— Не трогай его! Не подходи! А ты заткнись! — Свои слова она подкрепила пинком в живот, от которого Глеб согнулся пополам. Перед глазами поплыли черные круги, всё тело задергалось.
— Может, ему плохо?! — Катя замерла в полуметре от связанного разведчика.
Он замотал головой через боль, стараясь показать, что необходимо вынуть кляп.
— Тебе что, фашиста жалко?! — Строгая Елизавета потянула девушку за руку назад — ко входу в землянку. — Пускай подыхает, они все должны сдохнуть! Он, может быть, наших ребят убил, а ты его жалеешь!
Катюша даже вскрикнула от ужасной мысли:
— Ты что! Не говори так! Они живы, живы, я верю! И ты верь, Лизонька! Пока мы верим, что они живы, есть силы их искать! А так только и останется, что плакать. Нет, мы сильными должны быть ради наших ребят, как нас товарищ командир учил.
У Елизаветы прорвалась боль, которая пряталась за суровостью:
— Четвертые сутки пошли, как они пропали. Для партизан это означает только одно: фашисты их схватили и казнили! А ты, как глупый ребенок, сама себя обманываешь!
— Я не обманываю, — прошептала в ответ Катюша. Голос у девушки дрожал от сдерживаемых рыданий. — Я знаю, понимаю всё. Мне тоже страшно и ужасно больно, Лиза! А еще знаю, что сдаваться нельзя до последнего, это не по-комсомольски, не по-советски! Сила ведь в том, чтобы не оставлять поисков. Четверо суток — это немного, да и трупов никто не видел, никто не стрелял в ту ночь, ты же сама знаешь. Значит, они живы, в плену или скрываются, потому что что-то пошло́ не так. Может быть, этот немец нам расскажет что-нибудь новое. Вернется Алеся с девчатами и допросит его. Ах, как бы я хотела знать хорошо немецкий язык и сейчас же его расспросить. Что если этот капрал знает, где наши ребята? И мы сможем им помочь…
Елизавета в ответ промолчала, видимо не желая и дальше спорить с подругой. Они затихли на некоторое время, а потом принялись заниматься своими делами. Трещали ветки для костра, тянуло теплом внутрь землянки. Капитан без сил обмяк на полу партизанского укрытия: нет смысла кричать или пытаться привлечь к себе внимание. Девушки приняли его за немца и ждут того, кто сможет допросить пленного.
Проскрипело ведро, прошуршали по ковру из сена мягкие шаги. Тоненькая фигурка скользнула внутрь. Сердобольная Катюша наклонилась над разведчиком и прошептала:
— Не знаю, понимаете меня или нет. Я дам вам попить. Пить, вассер. Но вы должны не кричать и не убегать. Ферштейн?
Девушка, видимо, всё-таки решила вопреки резким словам подруги позаботиться о пленном. Она знала немного немецких слов, но говорить и понимать чужую речь не могла. Слабые пальцы долго возились с тугим узлом, который удерживал кляп. Про себя Катя удивилась:
— Ох, какая Лизка сильная, вот так завязала, распутать не могу.
Наконец концы веревки ослабли, и капитан смог прошептать онемевшим языком:
— Развяжите меня. Я капитан разведки Шубин. Прибыл на немецкую территорию для поиска и установления связи с партизанским отрядом. Форма и документы для прикрытия! Освободите меня — я всё расскажу!
Катюша ахнула и кинулась развязывать веревку на ногах. За ее спиной раздался возмущенный крик Лизы, которая вернулась с ведром, полным воды из ручья:
— Ты что делаешь? Катя, это же фашист!
Девушка обернулась и радостно объяснила:
— Это наш, наш! Разведчик наш. Капитан Шубин. Представляешь, его прислали сюда специально помогать наших ребят разыскивать. Из штаба! Он нам поможет, он найдет их!
Потрясенная Елизавета протиснулась внутрь партизанской землянки:
— Правда, вы правда советский разведчик?
Глеб снова повторил:
— Капитан фронтовой разведки Глеб Шубин. Прибыл для поиска партизанского отряда, установления связи с центром. Я доставил вам рацию. Развяжите меня и поговорим, я всё вам расскажу. Потом доло́жите, что случилось с остальными членами отряда. В штабе нет никаких сведений о вашем местонахождении, численности и выполнении приказа о диверсии в Боруне.
Девушки переглянулись, понимая, что пленный не лжет. Слишком много сведений у него об отряде, ведь ему известно и то, что партизанам была поручена диверсия, и то, что целый отряд исчез, так и не выполнив задания. Девчата кинулись торопливо развязывать путы на ногах и руках капитана. Крепкая и широкоплечая Елизавета вдруг смущенно извинилась:
— Вы простите, я ж не знала, что вы разведчик. Вы ведь в форме, я думала, немец забрел в лес. Вот и кинула в вас ведро.
— Я понимаю. — Шубин хоть и стискивал зубы от боли, пульсирующей в затылке, но зла на девушку не держал. — Молодец, не растерялась. Если бы вы не оказались у ручья, то я не встретился бы с вами. Я направлялся в Борун под прикрытием, чтобы узнать, что произошло с отрядом партизан.
Катюша щебетала, как птичка, обрадованная появлением капитана Шубина, подарившего ей новую надежду найти партизан:
— Это я вас заметила и Лизе сказала, что немец в ручье купается. Она у нас сильная, ведро кинула из кустов прямо в голову так, что вы сразу упали. Я не смогла бы так, побоялась. Вдруг выстрелил бы и шум поднял.
— Так и надо со всей силы бить, чтобы не успел оружие схватить, — назидательно сказала подруга.
Девчата убрали веревку, и теперь разведчик смог встать. Он с трудом поднялся, размял руки и вышел наружу. Здесь в ямке тлел охотничий, едва видимый под еловыми лапами костерок, грелась вода в подвешенном над пламенем котелке.
Елизавета протянула Глебу вещи, которые они забрали у пленного:
— Вот, держите документы, в кармане у вас лежали. Еще нож и пистолет были на поясе.
Глеб опустился на поваленное бревно, от боли всё плыло перед глазами. Она пульсировала в висках и затылке, но ее надо было не замечать и продолжить расспросы.
— Расскажите, что произошло с отрядом? Когда и при каких обстоятельствах пропали партизаны? Что-нибудь удалось узнать у местных жителей? У вас же есть информаторы среди тех, кто живет в Боруне и окрестностях?
Договорить разведчик не успел, вдруг со всех сторон на него нацелились стволы винтовок, щелкнули предохранители. Из-за деревьев показалась фигура в германском обмундировании. Шубин за секунду успел рассмотреть свастику на рукаве и тут же прыгнул вперед на врага, думая лишь об одном, чтобы спасти девчонок.
— Уходите, я их задержу!
Его удар сбил одного из немцев, затем Глеб ринулся ко второму, на ходу перехватывая рукоять финки. Внезапно Катя бросилась ему наперерез:
— Стойте! Нет!
Шубин отшвырнул девушку в сторону:
— Беги! Немцы!
Но Лиза вдруг упала на капитана и повисла на нем, обхватив его сильными руками:
— Это наши! Не надо, уберите нож!
Глеб остановился в полной растерянности. Он с удивлением всмотрелся в фигурки в немецкой форме. Они и правда все были невысокого роста, вооружены охотничьими ружьями и парой мосинок, а не привычными германскими автоматами. Да и сама форма висела мешком, вся в пятнах и грязи, на ногах обмотки, сапоги, даже валенки, подвязанные бечевкой. Немецкие солдаты так не выглядят: в армии вермахта строго следят за опрятным видом любых чинов. Вперед шагнул один из «немцев», вооруженный винтовкой-трехлинейкой. В свете костра капитан Шубин успел рассмотреть тонкие черты женского лица.
— Стоять! На землю! Лечь! Леген! — Женщина в фашистской форме выкрикнула приказ на обоих языках.
Она ткнула стволом почти в лицо Глебу, чтобы подтвердить серьезность своего приказа. Пришлось подчиниться, чтобы не пугать настороженных членов партизанского отряда. Командир, высокая и изящная женщина, принялась расспрашивать Катю, откуда взялся немецкий капрал на территории партизанского лагеря. Та торопливо рассказала о встрече у ручья:
— Это советский разведчик, переоделся в немецкую форму для маскировки. Мы тоже сначала ничего не поняли. С Лизой пошли на ручей за водой, а там он полощется. Лиза ему прямо в голову ведро запустила, и он упал. Мы ему руки и ноги связали веревками и рот заткнули травой, а потом утащили кое-как в лагерь. Думали, вы его сможете допросить. Вдруг знает что про наших. А он мычать начал, я повязку сняла, вдруг помирает. А он по-русски говорит, наш оказался! В помощь прислали товарища разведчика! Он капитан Шубин, он знает, что диверсии не было и что ребята исчезли.
Хотя женщина-командир не разделяла Катиной радости, она вдруг резко приказала:
— Свяжите ему руки и обыщите. Любое оружие забрать. И ремень!
Ошарашенные девчата помедлили и всё же выполнили приказ командира отряда. Глеб не сопротивлялся: позволил себя обыскать, снять тяжелый армейский ремень, снова стянуть руки веревками. Хотя в душе разведчику и было неприятно это недоверие, на месте командира отряда он поступил бы так же. Вот так сразу доверять человеку в немецкой форме опасно: вдруг шпион или диверсант, который хочет сдать остатки отряда эсэсовцам.
Поэтому Глеб спокойно предложил осторожной женщине:
— Давайте поговорим с глазу на глаз.
Она кивнула и повела его за собой в глубину леса, за деревья, откуда пришел отряд. Когда лесная стоянка была в ста метрах за спиной, командир отряда остановилась и молча, с настороженностью уставилась на разведчика. Глеб постарался говорить спокойно: он перечислил подробности запланированной для партизан диверсии, назвал имя командира отряда, упомянул майора Белкина, в деталях пересказал, как переходил границу фронтов и потом уходил от немецкой погони.
Женщина молча слушала, будто выискивала ложь в его словах. Вдруг Глеб вспомнил одну из депеш, что дал прочитать ему майор Белкин, когда рассказывал об обстоятельствах исчезновения отряда.
— Подождите, связистку зовут Алеся Зеленина, позывной «Листва»! — Он вспомнил пометку в конце листка с переданной информацией. — Майор Белкин давал мне прочитать сообщения, которые поступали, пока с отрядом не прервалась связь.
Изящное лицо дрогнуло от набежавшей тени:
— Это я Алеся Зеленина. — Женщина всё еще исподлобья смотрела на разведчика. — А есть другие доказательства, что вы советский разведчик и присланы в помощь?