— Наверное, из-за винокурни — это такой подвал ниже уровня земли. Сделан очень добротно, решетки кругом, чтобы не воровали продукции. Стены выложены кирпичами, окошек нет, оттуда сложно выбраться. Так что, думаю, для немцев это удобно, охраны много не надо. Они ведь знают, с кем имеют дело. Партизаны в нашем отряде очень отчаянные, много было попыток взять нас в плен. Голыми руками сражались против вооруженных автоматчиков и всё равно уходили из немецких лап. Поэтому они сейчас засадили их в этот каменный мешок, чтобы никто не сбежал и подкопа не сделал. Там совсем крошечное помещение; сам виноград заготавливали в огромных чанах снаружи, а потом ставили выбраживать в бочках в этом самом подвале. Подобраться к зданию несложно, там всего десять домов, и они все стоят рядом. А вот как проникнуть внутрь, я не знаю. Винокурня всегда была заперта, старик Лискин за ней присматривал, чтобы не устроили пожара или бардака.
Алеся рассказывала о каждой мелочи, которую получалось вспомнить, о том, как и что устроено в Серогусинке. Лиза молча вела вперед отряд, высматривая острым взглядом людей в немецкой форме или случайного человека в лесу. Капитан внимательно слушал каждое слово женщины, воссоздавая перед глазами картинку — крошечную деревушку с винокурней в самом центре.
Глава 5
Дорога через лесной массив заняла у них почти три часа. То, что они близко к цели, Глеб понял по хлюпающей от сырости почве у него под сапогами. Земля на этом участке леса шла под уклон, было влажно, а деревья стали совсем редкими и чахлыми. Низенькие ивы и осины почти лежали на земле, выстилая своими ветками всё пространство вокруг. Идти становилось всё тяжелее, ноги скользили на влажных переплетениях корней и веток. Лунный свет тускло освещал заросли вокруг, то и дело пропадая за дымкой из черных облаков.
Вдруг Лиза ахнула и шарахнулась назад:
— Белый дед!
Глеб сделал несколько шагов вперед, отодвинув девушку за спину: он разглядел движения белого пятна в темноте. Шубин поспешил туда — рассмотреть, кто это шевелится у тонкой ивы. На дереве почти без движения повис старик: длинные седые волосы его были измазаны кровью из большой раны на лбу; одежда выпачкана в грязи; слепые глаза под белыми пленками катаракты беспомощно смотрели вперед; худые руки елозили по коре ивы, пытаясь нащупать опору.
Глеб подхватил старика под руки и помог встать с земли, где тот почти лежал, не в силах подняться. Даже с поддержкой несчастный не смог устоять на ногах — он с хрипом обвис на руках у разведчика. Капитан скинул шинель капрала и подложил под тело. Корней едва слышно прошамкал беззубым ртом:
— Помогите. Отведите меня назад, домой.
Алеся провела ладошкой по морщинистому лицу, чтобы убрать паутину с кустистых белых бровей:
— Дедушка Корней. Это я, Алеся Зеленина, агроном. Помните меня?
Несчастного слепца уже мучила агония; видимо, он несколько дней бродил по лесу, беспомощный и растерянный, не в силах найти дорогу к дому. Через прорехи рваной рубахи были видны кровоподтеки и синяки: фашисты жестоко избили слепого сторожа и выгнали из собственного дома. Слепой вздрогнул, заслышав родную речь; по лицу потекли мутные слезы:
— Люди, люди русские, помогите. Басурмане на меня напали, били, кричали. Помогите, отведите к дому. Я из Серогусинки, Корней Лискин. Помогите, отведите до дому, незрячий я. Не надо в хоспиталь, помираю я, сил уже совсем нет. Отведите домой, рядом с родными хочу лежать в могилке. С женой моей Агашей, сынком Тишей…
Голос несчастного становился всё тише и тише, а потом перешел в едва слышное сипение. Затем тело слепца содрогнулось в последнем движении и затихло. Алеся Зеленина не смогла сдержать горьких слез:
— Какие они гады! Звери! Даже не дали ему умереть спокойно. Бедный Корней, он не понял, что произошло. — Она подняла бледное лицо к разведчику: — Мы не сможем его отнести в деревню, на местное кладбище? Хотя бы уложить рядом с могилой жены?
Глеб с сожалением ответил отказом: даже последнюю волю умирающего они не могут выполнить. Несчастного старика придется оставить пока здесь: у них нет времени выкапывать ему могилу. Разведчики торопливо закидали труп ветками, чтобы хотя бы лесные звери не обглодали тела. Алеся нацарапала на деревяшке ножом имя старика, сунула ее ему в руку — это пока всё, что она могла сделать для покойного. Рука ее зацепилась за что-то холодное на его груди. Зеленина потянула вверх металлическую цепочку и показала напарникам:
— Это от замков на винокурне. — На шее у старика висела цепь со связкой ключей.
— Забирай их: они пригодятся.
Разведчик настороженно смотрел в черную густоту леса впереди. Он чувствовал всем телом, кожей, что враг совсем близко. Через чащу доносились запахи и отзвуки человеческой жизни: тепло костра, табачный аромат, громыхание металлических котелков.
Глеб покосился на дрожащую от холода Елизавету. Ее одежда, которая промокла в бочке, теперь превратилась в сырой кокон, вызывала озноб. Он приказал девушке:
— Надевай шинель, остаешься здесь на карауле. Любой звук, опасность, человек — не жди, подавай условный сигнал, а потом уходи.
— Я совой кричать умею! — обрадовалась Елизавета. — Сразу поймете, что это я! Три раза закричу: два коротко, а один длинно!
— Понял, так и договоримся, — кивнул Шубин. Он повернулся к Алесе: — Обходим деревню по периметру: я по левому флангу иду, ты — по правому. Двигаемся ползком; когда подойдем ближе к домам, надо рассмотреть, где стоит охрана, вооружение, сколько человек. Даже если увидишь своих из отряда, не подавай никаких знаков. Слишком опасно сейчас поднимать шум, пытаться их освободить. — Его мучили сомнения, смогут ли девушки сдержать эмоции при виде родных людей в германском плену. — Оружие лучше оставить здесь, против десятка фрицев винтовки маловато, а ползти она помешает.
Зеленина, соглашаясь, кивнула; в темноте Глеб не видел ее лица, но по скупым движениям понял, как напряжена женщина. Они совсем рядом со смертельной опасностью; эта вылазка может закончиться пленом и пытками, если хотя бы одним шорохом или звуком они выдадут свое присутствие прямо под носом у немцев.
Капитан проверил все карманы, вытряхнул личные вещи мертвого капрала; скинул даже фуражку, оставив себе лишь финку на поясе.
— Идем, за час должны осмотреть всю деревню и вернуться, — по дороге объяснял он Алесе план действий. — После обхода возвращаемся на исходную позицию и решаем, как действовать дальше. Не торопись: сейчас главное понять, где держат партизан. Сколько охраны наблюдает за ними. Если покажется, что что-то идет не по плану, не дергайся, не убегай. Медленно отступай на исходную. — Он помедлил и продолжил объяснять испуганным женщинам: — Если кого-то захватит противник, остальные отступают. Силы неравны, помощи оказать не сможем. Тот, кто остался на свободе, возвращается в лагерь и докладывает о завершении операции. Приказ ясен?
— Да, — ответили два голоса: дрожащий голос Лизы и тихий Алеси.
— Выполняем.
Каждый занял свою позицию: Шубин с Зелениной начали осторожно пробираться к немецкой позиции на винокурне; настороженная Лиза осталась на карауле. Уже через десять метров Глеб кивнул на маленькие огоньки — точки от солдатских самокруток.
— Трое по центру. — Он указал направление через кусты: — Ступай вокруг вкруг. Медленно, не торопись.
Опытный разведчик пошел первым первым. Лег на землю и осторожно заскользил вперед, нащупывая и пригибая каждую ветку, чтобы не выдать шумом своих движений. Алеся по его примеру легла на землю и двинулась в противоположном направлении. Через несколько метров Глеб остановился, чуть отвел в стороны прутья кустиков. В темноте можно было рассмотреть одинокую фигуру караульного, который лениво развалился у входа в низкую постройку. Лестница уходила в землю, а крошечные зарешеченные окошки торчали узкими щелями у самых ног немцев. Оттуда просунулась чья-то рука, хриплый голос позвал:
— Битте, вассер. Битте. Кранке!
В ответ постовой ткнул прикладом автомата в сторону просящего:
— Still[4]!
Шубин замер на месте, вслушиваясь в звуки, исходившие из подземного помещения. Хотя оттуда больше не звучали просьбы, стало слышно, как стонет раненый, а тихий голос утешает его:
— Терпи, Адрон, терпи.
После этого разведчик уверился, что пленные партизаны находятся внутри винокурни. Он пополз вперед, считая количество личного состава из охраны. Еще два солдата, видимо отдыхающие после дежурства, возились с дровами у крайнего домишки. Из трубы уже валил дымок, обозначая, что в доме есть люди. Шубин подобрался поближе и снова замер в засаде, пытаясь по звукам понять, сколько человек внутри. Одновременно рассматривал остальные избы: что если там тоже солдаты и они просто уже улеглись спать, поэтому трудно определить их количество. Разведчик продолжил путь вдоль еще четырех домишек: в окнах каждого чернела темнота, а из труб не несло дымом, стены поросли сплошной шубой из мха. Через несколько метров что-то зашуршало: это уже прошла свою часть обхода Алеся. Зна́ком разведчик показал: уходим. Они пробрались через заросли, поднялись и бросились бежать к тому месту, где оставалась Елизавета. Девушка при виде них взмахнула руками:
— Сюда: здесь есть укрытие.
Вся разведгруппа разом нырнула в подобие гнезда, которое образовалось из густых крон нескольких деревьев. В полумраке разведчики несколько минут молчали, выравнивая дыхание. За час они обследовали десять домишек, двигались хоть и медленно, но всё же от волнения кровь внутри бурлила. Немецкая охрана была очень близко — рискованно вот так смотреть в лицо своей возможной смерти. Первой не выдержала Елизавета, заерзала на своем месте:
— Ну что? Нашли? В деревне они?
— Там, — с облегчением выдохнул Глеб. — В винокурне. Есть раненые. Они попросили воды у охраны… Алеся, сколько ты насчитала человек немецкой охраны?
— Шесть: двое с автоматами, четверо сидели на крыльце одного из домов.