привлечешь ненужное внимание СС или обычного патруля странным, перемазанным грязью лицом.
Он пошел на звук журчащей воды и очень быстро пробрался через густой кустарник к ручью. Разведчик долго прислушивался к звукам между деревьями и не мог решиться шагнуть из-под навеса из веток к воде. У него никак не получалось избавиться от какого-то внутреннего беспокойства, будто натянутая струна звенела в голове. Опытный капитан фронтовой разведки знал, что лучше прислушиваться к таким ощущениям и доверять им. Чутье его никогда не подводило: организм раньше, чем голова, сигнализировал, что рядом опасность. Хотя сейчас он не смог заставить себя уйти из лесной прохлады и отправиться искать другое место. Слишком свежей была вода, а его горло стянула до боли колючая сухость. Безумно хотелось пить, смыть с лица неприятную пыль, поэтому Глеб сделал несколько осторожных шагов к берегу. Снова вслушался: нет, никаких подозрительных звуков. Он наклонился к воде и зачерпнул несколько пригоршней, жадно выпил воду. Потом быстро скинул верх формы, оставшись по пояс голым, и принялся обмывать водой волосы и лицо. Хотя и было холодно до зубной боли, всё же одновременно так приятно очистить кожу от грязи, раз за разом погружать лицо и руки в холодную струю.
Когда он снова наклонился над ручьем, то что-то прошуршало чуть поодаль. Разведчик успел выкинуть вперед руку, попал во что-то мягкое и тут же в затылке почувствовал страшную боль. Перед глазами вспыхнули красные круги, и он рухнул прямо в воду, потеряв сознание.
Очнулся Глеб с пульсирующей болью в затылке, к ней добавилось режущее ощущение в запястьях и на щиколотках. Шубин чуть приоткрыл глаза и не смог сдержать стона от ужаса: его схватили! Он попытался пошевелиться и сразу понял, что руки и ноги оказались прочно связаны грубой веревкой, во рту язык прижимал кляп, который прочно фиксировала на лице полотняная ткань. Капитан еще чуть-чуть вгляделся из-под ресниц, но не стал открывать глаза до конца. Если рядом немецкая охрана, то пускай думают лучше, что он лежит без сознания. Разведчик мысленно проверил свои ощущения: боли в других частях тела нет, кроме головы; это хорошо, значит, ничего не сломано, его не били. Лишь связали надежно и заткнули рот кляпом, чтобы он не мог попытаться снять зубами веревки.
Он лежал в каком-то укрытии наподобие землянки, так как от стен тянуло запахом сырого грунта; не было ни окон, ни щелей, лишь по ногам тянуло свежим воздухом из прохода внутрь; снаружи кто-то двигался, он отчетливо различил шорох травы и тихие голоса. Разведчик попытался пошевелиться, дернул руками и ногами, чтобы проверить узлы на прочность. Стянут он был как следует, а мох вперемешку с сухой травой во рту забивал пространство почти до самого горла. Даже стонать или мычать опасно: можно задохнуться куском сухостоя.
Вдруг кто-то шагнул внутрь пространства, в котором находился Глеб, и он почувствовал кожей, что вошедший близко наклонился к его лицу. Женский высокий голос зашептал:
— Нет, Лиза, не приходит в себя. — Тонкие пальцы коснулись затылка капитана Шубина. — У него шишка огромная на голове и кровь. Ты его ударила слишком сильно.
Вторая девушка снаружи упрямо возразила:
— А что, я должна была немца погладить? Как получилось, так и треснула! Убить его надо было, а не тащить в лагерь. Еще и такого тяжеленного. Зачем мы его сюда волокли?
— Не знаю, пускай командир посмотрит на него. Но там оставлять опасно: вдруг очнется. Или найдут его и искать потом нас будут. Странный какой-то фашист. У него пистолет советский и нож на поясе прицеплен. Одежда не по размеру, а в солдатской книжке, посмотри, фотография ведь не его. Разве похож?
— Да разве разберешь, Катя: темно. Лица́ совсем не видно! Брось ты это, вернутся наши и разберутся с фрицем. Боязно мне, вдруг он не один у ручья был. Может, побежать к девчатам, предупредить, что по лесу фрицы рыщут? — По голосу было слышно, что вторая девушка злилась и беспокоилась сильнее, чем ее напарница.
Шубин замычал. От усилий он почувствовал в голове новый приступ боли. Несмотря на горящий след от удара, пленный не оставил попытки привлечь к себе внимание. Ему теперь было нужно, чтобы девушки убрали кляп и он мог всё им объяснить. Вот только девчата были иного мнения. Добродушная Катерина поначалу кинулась к связанному, но ее остановила вторая девушка: